Монтескьё, Конт и Спенсер о социальной морфологии
Дюркгейм указал на своих предшественников в докторской диссертации 1892 года, где он пишет о вкладе Монтескьё в социологию. Дюркгейм рассматривает L’esprit des lois (Дух законов, 1748) как начало науки об обществе. Эта работа не представляет историю в качестве галереи деяний великих личностей, а следует фундаментальному научному методу поиска общих закономерностей. Индивидуальные примеры бесконечны, и о них мало что можно сказать. Но их можно свести к ограниченному числу типажей, которые можно сравнивать для понимания причин событий. Заслуга Монтескьё состоит еще и в том, что он первым осознал, что общество важнее государства. Обычно Монтескьё рассматривают как политического философа, первым провозгласившего идею о разделении властей, которая должна предотвратить злоупотребление властью и являющуюся наилучшей для государства. Дюркгейм рассматривал эту идею Монтескьё как более общую.
Монтескьё разделял все государства на два вида: старые греческие и римские республики и современные европейские монархии. Последние признавали разделение властей между аристократией, под контролем которой находились суды и муниципалитеты (это класс, из которого происходил сам Монтескьё), центральной властью короля и духовной властью церкви. Дюркгейм считал, что это разделение на специализированные институты было не просто частью политической структуры, характерной для раннего периода развития современной Европы, но частью общей тенденции всех обществ с развитым разделением труда. Таким образом, Дюркгейм приписывал Монтескьё фундаментальные положения своей собственной работы «Разделение труда в обществе», которую он должен был опубликовать годом позже (1893). Древние республики Монтескьё представляют тот тип, который Дюркгейм назвал «механической солидарностью». Это небольшие общества, разбросанные на большой территории. В каждой группе индивид подчинен сообществу. Монтескьё считал, что фундаментальным чувством этого типа общества является стремление к добродетели, подчинение древним священным ритуалам и самопожертвование ради семьи и города. Монархии Монтескьё представляют более современную оконечность континуума, где общества становятся большими, густо заселенными, внутренне социализированными и координированными. Для этих обществ более характерным является чувство чести, которое идентично дюркгеймовскому духу индивидуализма, стремление к самовозвышению13.
Дюркгейм считал, что Монтескьё был на верном пути, рассматривая количество населения как первичную причину существующих различий в социальной структуре и доминирующих культурных идеалах. (В своем анализе проблемы самоубийства Дюркгейм отвергает более известное объяснение различий между разными обществами климатическими условиями и считает его не столь значимым.) Поэтому Монтескьё заслуживает титула родоначальника дюркгеймовской социологии, по крайней мере, в глазах самого Дюркгейма, и у нас нет причин ставить это положение под сомнение.
Огюст Конт был «официальным» основателем социологии. Он сформулировал идею общества как независимой системы, аналогичной биологическому организму, но несводимой к законам биологии. Конт также ввел в социологию динамический элемент, который отсутствовал у Монтескьё. Если Монтескьё сравнивал различные типы обществ, так сказать, горизонтально, то Конт выстраивал их в соответствии с эволюционными стадиями развития. Конт также был первым мыслителем, который занял чисто научную позицию в отношении изучения общества и выведения его законов.
Дюркгейм не принимал идею Конта о том, что он завершил построение социологии и что эту науку можно свести к «закону трех стадий развития». Этот закон предполагал прохождение обществом трех стадий — военной, юридической и индустриальной, которым соответствовали различные типы верований (религия, метафизика и наука) и формы моральных привязанностей (семья, государство, человечество). Дюркгейм считал, что Конт здесь провозглашает чисто утопическую доктрину. Конт только указал путь к построению социологической науки, но работу по ее построению еще только предстоит совершить.
Герберт Спенсер считается последователем Конта, который освободил социологию от его религиозных претензий и придал ей более серьезное содержание. Дюркгейм соглашался с ним: фактически его модель обществ, движущихся от разрозненных сегментов к целостному разделению труда, практически заимствована у Спенсера. Но Спенсер только собирал факты для иллюстрации философского принципа. В самом начале своей системы он провозгласил свой общий принцип, согласно которому все развивается из состояния схожих хаотических частиц к дифференцированной взаимозависимости. Спенсер применял этот принцип к эволюции мира и биологических организмов, а также к человеческим сообществам. Дюркгейм же хотел, чтобы принципы устанавливались в процессе эмпирических сопоставлений и указывали на каузальные условия, вызывающие различные результаты.
У Дюркгейма были и более глубокие возражения против позиции Спенсера. Последнему казалось, что общество сходно с организмом в плане дифференциации его функций, но у него это было только аналогией. Здесь между ними не было расхождений. Но Дюркгейм считал общество психическим единством (сначала он называл это «коллективной совестью», а позже — «коллективными репрезентациями») или потоками идей и эмоций, которые возникают в человеческих взаимодействиях и ограничивают индивидов извне. В этом пункте Спенсер был методологическим индивидуалистом. Он утверждал, что общество не обладает централизованным сознанием (в отличие от организма) и что такое сознание присуще только индивидам. Индивиды следуют своим рациональным интересам и формируют общество за счет договорных обменов друг с другом. В этом отношении Спенсер был типичным для XIX века либералом британского образца. Он рассматривал в качестве наилучшего общество, построенное на индивидуальной свободе и открытом капиталистическом рынке. Ему также казались предпочтительными те общества, которые двигались от низших форм насильственной регуляции к контрактной системе laissez-faire.
В этом смысле система Спенсера казалась Дюркгейму наивной с чисто научной точки зрения и искаженной его политическими предрассудками. Не только в том плане, что у каждой структуры есть свои законы, независимые от решений и мнений индивидов. В еще более фундаментальном смысле индивидуальный выбор не может удерживать общество вместе. Следование интересам рациональных индивидов может привести к войне всех против всех. Спенсер придерживался более благообразных взглядов: он рассматривал современное общество как результат соревнования на рынке, которое исходит из никем не навязываемых контрактов. Но с точки зрения Дюркгейма, общество не может строиться на контактах до тех пор, пока между индивидами не возникнут отношения доверия в отношении контрактов, поскольку в противном случае преимущество всегда будет оставаться на стороне людей, которые обманывают. Договорное общество утилитаристов является мифом и может существовать только на основе преддоговорной солидарности. Дюркгейм пытался показать, как различные формы социальной структуры создают эти неиндивидуалистические моральные чувства.
Одним из орудий его критики стал сравнительно-исторический анализ, проведенный Дюркгеймом в «Разделении труда в обществе». Другим было его исследование самоубийства, основанное на сравнении их статистического уровня в различных группах. Этот материал позволял показать, как интенсивность структуры группы влияла на индивида. Эти данные также показывали, во всяком случае, с точки зрения Дюркгейма, существование надиндивидуальных структур, так как статистические показатели были неизменными для всей группы в течение длительных отрезков времени. Так рождаемость из года в год остается постоянной, хотя она связана с участием различных индивидов. То же самое относится к самоубийствам и другим феноменам. Таким образом, Дюркгейм стал основоположником статистической социологии, хотя она и не обрела стабильности и постоянства до возникновения американских институтов исследовательских опросов в 1940-е годы14.
После смерти Дюркгейма в 1917 году его социология раскололась на два направления. Британские и французские антропологи занялись ее микронаправлением и через одно поколение занесли его в США. Его макросоциология была востребована немедленно. В 1950-х годах его «Самоубийство» было представлено как методический эталон статистической социологии. Наиболее видными поборниками социологии Дюркгейма стали, однако, теоретики функционализма Роберт Мертон и Талкотт Парсонс.
Мертон, Парсонс и функционализм
Роберт Мертон формализировал функциональный метод: на любой социальный институт нужно смотреть с точки зрения того, что он дает в плане сохранения существующего социального порядка. Дюркгейм превратил социологию в двухуровневое исследование, которое показывает, как внешняя сторона наших верований и действий, определяются подлежащей структурной основой. Мертон интерпретировал структурные основания как тенденцию общества к самоподдержанию. Существуют явные функции, то есть результаты, которых люди сознательно пытаются достичь, и латентные функции, которые производятся действием самой социальной системы. Например, коррумпированное политиканство партийной машины (machine politics) американских городов не поддавалась никаким усилиям реформаторов к чистке, поскольку у нее были определенные имплицитные функции с точки зрения обычных людей, которые получали гораздо больше пользы от такой партийной машины, чем от официальной бюрократии, которую поддерживали реформаторы. Тот же самый анализ можно отнести и к любому другому институту — если институт существует, у него должна быть определенная функция, которую должен обнаружить социолог.
В определенный период времени такой тип анализа был очень привлекателен, особенно в 1950-е годы. Он создавал стимулы для социологов к тому, чтобы смотреть на подоплеку событий. Иногда, как, например, в случае мертоновского анализа политической «машины», такой анализ указывает, что официальный взгляд на «социальные проблемы» представляет собой только перспективу одной группы, но при этом остальные участники извлекают пользу из такой ситуации. Но функционалистская терминология не позволяет развить эту идею. Вместо того чтобы признать, что «партийная машина» крупных городов включает в себя борьбу между социальными классами и группами с различными интересами, эта терминология отвлекает внимание от структуры конфликта и переводит разговор на абстрактные суждения о том, что у каждого института есть своя «латентная функция». Разумеется, в этом смысле для всего всегда найдется своя функция. Но разговор о функциях и поддержании социального порядка будет уводить от сути дела, если мы на нем остановимся. Каждая специфическая структура или организация служит не функциям всего общества, так как каждая группа располагает своей версией социального порядка, который она пытается удержать. В этом смысле функционализм Мертона только пытается затемнить ясность картины, предложенной теоретиками конфликта. Н