Мономаху наследовал сын его, любимый князь новгородцев Мстислав[14]. Он во всем следовал примеру отца и дал киевлянам еще семь лет более мирной и спокойной жизни. Так же, как и отец, он умел поддерживать достоинство старшего князя и пользовался влиянием среди родичей князей. Память о нем, как о благородном и честном князе, долго жила в народе.
ГЛАВА V
После смерти Мстислава борьба князей возобновилась еще с большей ожесточенностью. Другие сыновья «братолюбца» Мономаха скоро позабыли его заветы и ссорились из-за волостей и между собой, и с племянниками. Киев все это время был истинным яблоком раздора. Киевское население всеми силами отстаивало любимых князей и защищалось от тех, которых считало своими врагами. Помня Мономаха и Мстислава, народ свято верил в их потомков и старался утвердить Киевское княжество за их родом. С другой стороны, из поколения в поколение переходила ненависть к роду Олега Святославича Гориславича, и население дружно вставало против его сыновей, когда они покушались на киевский стол. И все-таки Ольговичам удалось завладеть на некоторое время Киевом. Против желания народа в 1139 году сел на киевский стол Всеволод Олегович и, прокняжив семь лет, передал княжение брату Игорю. Желая задобрить не любивших его киевлян, Всеволод перед смертью собрал влиятельных граждан и просил их принять Игоря на княжение. Но после его смерти вновь собралось вече, и население жаловалось на притеснение и обирательства управителей Всеволода. Игорь отдал обвиняемых лиц на суд народа, который разграбил их дворы. Но это не привело к успокоению. Киевляне не ждали ничего хорошего от князя Ольговича и единодушно звали к себе Изяслава Мстиславича. Изяслав княжил в это время в Переяславе и охотно отозвался на призыв. На стороне Игоря была только его дружина, приведенная им из Чернигова. Победа, конечно, осталась за Изяславом, и Игорь был заточен в монастырь, прокняжив всего двенадцать дней.
Изяслав Мстиславич был восторженно принят киевлянами, но ему не удалось дать им желанного покоя. Киевский стол стали оспаривать у него дяди — младшие сыновья Мономаха Вячеслав и Юрий. С Вячеславом Изяслав скоро поладил, и они княжили одно время в Киеве вдвоем. Не так легко было отделаться от Юрия Владимировича Долгорукого, князя ростовского. Затрудняло положение Изяслава еще и то, что в этой борьбе киевское население шло вразрез с ним. Вече предостерегало князя от союза с черниговскими князьями, сыновьями Давида Олеговича, и отказывалось воевать с Юрием. «Князь, — говорили киевляне, — не ходи с Ростиславом (братом) на дядю своего, лучше уладься с ним; Ольговичам не верь и в путь с ними не ходи». Изяслав отвечал: «Нельзя, они мне крест целовали, я с ними вместе думу думал, не могу никак отложить похода, собирайтесь». Тогда киевляне решительно заявили: «Ну, князь, ты на нас не сердись, а мы не можем на Владимирово племя рук поднять. Вот если бы на Ольговичей, то пошли бы и с детьми». Изяслав набрал войско из желающих и пошел против Юрия, а в Киеве оставил брата Владимира. Скоро ему пришлось убедиться в том, что киевляне были правы: Олеговичи действительно думали обмануть его, освободить Игоря и снова завладеть Киевом или помочь завладеть им Юрию. Узнав об этом, Изяслав послал сказать Владимиру, чтобы он созвал вече и рассказал ему о коварстве Ольговичей. Владимир поехал к митрополиту и созвал киевлян на площадь Св. Софии. Когда собрался народ, князь сказал митрополиту: «Вот прислал брат мой двух мужей киевлян, чтобы они молвили слово его к братье своей». И выступили Добрынка и Радило и сказали, обращаясь сначала к князю Владимиру, потом к митрополиту, потом к тысяцкому и, наконец, ко всем киевлянам: «Целовал тебя брат, а митрополиту прислал поклон, и Лазаря (тысяцкаго) целовал и всех киевлян». Сказали им киевляне: «Говорите, с чем вас князь прислал». Послы рассказали, что случилось, и закончили словами князя: «Теперь, братья киевляне, чего сами хотели, что мне обещали, то и сделайте: ступайте ко мне к Чернигову на Ольговичей, сбирайтесь все от мала до велика, у кого есть конь, тот на коне, у кого нет, тот в ладье». «Рады, что Бог сохранил нам тебя от большой беды, — отвечали киевляне, — идем за тебя и с детьми». Но в это время кто-то крикнул в толпе, что прежде, чем идти на войну, нужно расправиться с Игорем Олеговичем, который был в монастыре. Не помогли уговоры митрополита, князя, тысяцкого и других людей, толпа бросилась в монастырь и убила Игоря. С этих пор началась продолжительная и упорная война Изяслава с Ольговичем и Юрием. Два раза Юрий выгонял его из Киева, вокняжался там и был снова выгнан Изяславом. Киевляне видели, что соперники стоили один другого и, хотя симпатии их склонялись на сторону Изяслава, обоих принимали с честью, так как Юрия боялись. Изя-славу все-таки удалось умереть киевским князем (1154 г.), и летописец говорит, что его оплакивала вся русская земля. После борьбы с преемниками Изяслава Юрий Владимирович снова овладел Киевом, но вскоре умер (1157 г.). Киевляне не любили его и за его борьбу с Изяславом, и за дружбу с половцами. После его смерти его имущество и дома его приближенных бояр были разграблены раздраженной толпой.
В войнах Юрия с киевскими князьями неоднократно участвовал сын его Андрей Боголюбский. Этот князь, хотя и не добивался Киева, но нанес ему самый сильный удар. Обособившись от всех других князей, Андрей старался утвердить свое княжеское положение в другой области и на других основаниях. И самое княжество, которым он владел, развивалось и усиливалось при иных условиях и на новых основаниях.
Если мы взглянем на карту, то увидим, что Ростово-Суздальское княжество, доставшееся Андрею, лежало вне половецких нашествий. Оно было защищено со стороны степей большими лесами и южными областями, лежавшими на краю русских земель. Половцы разоряли русскую Украину и не заходили в глубь русской земли. Разоренное население бежало с юга на север, в более спокойные края и заселяло там свободные земли, смешиваясь с туземным русским и финским населением. В то время, как Киевское княжество раздиралось на части удельными князьями и пустело, бедное прежде Ростово-Суздальское княжество расширялось, заселялось и богатело. Стремясь к усилению власти, Андрей не жил в старом городе Ростове, где жители привыкли к вечевым порядкам. Он выбрал себе сначала село Боголюбове, а потом переселился в небольшой город Владимир-Залесский, на реке Клязьме, который и решил возвеличить вместо упадающего Киева. Постепенно заселяя Владимир преданными людьми, Андрей делался в нем самодержавным неограниченным князем. Он ненавидел Киев и за то, что терпел поражения от его жителей, еще при жизни отца, и за свободу киевского веча, и за то, что, по былой своей славе, Киев был соперником его вырастающему Владимиру. Вмешавшись в борьбу южных князей после смерти Юрия, Андрей прислал к Киеву своего сына Мстислава, который и разорил город в 1169 году. Княжил в это время в Киеве Изяслав II, сын Мстислава Изяславича. Союзники князя, вместе с половцами, вошли в город 8 марта. Летописец так описывает этот страшный разгром города: «И поможе Бог Андреевичу Мстиславу с братьею, и взяша Киев. Мстислав же Изяславич бежа из Киева на Васильев… и грабиша за два дни весь град… Подолье и Гору и монастыри, и Софью, и Десятинную Богородицу и не бысть помилованья никому же, церквам горящим, крестьянам убиваемым, другим вяжемым, жены ведомы быша в плен… и взяша именья множество, и церкви обнажиша иконами, и книгами, и колоколы изнесоша все, смольняне, суждальцы, черниговцы и Ольгова дружина, и вся святыни взята бысть; зажжен бысть и монастырь Печерский святыя Богородицы от поганых, но Бог соблюде его от таковыя нужи (монахи отстояли монастырь)… и бысть в Киеве на всех человецех стенанье, и туга и скорбь неутешимая, и слезы непрестанный…» Сын Андрея по указаниям отца не пощадил Киева, который не нужен был ни ему, ни его отцу, желавшему только унизить славный город.
После этого разгрома положение Киева ухудшалось все больше и больше. Значение его, как стольного города и центра древней Руси, было утрачено: старший в роде князь, Андрей Юрьевич, остался жить во Владимире, торговля, обогащавшая город, затихала, оживленные когда-то торговые пути глохли, отрезанные степными врагами. Половцы, приглашенные союзными князьями для разгрома Киева, разбрелись по Киевской области и соседней с нею Переяславской, распоряжаясь в них по-хозяйски. Они прислали к киевскому князю, брату Андрея, Глебу, с таким предложением: «Бог и князь Андрей посадили тебя на твоей отчине и дедине в Киеве, а мы хотим урядиться с тобой обо всем, после чего мы присягнем тебе, а ты нам, чтобы вы нас не боялись, а мы вас». В то время все границы киевских волостей были заняты разными степными инородцами. Среди них были остатки прежних врагов русских, печенегов, а также торки, коуи, берендеи. Все они приютились под защиту русских княжеств, когда половцы нахлынули на степи. Князья приглашали их во время войн, и они служили сегодня одному, завтра другому. Вместе с русскими сражались они и против половцев, но часто вредили, обращаясь в бегство, а иногда и передаваясь врагам. Все они были язычники, и русские звали их «наши поганые» в отличие от чужих, враждебных поганых — половцев. Кроме того, они были известны под названием «Черных клобуков» за черные шапки, которые носили. Половцы, князья которых давно уже роднились, посредством браков дочерей, с русскими князьми, вероятно, хотели стать в подобные отношения с русскими княжествами. Глеб поехал вести переговоры с переяславскими половцами, а киевские половцы воспользовались его отсутствием и разграбили киевские селения. Они напали на жителей врасплох и увели многих в полон, сожгли жилища и угнали в степи скот. Князья Глеб и Михаил вместе с берендеями нагнали их и разбили, но это было только началом новых нескончаемых столкновений. Население южных областей, а особенно крайних, ближайших к степям — Киевской и Переяславской — страдало вдвойне: и от половецких набегов, и от внутренних войн княжеств между собою.
С глубокой грустью описывает это тяжелое время автор «Слова о полку Игореве», воспевший поход на половцев новгород-северского князя Игоря в 1185 году. «Ох, застонал, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми, тоска разлилась по русской земле, печаль сильна течет по землям русским. А князья сами на себя крамолу ковали, а поганые победою набегали на русскую землю. Уже бо, братие, невеселая година востала, уже пустыня силу прикрыла! Погубила князей усобица на поганых; сказали брат брату: «Се — мое и то мое же». И почали князи про малое «се великое» молвити, а сами на себя крамолу ковати, а поганые со всех сторон с победою находили на русскую землю».
Киевское княжество за это время не только разорялось, но и уменьшалось в размерах. Князья отрезывали от него волости и наделяли ими своих родичей, чтобы они не тянулись за стольным городом. Впоследствии от области отпали даже ее ближайшие пригороды. Боролись из-за Киева теперь уже только второстепенные князья, которых ростовские князья — сначала Андрей, а потом брат его Всеволод — старались подчинить себе, сделать своими подручными. Между тем, наряду с Ростово-Суздальским княжеством на северо-востоке, усиливались на западе княжества Волынское и Галицкое. Эти княжества так же, как и Ростовское, были в стороне от половцев и терпели больше от диких литовских племен с севера. Волынская земля долго входила в состав Киевского княжества и только после смерти Мономаха отделилась, оставшись за его родом. Киевское население всегда отвечало согласием на притязания Мономаховичей на киевский стол. Киевляне любили волынских Мономаховичей за благородство и за уважение их к правам веча. В конце XII века правнук Мономаха Роман Мстиславович соединил Волынскую землю с Галицкой, воспользовавшись тем, что в Галиции прекратился род князей Ростиславичей. Соединение двух больших княжеств создало новый значительный центр на юге взамен упадающего Киева. Под конец своего княжества Роман начал распоряжаться киевским столом по собственному произволу. Летописец называет Романа великим князем и самодержцем всей Руси. Он прославился своими победоносными походами на Литву и на половцев.
В Киеве во времена Романа княжил тесть его Рюрик Ростиславович, который поделил киевские земли с черниговским князем Святославом. Некоторое время князья жили мирно, и Киевская область отдыхала. Летописец обвиняет брата Андрея Всеволода в ссоре, которая возникла потом между Романом и Рюриком. Роман пошел войной на тестя, и киевляне, которые перестали уже вмешиваться в распри князей, на этот раз отступили от своего правила. Они отворили ворота Роману и провозгласили его своим князем. Раздраженный Рюрик привел половцев на Киев (1203 г.) и разгромил его еще больше, чем сын Андрея Боголюбского. Мало того, что были опять разграблены все церкви, монастыри, торговые склады и дома богачей, сами жители были уведены в плен половцами. Женщин, детей, монахов и монахинь избивали без сожаления. После того вокруг разоренного города началась непрерывная и ожесточенная война, и Киев навсегда уже утратил свое прежнее величие и богатство.
Между тем в 1223 году в степях, занятых половцами, появились новые страшные выходцы из Азии — татары. Через Кавказ двинулись они в Черноморские степи и погнали оттуда половцев. Половецкий князь Котян обратился за помощью к зятю своему князю Мстиславу Удалому, указывал на то, что татары, разбив половцев, пойдут и на русских. Признавая общую опасность, южные князья, Мстислав Удалой галицкий, Мстислав киевский и Мстислав черниговский, съехались для обсуждения дела в Киеве. Они решили присоединиться к половцам и сообща ударить на татар. Собрав войско изо всех украинских земель, они двинулись в степи искать татар. Битва произошла при реке Калке (1224). Русские сражались сначала храбро, но половцы не выдержали натиска, побежали и произвели замешательство в войске, которое тоже обратилось после этого в бегство. Дольше всех сражался князь Мстислав киевский со своим войском, но его предали бродники (русские жители степей), которые сражались вместе с татарами против своих. Поражение было полное, множество людей погибло, а попавшиеся в плен князья были преданы варварской казни. Они были положены под доски, на которые татары сели обедать, и таким образом раздавлены. Опустошив по дороге Поволжье, татары ушли назад в Туркестан, а в южной Руси пошло все по-старому. Киев подвергся еще разграблению в 1234 году. Галицкий князь Изяслав Мстиславович при помощи Михаила Черниговского и половцев напал на него. Граждане откупились деньгами от половцев, князь Владимир с женой были взяты в плен. Изяслав занял Киев и обложил данью всех живущих в нем иностранцев, но через четыре года Киев был уже в руках Михаила Черниговского.
Погруженные в собственные распри, русские князья забыли и думать о татарах, которые твердо решили завладеть Черноморскими степями. Во второй раз они пришли в 1237 году через Каспийско-Уральские степи. Опустошив болгарские земли по Волге, они пробрались в верховья Волги к княжествам Рязанскому и Суздальскому, разгромили их и направились в половецкие степи, где пробыли два года, разрушая и уничтожая все, что попадалось им по пути. С 1239 года они принялись за украинские земли. Разорив Переяславль и Чернигов, хан Менке приступил к Киеву. Летописи рассказывают, что хан дивился величине и красоте города. Жалея разорить его, он послал предложение сдаться. Киевляне не приняли предложения, но князь их бежал в Венгрию. Через год татарское войско подошло к Киеву под предводительством хана Батыя. Громадным станом расположились татары возле города, со стороны Днепра, у так называемых Ляцких ворот. От скрипа телег, от рева верблюдов и ржания лошадей не было слышно голоса в городе. Киевляне знали уже участь Чернигова и Переяславля, но решили сопротивляться до последней возможности. Князя в городе не было, а был воевода Дмитрий, присланный Даниилом Галицким. Татары поставили тараны у стен и стали пробивать их. Жители, под предводительством Дмитрия, защищали проломы, образовавшиеся в стенах. Копья ломались, щиты разбивались, и свет померк от стрел, рассказывает современник. А в песне о Калине-Цар говорится:
«От пару от конинаго
А и месяц, солнце померкнули,
Не видать луча света белаго,
А от духа татарскаго
Не можно крещеным нам живым быть».
Стены были взяты, и татары отдыхали сутки, во время которых киевляне выстроили укрепления вокруг Десятинной церкви. На следующий день татары взяли и эти укрепления. Люди бросились на хоры церкви, она не выдержала тяжести, рухнула и погребла их под своими развалинами. Татары взяли Киев 6 декабря 1240 года. «Того же лета взяша Киев татарове, — пишет летописец, — и святую Софью раз-грабиша и монастыри вси, и иконы, и кресты честные, и вся узорочья церковная; а люди от мала до велика вся убита мечом. Но не предай же нас до конца имени Твоего ради святаго и не остави милости Твоя от нас», — молит он Господа, заканчивая описание погрома. Стены Печерского монастыря были также разбиты, и многие жители, искавшие там спасения, были убиты или взяты в плен. Варвары разбивали стены церквей и гробницы князей, ища там сокровищ. Уцелевшие монахи разбежались по окрестным лесам.
Гордость и украшение Киева, Золотые ворота князя Ярослава были также разрушены. Но народ не хотел мириться с их разрушением и долго хранил и рассказывал следующую легенду. «Когда было лихолетье, пришел чужеземец татарин и вот уже ударил на Вышгород, а потом подступает и к Киеву. А тут был богатырь Михайлик. Как взошел на башню, да пустил из лука стрелу, то стрела и упала татарину в миску. Только что сел он у скамейки и благословился обедать, как стрела и воткнулась в печенье. «Э, говорит, да тут есть могучий богатырь! Выдайте, говорит киевлянам, выдайте мне Михайлика, так отступлю». Киевляне посоветовались и решили выдать. А Михайлик говорит: «Как выдадите меня, так в последний раз видеть вам Золотые ворота». Сел на коня, обернулся к ним и говорит: «О кияне, кияне, честная громада, неразумен совет ваш. Когда бы вы Михайлика не выдали, — пока свет солнца, не добыть бы врагам Киева». И поднял он копьем ворота, так вот, как поднимешь сноп святого жита, и поехал через татарское войско в Царьград. А татары и не видят его. И как открыл ворота, то чужеземцы ввалились в Киев да и пошли потопом. И живет богатырь доселе в Царьграде. Перед ним стаканчик воды да просфора, больше ничего не ест.
И Золотые ворота стоят в Царьграде. И наступит, говорят, время, что Михайлик воротится в Киев и поставит ворота на место. И если, идучи мимо, кто скажет: «О Золотые ворота, стоять вам там опять, где стояли», то золото так и засияет. Если же не скажет или подумает: «Нет, уж не бывать вам в Киеве», то золото так и померкнет»[15]. Софийский собор уцелел больше других церквей. Говорят, что татары пожалели его за красоту, как жалели прежде и половцы.
Разбежались киевляне, оставшиеся в живых, опустел город. Только печерские монахи, жившие в лесных пещерах, тайно, по унылому и протяжному звону, раздававшемуся иногда по ночам, собирались на службу в одном из уцелевших приделов церкви. Но татары не оставались долго в разоренном городе. Батый двинулся на запад, рассчитывая пройти через Волынскую и Галицкую земли в Венгрию и Польшу. Мало-помалу возвращались из окрестностей жители и селились в уцелевших жилищах или строили хижины на пожарище. Через несколько лет был срублен деревянный острог вокруг старого Киева и огорожен палисадом Подол. Вся южнорусская Украина была опустошена Батыем. В 1246 году папскому миссионеру Плано Карпини пришлось проезжать через Киев на Волгу к татарам. В своих записках он говорит, что боялся литовцев, которые постоянно нападали на южно-русские земли, где осталось очень мало русских людей. Всюду на пути он встречал следы полного опустошения и множество человеческих костей и черепов, разбросанных по заглохшим полям. По опустевшим степным границам Киевской Руси бродили остатки ее старинных соседей-печенегов, половцев, торков и других инородцев, к ним же присоединялись и выбитые из жизненной колеи русские, известные под названием бродников.