ощутите боль. Большая часть боли – в нашем разуме, и когда женщина впитывает идею, что акт деторождения чрезвычайно болезнен – когда слышит это от матери, сестер, замужних подруг и своего врача, – она мысленно готовится к ужасным страданиям.
Всего за шесть лет практики я привык видеть женщин, пытавшихся справиться с двойной проблемой: не только с тем фактом, что они беременны и должны готовиться к рождению ребенка, но также с тем фактом – по крайней мере, что большинство из них считало фактом, – что они вошли в долину смертной тени. Многие всерьез пытались привести в порядок дела, чтобы, когда они умрут, их мужья справились без них.
Сейчас не время и не место для лекции по акушерству, но вам следует знать, что задолго до «тех дней» роды в западных странах действительно были чрезвычайно опасным процессом. Начавшаяся вместе с веком революция в медицинских процедурах значительно снизила эту опасность, однако по неведомой причине до нелепого мало врачей удосуживались сообщить об этом будущим матерям. Но в свете всего этого следует ли удивляться, что большинство родильных палат напоминали палату номер девять в Бельвю? Вот эти несчастные женщины, чей срок наконец подошел, переживают событие, которое, по причине почти викторианских благоприличий, им описывали самым туманным образом; вот эти женщины, чувствующие, что двигатель рождения наконец работает на полную мощь. Их захлестывали изумление и благоговение – которые они тут же интерпретировали как невыносимую боль, и большинство делало вывод, что вскоре скончается в ужасных мучениях.
Читая литературу о беременности, я узнал о принципе тихих родов и идее метода дыхания. Крики расходуют энергию, которую лучше употребить на выталкивание ребенка; они приводят к перенасыщению легких кислородом, а перенасыщение кислородом запускает в организме аварийную цепь: надпочечники раскочегариваются, потоотделение и пульс растут. Все это излишне. Предполагалось, что метод дыхания поможет матери сосредоточиться непосредственно на работе и справиться с болью посредством ресурсов собственного тела.
В то время его широко применяли в Индии и Африке; в Америке им пользовались шошоны, кайова и микмаки; эскимосы знали его всегда – но, как несложно догадаться, большинство западных докторов им не интересовалось. Осенью тысяча девятьсот тридцать первого один из моих коллег – образованный человек – вернул мне машинописный экземпляр моей брошюры по беременности, в котором весь раздел, посвященный методу дыхания, был перечеркнут красным. На полях он написал, что если бы хотел узнать про «негритянские суеверия», то купил бы в газетном киоске выпуск «Странных историй».
Я не последовал его совету и не убрал раздел из брошюры, однако результаты применения этого метода были спорными, иначе и не скажешь. Некоторые женщины чрезвычайно успешно применяли его. Другие вроде бы схватывали идею в теории, но полностью утрачивали самоконтроль, когда схватки становились долгими и сильными. В большинстве таких случаев, как я обнаружил, идею извратили и ниспровергли доброжелатели, друзья и родственники, которые никогда не слышали о подобном методе, а потому не верили в него.
Принцип метода заключался в том, что, хотя у всех родов есть свои особенности, в целом они очень схожи. Роды делятся на четыре стадии: схватки, потуги, изгнание плода и выход последа. Схватки представляют собой полное напряжение мышц брюшной и тазовой области; у будущих матерей они зачастую начинаются на шестом месяце беременности. Многие женщины, беременные впервые, ожидают чего-то неприятного, вроде кишечных колик, но мне говорили, что это намного более четкое, сильное физическое ощущение, которое может перейти в боль, как судорога. Чувствуя приближение схватки, женщина, практиковавшая метод дыхания, начинала делать короткие, размеренные вдохи и выдохи. Каждый выдох сопровождался фырканьем, словно она играла на трубе в манере Диззи Гиллеспи.
Во время потуг, когда схватки становились болезненнее и происходили каждые пятнадцать минут, женщина переключалась на долгие вдохи, перемежавшиеся долгими выдохами, – так дышит марафонец, приступая к финишному рывку. Чем сильнее схватка, тем дольше вдох-выдох. В своей брошюре я назвал эту стадию «катанием на волнах».
Последнюю стадию, о которой нам следует знать, я окрестил «паровозом», и последователи Ламаза сейчас нередко называют ее стадией «чу-чу». Завершение родов часто сопровождается болями, которые обычно описывают как глубокие и ровные. К ним присоединяется необоримое стремление тужиться… выталкивать ребенка. В этой точке, джентльмены, чудесный, жутковатый двигатель достигает максимальных оборотов. Шейка матки наконец раскрылась. Ребенок начал свое недолгое путешествие по родовому каналу, и, заглянув матери между ног, вы сможете увидеть младенческий родничок, пульсирующий в нескольких дюймах от свободы. Роженица, практикующая метод дыхания, начинает делать короткие, резкие вдохи и выдохи, не заполняя легкие, не перенасыщая их кислородом, но практически испуская полностью контролируемое пыхтение. Такой звук издают дети, изображая паровоз.
Все это оказывает благотворный эффект на организм матери: уровень кислорода остается высоким, но не критичным, а сама она пребывает в сознании и готовности, может задавать вопросы и отвечать на них, может выслушивать инструкции. Но, разумеется, еще большее значение имело ментальное воздействие метода дыхания. Мать чувствовала, что активно участвует в рождении своего ребенка, что в некотором смысле направляет процесс. Она была над процессом – и над болью.
Сами понимаете, все это целиком и полностью зависело от эмоционального состояния пациента. Метод дыхания был чрезвычайно уязвимым, чрезвычайно нежным, и свои многочисленные неудачи я объясняю следующим образом: пациента может убедить лечащий врач – и могут разубедить родственники, в ужасе воздевшие руки при упоминании столь варварской практики.
По крайней мере, с этой точки зрения мисс Стэнсфилд была идеальной пациенткой. У нее не было ни друзей, ни родственников, которые могли бы подорвать ее веру в метод дыхания после того, как она в него поверила (хотя, по правде говоря, я сомневаюсь, что кому-то хоть раз удалось разубедить ее хоть в чем-то, если она приняла собственное решение на этот счет). А она действительно поверила.
– Это немного похоже на самогипноз, верно? – спросила она меня, когда мы обсуждали метод впервые.
– Именно! – с радостью согласился я. – Но вы не должны считать этот метод фокусом или думать, что он перестанет работать, как только дело примет серьезный оборот.
– Я вовсе так не думаю. Я вам очень благодарна. Я буду прилежно упражняться, доктор Маккэррон.
Именно для таких женщин и был придуман метод дыхания, и, пообещав упражняться, она сказала чистую правду. Я не видел ни одного человека, который ухватился бы за эту идею с таким энтузиазмом… но, само собой, метод дыхания идеально подходил для ее характера. В этом мире есть миллионы покладистых мужчин и женщин – и среди них встречаются очень хорошие люди. Но есть и другие, чьи руки жаждут взяться за рукоятку газа собственной жизни, – и мисс Стэнсфилд была из них.
Сказав, что она полностью овладела методом дыхания, я не погрешу против истины… и, думаю, ее последний день в универмаге, где она продавала духи и косметику, это доказывает.
Ее плодотворной работе пришел конец в последние дни августа. Мисс Стэнсфилд была стройной женщиной в хорошей физической форме, и это был ее первый ребенок. Любой врач скажет, что в таких случаях зачастую ничего «не заметно» на протяжении пяти, возможно, даже шести месяцев… а потом внезапно становится заметно все.
Первого сентября она пришла на ежемесячный осмотр и с грустной усмешкой сообщила, что нашла новое применение метода дыхания.
– Какое же? – спросил я.
– Это лучше, чем считать до десяти, когда безумно зол на кого-то, – ответила она. Ее карие глаза так и сверкали. – Хотя люди смотрят на тебя как на психа, когда начинаешь пыхтеть и дуть.
Она с готовностью поведала мне всю историю. В прошлый понедельник она, как обычно, пришла на работу, и, полагаю, то любопытное внезапное превращение стройной молодой женщины в откровенно беременную молодую женщину – а это превращение действительно может быть внезапным, как наступление темноты в тропиках, – случилось за выходные. А может, ее начальница наконец сочла свои подозрения обоснованными.
– В обеденный перерыв жду вас в своем кабинете, – холодно произнесла эта женщина, миссис Келли. Прежде она вела себя с мисс Стэнсфилд весьма дружелюбно. Показывала фотографии двух своих детей-старшеклассников, однажды обменялась с ней рецептами. Миссис Келли постоянно спрашивала, не встретила ли она «милого юношу». Теперь от доброты и дружелюбия не осталось и следа. И, как сказала мне мисс Стэнсфилд, входя в кабинет миссис Келли, она знала, чего ожидать.
– У вас проблемы, – коротко сообщила эта прежде дружелюбная дама.
– Да, – ответила мисс Стэнсфилд. – Некоторые люди так это называют.
Щеки миссис Келли приобрели цвет старого кирпича.
– Не надо со мной умничать, девушка, – сказала она. – Судя по вашему животу, вы уже достаточно поумничали.
Мысленно я видел их обеих – мисс Стэнсфилд, не отрывающую карих глаз от миссис Келли, полностью сосредоточенную, не желающую отводить взгляд, или плакать, или как-то еще проявлять свой стыд. Полагаю, она намного лучше представляла свои проблемы, нежели ее начальница с двумя почти взрослыми детьми и уважаемым мужем, который владел собственной парикмахерской и голосовал за республиканцев.
– Должна сказать, вы на удивление не стыдитесь того, как обманули меня! – горько воскликнула миссис Келли.
– Я вас не обманывала. До сегодняшнего дня никто не упоминал мою беременность. – Мисс Стэнсфилд почти с любопытством оглядела миссис Келли. – Как вы можете утверждать, что я вас обманула?
– Я привела вас домой! – возопила миссис Келли. – Я пригласила вас на ужин… с моими