Конечно, это был не его голос, и я прекрасно это знал. Но тембр этого голоса и его интонация были настолько знакомы, что я не удержался, чтобы не встать с места, не подойти к двери и не выглянуть в коридор.
Там стоял какой-то полный мужчина. Я никогда его раньше не видел. Это был обычный покупатель.
Он не был похож на Джекоба. Мужчина был уже пожилым, лысым, с густыми усами. Он довольно много жестикулировал, эти жесты не были мне знакомы. Постепенно, пока я смотрел на этого человека, иллюзия того, что его голос походил на голос брата, исчезла. Но когда я закрыл глаза, мне снова померещилось, что говорит Джекоб. Я стоял в дверях с закрытыми глазами и прислушивался, пытаясь сконцентрироваться на голосе. Мне вдруг стало невыносимо грустно. Я ощутил, что это сильнее меня. Это чувство имело на меня даже физическое воздействие, и я наклонился вперед, как будто меня кто-то ударил в живот.
— Мистер Митчелл? — услышал я.
Я открыл глаза и выпрямился. Черил стояла за кассой и внимательно смотрела на меня. Кажется, она была немного напугана моим странным поведением. Полный мужчина, который стоял посередине коридора, поднял правую руку и дотронулся до своих усов.
— Вы в порядке? — спросила Черил. Ее голос задрожал, и она будто уже собиралась бежать ко мне на помощь.
Я попытался быстро вспомнить, что произошло в последние несколько минут, может, я кашлянул, простонал что-то или слишком громко вздохнул, если Черил так испугалась. Но вспомнить мне ничего не удалось.
— Да, я в порядке, — ответил я и улыбнулся толстяку. Он кивнул мне в ответ.
Я вернулся в кабинет и закрыл дверь.
В тот вечер я прочитал в газете статью о мошенниках. Они провернули свое дело так удачно, что содрали миллионы долларов с ничего не подозревающих вкладчиков.
Суть мошеннической операции заключалась в том, что в газету было помещено объявление о распродаже вещей, вырученных от разгрома организаций, занимающихся продажей наркотиков. Условия аукциона были действительно очень выгодными и очень многие решили принять в нем участие. Так как объявление было дано в официальной государственной газете, никому и в голову не пришло, что эту компанию никто не проверял и что эти люди могут оказаться мошенниками. Далее схема работы мошенников была крайне проста. На аукционе они предоставляли покупателям каталоги товаров. Жертвы, выбрав товар, оставляли номера своих банковских счетов, кстати говоря, считая, что покупают товар по цене, составляющей десять процентов от настоящей его стоимости. Потом им говорили, что оформление бумаг займет около двух недель. Вскоре покупатели обнаруживали, что с их счетов исчезли все деньги. Собрав деньги, грабители тут же исчезали, оставляя незадачливых аукционеров с каталогами липовых товаров. Таким образом было проведено несколько аукционов.
Как ни странно, я воспринял эту новость довольно спокойно. Деньги с моего счета исчезли примерно день назад. Честно говоря, все это показалось мне настолько ужасным, чтобы быть правдой. Все не могло произойти так тихо и незаметно для меня. Я как будто погрузился в какой-то сон. Я понимал, что случилось что-то крайне неприятное, но почему-то практически никак не реагировал на эту новость. Чтобы я сделал хоть что-то, мне нужен был какой-то толчок, меня должен был кто-нибудь разбудить ночным звонком, резким ударом в грудь, чем угодно.
Вскоре я вспомнил о деньгах, которые лежали у меня под кроватью. Я же мог спокойно взять оттуда 31 тысячу долларов, и справедливость будет восстановлена. Эта мысль совершенно меня успокоила.
Я подумал о том, что есть люди, еще хуже меня. Они ездят по стране и обирают до нитки ни в чем не повинных людей. В таком свете мои поступки показались мне не такими уж и страшными. Мне стало немного легче думать о своих грехах, сравнивая их с чужими, на мой взгляд, еще более тяжкими.
Конечно, несмотря на мое внешнее спокойствие, где-то в глубине души я испытал и страх. Да, это было довольно странное ощущение — смесь страха и одновременно спокойствия. Мысль о том, что у меня под кроватью были деньги, придавала мне уверенности и спокойствия. Мысль о том, что их, возможно, еще придется сжечь, я быстро отогнал в сторону и даже не думал об этом. Теперь мы бы ни за что не избавились от денег, и это совершенно не зависело от того, что могло еще произойти. Все дело в том, что кроме этих денег теперь у нас ничего не было, и я понимал, что за них мы будем бороться до конца, что бы ни случилось. Но эта мысль и напугала меня… я задумался, а вдруг мы все же лишимся денег… и тогда все надежды, вся жизнь просто рухнет. Я подумал о том, насколько хрупкий был баланс, насколько тоненькой была ниточка, на которой висела моя судьба и судьба моей семьи.
Когда я дочитал статью, я вырвал этот лист из газеты, скомкал его и выбросил в мусорное ведро. Я не хотел, чтобы Сара узнала об этом раньше, чем мы уедем и будем в безопасности.
Вечером, когда я отвязывал Мери Бет и собирался отвести его в гараж, я заметил, что залысины у ошейника, которые я уже замечал и раньше, уже превратились в открытые раны. Они кровоточили и гноились.
Мне стало жаль пса. Я сел перед ним на колени прямо на мокрую землю и попытался ослабить его ошейник, чтобы он не натирал шею так сильно. Но как только я дотронулся до ошейника, Мери Бет быстро мотнул головой и укусил меня за руку. Все случилось настолько быстро и неожиданно, что я даже не успел среагировать, чтобы избежать укуса.
Когда я отскочил от собаки, было уже поздно. Меня никогда раньше не кусали животные. И я даже не знал, что теперь делать. Сначала я подумал, что надо шлепнуть Мери Бет и уйти домой, оставив его ночевать на улице. Но потом я передумал. Честно говоря, я даже не злился на пса. Я почему-то подумал, что его поведение в некотором смысле естественно и рано или поздно это должно было случиться.
Я осторожно осмотрел запястье. Было уже темно, и я уже ничего не видел. Но по ощущениям мне показалось, что Мери Бет даже не прокусил кожу. Скорее всего, пес просто прикусил руку и не сжал челюсти до конца.
Я посмотрел на Мери Бет. Он лежал на земле и лизал лапы. Я понимал, что с ним надо что-то делать. Пес выглядел очень больным и несчастным, как животное, запертое в клетке зоопарка. Бедняга целый день проводил на привязи.
На крыльце зажегся свет, и из двери выглянула Сара.
— Хэнк? — позвала она.
Я повернулся к ней. Я все еще держался за запястье.
— Что ты там делаешь? — спросила она.
— Мери Бет укусил меня.
— Что? — переспросила Сара, не расслышав, что я сказал.
— Ничего, — ответил я, наклонился, осторожно взял Мери Бет за ошейник и крикнул Саре. — Я веду его в гараж.
В четверг я проснулся поздно ночью и сел на кровати. Я весь трясся от мысли о том, что срочно должен был что-то сделать, я был в панике.
— Сара, — позвал я жену и потряс ее за плечо.
— Хватит, — простонала сквозь сон Сара и резко оттолкнула мою руку.
Я включил свет.
— Сара, — шепотом сказал я, внимательно посмотрел на жену и подождал, пока она откроет глаза.
— Я знаю, как избавиться от самолета, — сказал я.
— Что? — переспросила Сара. Она посмотрела на кроватку Аманды, потом снова на меня.
— Мне надо арендовать паяльную лампу. Мы разрежем самолет на кусочки, а потом закопаем в лесу.
— Паяльную лампу?
— Да, а куски закопаем в лесу.
Сара внимательно смотрела на меня и пыталась понять, о чем я говорю.
— Это же последняя улика. Как только мы избавимся от нее, нам больше не о чем будет волноваться.
Сара села на кровати и убрала с лица волосы.
— Хочешь разрезать самолет?
— Мы должны это сделать до того, как кто-нибудь обнаружит его. Можно завтра. Я возьму выходной. Надо узнать, где дают в аренду…
— Хэнк, — перебила меня Сара.
В ее голосе было что-то, что заставило меня посмотреть на жену. Сара выглядела напуганной, она сидела, крепко обхватив себя руками.
— Что-то не так? — поинтересовался я.
— Послушай, что ты говоришь. Послушай сам себя. Послушай, как все это звучит.
Я внимательно посмотрел на Сару.
— Ты же говоришь абсолютный бред, — добавила она. — Мы не можем принести в лес паяльную лампу и распилить самолет. Это же полное безумие.
Как только я услышал эти слова Сары, я понял, что она права. Вдруг я осознал всю абсурдность своего предложения. Я понял, что нес всякую чепуху, совсем как разбуженный среди ночи ребенок.
— Нам надо успокоиться, — сказала Сара. — Так нельзя.
— Я только…
— Надо прекратить все это немедленно. Мы сделали то, что мы сделали. Теперь надо жить своими жизнями и не пытаться изменить что-либо.
Я хотел взять ее за руку, чтобы она поняла, что все в порядке, но Сара отдернула свою руку.
— Если так пойдет дальше, — заметила она, — мы потеряем все, что у нас есть.
Аманда начала было плакать, но сразу же утихла. Мы оба посмотрели на ее кроватку.
— В конце концов, мы признаемся, — прошептала Сара.
Я покачал головой:
— Я не собираюсь признаваться.
— Хэнк, мы так близки к осуществлению плана. Скоро кто-нибудь обнаружит самолет, поднимется шумиха, потом все уляжется, и люди начнут забывать. И как только это случится, мы сможем уехать. Мы просто возьмем деньги и уедем.
Сара закрыла глаза, как будто представляла наш переезд. Через пару секунд она открыла их:
— Деньги ведь у нас прямо здесь. Они под нами. И они будут нашими, если нам удастся их сохранить.
Я смотрел на жену. Ее волосы блестели на свету лампы, которая стояла на ночном столике, и отливали каким-то золотым оттенком, напоминая ореол.
— Но разве ты хоть иногда не чувствуешь себя плохо? — спросил я.
— Плохо?
— Я про то, что мы совершили.
— Конечно, — ответила она. — Я все время себя плохо чувствую.
Я кивнул. Я был рад, что Сара признала это.
— Но нам предстоит всю жизнь жить с этим. Надо научиться воспринимать это, как любое другое горе.