— Все в порядке. — Джош ответил на вопрос, который так и не был задан.
— Ладно, мы его получим, и что потом? — спросил Фентон.
Внезапно Джош понял, что Льюис перестал играть на гитаре и теперь все смотрят на Роя.
— Как только комикс окажется у нас. — заявил Рой, — мы выясним, что там сказано. Это будет нашим с тобой секретом, Билли. Вы, ребята, не обижайтесь. Затем некоторое время мы будем сидеть тихо и спокойно, будто ничего не случилось, а все это — одно большое недоразумение. Мы выждем время. Месяц, может, год. А потом возьмем то, что нам причитается, и станем очень богатыми. Мы все.
— Ты правда думаешь, они отдадут нам его? — спросил Джеко.
— Нет, не думаю, — ответил Рой. — Поэтому нам и нужно устроить большой кипеш.
— Давно пора, — согласился Льюис.
Он встал, взял гитару за гриф, размахнулся ею, как бейсбольной битой, и ударил о стену. Все пригнулись, когда в разные стороны полетели щепки. Льюис бил снова и снова, пока гитара не разлетелась на куски.
— Мать твою, — проговорил Джеко. — Ты так внезапно. Я чуть коньки от страха не отбросил.
Льюис ухмыльнулся, на лице выступила испарина.
— Давно хотел это сделать. Долбануть, как крутой рокер.
— У меня во рту щепки, — пожаловался Скважина.
— Ты что, сосал мой протез? — спросил Рой.
— Рой прав, — произнес Фентон. — Нам нужна большая встряска. Другого выхода нет.
— Вот и отлично, — сказал Рой. — Скоро мы вам это обеспечим.
— Когда? — спросил Счастливые Кости, вставая. Вид у него был возбужденный. Похоже, он был готов немедленно броситься в бой.
— Скоро, — отозвался Рой.
Рой старался вести себя спокойно, но Джош видел, что после выходки Льюиса он с трудом сдерживает себя. Рой поднял кружку.
— Так выпьем и будем наслаждаться жизнью, потому что совсем скоро, возможно, завтра, или послезавтра, или послепослезавтра, нам придется попрощаться с жизнью!
Все подняли кружки.
42
Следующим вечером я села за руль в сильном нервном возбуждении. Погода ухудшилась, дорогу покрывала толстая корка льда, и поездка до Дитмарша казалась почти непосильной задачей. Я настояла, чтобы Руддик тоже поехал туда. Хотела быть рядом, когда он передаст наркотики. Я не могла снова подвести Фентона, даже из-за снежной бури. Ссутулившись, сидела за рулем и всю дорогу, словно молитву святому Христофору[7], повторяла: «Черт, черт, черт». Я выключила радио, чтобы полностью сосредоточиться и ни на что не отвлекаться.
Дорога была ужасной, и я с трудом удерживала машину на узкой колее между снежными заносами. На обочине я заметила пять автомобилей, брошенных своими владельцами. Некоторые почти полностью занесло снегом, другие были оставлены совсем недавно. Мокрый снег прилипал к лобовому стеклу и замерзал, закрывая обзор. С каждым разом «дворникам» было все труднее работать — иногда они залипали, а затем снова продолжали движение, словно кто-то подталкивал их. Когда вдалеке я увидела стены Дитмарша, то одновременно почувствовала страх и облегчение. Скоро все должно закончиться.
Зайдя внутрь, я сбила снег с ботинок. Ноги стали постепенно согреваться. Выложенный плиткой пол весь был покрыт стаявшим снегом, а воздух, как всегда, пропитан сильным запахом аммиака. Брайен Честер посмотрел на меня из-за своего стола. Я ожидала, что он по привычке начнет шутить по поводу того, как мало народу смогло добраться до работы и как не повезло ребятам, которым придется застрять здесь после смены. Но вместо этого Честер сказал, что Уоллес немедленно хочет меня видеть.
«Господи, — подумала я, — опять».
Неужели Уоллес поймал Руддика?
Я сказала себе: «Разворачивайся, садись в машину и уезжай». Но, помедлив секунду, поняла, что чувство долга действует на меня как сила земного притяжения. Я прошла через металлоискатель. Точка невозврата пройдена.
Стучась в дверь смотрителя, я внутренне приготовилась встретиться с человеком, которого пыталась похоронить. Ожидала увидеть мрачное и мстительное выражение лица. Но Уоллес неожиданно улыбнулся. Он сидел за столом и смотрел на меня так, словно с большим нетерпением ждал моего прихода. Напротив него со спокойным и несколько отстраненным видом сидел незнакомый мужчина. Он выглядел как модель с обложки мужского журнала, и по его внешнему виду я поняла, что он гражданский. Незнакомец был одет в брюки цвета хаки, стильный охотничий жилет со множеством карманов, явно не для охоты предназначенный, и хлопковую рубашку с расстегнутым воротом. Некоторые идиоты любят наряжаться подобным образом для визитов в тюрьму. Уоллес предложил мне сесть на третий стул. Теперь мы с этим модником напоминали учеников, которые ждут в гости президента, а Уоллес — наш директор школы.
— Кали, это Барт Стоун, журналист из «Пресс таймс».
Если бы он назвал этого человека Санта-Клаусом, это вызвало бы у меня меньше удивления. Нас посетил сам Барт Стоун.
Я представляла его иначе. Достаточно крепкий, он скорее походил на военного корреспондента, чем на журналиста городской газеты. У него были светлые волосы, загорелая кожа и немного съехавший набок нос, видимо, сломанный когда-то в драке. После всех его статей мне ужасно хотелось сказать ему какую-нибудь колкость, но вместо этого я неожиданно пожала ему руку.
Затем Уоллес стал расписывать меня Стоуну как примерного сотрудника. Он хотел, чтобы Стоун получил обо мне полное представление и понял, что я — образцовый надзиратель современного исправительного учреждения. Я получила образование в колледже, прошла военную подготовку, умна, хорошо разбираюсь в психологии, в особенностях субкультуры заключенных, целеустремленная и дисциплинированная. Но при этом достаточно гибкая, умею найти выход в экстремальной ситуации, сохраняю хорошую физическую форму и не боюсь даже самых матерых уголовников.
Несколько месяцев назад я непременно растаяла бы от подобной лести, но теперь неподвижно сидела на своем стуле и смотрела на них с абсолютно равнодушным видом.
Свою речь Уоллес закончил заявлением о том, что недавно я была удостоена особой чести и пополнила ряды элитного Отряда быстрого реагирования, став третьей женщиной-надзирательницей в тюрьме, которая может участвовать в подавлении мятежа. Он не упомянул, что этому назначению предшествовала моя жалоба о дискриминации, где упоминалась его фамилия.
Стоун заговорил хриплым голосом любителя курения и музыки в стиле кантри и сообщил, что рад познакомиться со мной.
— Признателен за то, что вы согласились показать мне тюрьму.
Показать тюрьму? Я покосилась на Уоллеса.
— Извините, я немного не в теме. — Я изобразила радость и удивление.
— Я уже несколько недель общаюсь с мистером Стоуном. С тех самых пор, как он написал свою первую статью о нас. Я пытался немного просветить его, рассказать правду о нашей работе, о том, с какими трудностями и опасностями нам приходится сталкиваться. Чтобы получить лучшее представление о нашем учреждении, мистер Стоун попросил устроить ему экскурсию по тюрьме. Но он не хочет, что называется, проторенных дорожек. Ему интересно пройти в тюремные блоки. И я не смог найти более подходящего человека, способного провести эту экскурсию, чем вы, офицер Уильямс. Думаю, это прекрасная возможность для мистера Стоуна познакомиться с вами.
Затем Уоллес несколько минут рассказывал Стоуну обо мне, о нас и о том, что мы делаем. У меня возникло чувство, что он использует меня как приманку, чтобы выяснить, как далеко Стоун намеревается зайти в своих репортажах и каковы его планы относительно меня. Возможно, он считает меня совсем уж никчемной и бесхарактерной.
Уоллес попытался объяснить Стоуну мое смущение:
— Я ничего не говорил офицеру Уильямс о вашем визите. Хочу, чтобы она провела свое обычное дежурство без всякой дополнительной подготовки, а вы будете сопровождать ее во время обхода. Так вы лучше сможете понять принцип работы тюрьмы. — Затем Уоллес обратился ко мне: — Мистер Стоун будет следовать за вами во время обходов, будто он — новый надзиратель на своем первом дежурстве. Постарайтесь вести себя как обычно, будто с вами никого нет. Это позволит мистеру Стоуну увидеть, чем мы занимаемся на самом деле, как работаем с зэками и с какими трудностями сталкиваемся постоянно. — Уоллес пожал плечами с мрачным видом. — К сожалению, ночь сегодня не очень спокойная. Хотите — верьте, хотите — нет, но непогода сильно взбудоражила зэков. Но поскольку мистер Стоун все же приехал к нам, мы подготовились к его визиту и начнем сразу после того, как все камеры будут закрыты. То есть через сорок минут. Я не хочу, чтобы вы лично сталкивались с зэками, мистер Стоун, это необходимая мера предосторожности, но, думаю, вы получите максимально объективное представление о жизни в тюрьме, которое доступно большинству гражданских. Должен, однако, предупредить: ваше присутствие в тюремных блоках может спровоцировать враждебность и грубость со стороны заключенных. Офицеру Уильямс предоставлена полная свобода в оценке безопасности той или иной ситуации, и последнее слово всегда остается за ней.
Стоун счел своим долгом высказаться:
— Так всегда и бывает. Стоит появиться репортеру, как жизнь в тюрьме меняется кардинальным образом.
Ну конечно, мир вращается исключительно вокруг тебя, засранец. Все эти шуточки слишком явно направлены в мой адрес. Естественно, я не сдержалась и попросила смотрителя о возможности переговорить с ним с глазу на глаз. На несколько секунд в комнате повисла неловкая пауза, затем Стоун хлопнул себя по коленям и сказал, что ему нужно наведаться в уборную перед тем, как мы отправимся на экскурсию.
Оставшись наедине со смотрителем, я не знала, что сказать. Как говорить с начальником, которого пытаешься уличить в незаконной деятельности? Но я считала, со мной обошлись несправедливо, и это подтолкнуло меня к действиям.
— Мне не нравится эта идея. По графику у меня сегодня дежурство в «Пузыре». Я не должна делать обход.