Огонек заколола концы бинта булавкой и легонько хлопнула раненого по плечу.
— Готово.
Солдат зашевелился и сел на столе.
— Спасибо, сестра, — сказал он, вкладывая в эти слова душу.
— Не за что, — засмеялась девушка и потрепала его ладонью по волосам.
— И от меня спасибо. — Шавелло слегка нагнул голову, чтобы Марусе легче было ее достать.
— За что?
— За то, что вы разрешаете помогать себе во время операций.
Но Юзек не дождался ласки: неожиданно раздался шум моторов и они увидели сквозь редкий березняк поворачивающую к госпиталю колонну машин. Впереди ехали мотоциклы, в ста метрах за ними машины, замыкал колонну квадратный бронетранспортер с внушительным стволом тяжелого пулемета, торчащим над бортом. Прежде чем Маруся успела снять белый халат, санитарные машины въехали во двор между палатками.
— Расспроси их, кого они встречали, — приказала Маруся Юзеку и первой выбежала из палатки.
Из палаток выглядывали раненые и со всех сторон ковыляли навстречу прибывшим. В голубоватых полинявших пижамах из фланели они мало чем напоминали солдат, но их сердца и мысли остались прежними.
— Из какой дивизии?
— Где ранили?
— Кто из дивизии имени Ромуальда Траугутта?
— Есть кто из четвертой?
— Артиллеристы, в нашу палатку!
Нескончаемые вопросы и возгласы покрыл могучий баритон шофера:
— Отцепитесь. Фронтовиков нет. Все заключенные, из немецкого концлагеря.
Из первой санитарной машины вылезла доктор Ирена. Перед ней встал по стойке «смирно» плютоновый, командир мотоциклистов.
— Разрешите возвращаться, гражданин хорунжий?
— Куда вы торопитесь? Пообедайте в госпитале.
— Слушаюсь, — ответил подофицер и, повернувшись кругом, закричал своим: — Здесь в столовой заправимся!
Ирена заметила среди раненых рыжеволосую голову Маруси.
— Сержант Огонек, ко мне!
— Слушаюсь!
Девушка хоть и носила военную гимнастерку, но юбка и ботинки были не форменные. Все было отутюжено и выглядело даже элегантно. Ирена испытующе посмотрела на нее, заметила про себя, что у молодого командира танка неплохой вкус, и тепло улыбнулась.
— Я встретила «Рыжего» с экипажем.
— Все живы?
— Все.
— И танк получили?
— И танк. Очень милые ребята. Мы теперь с ними после вахтангури…
— Что-что? — удивленно и слегка испуганно переспросила санитарка. — Что это такое?
— Грузинский брудершафт. Мы пили великолепное вино и теперь называем друг друга по имени…
Ирена взяла Марусю под руку и, продолжая рассказывать, повела ее в сторону госпитального штаба. Когда они скрылись, Юзек Шавелло, который одним ухом прислушивался к их разговору, опять направился к машинам. Ему встретился командир мотоциклистов.
— Пан плютоновый, разрешите спросить?
— Что спросить?
— Вы, случайно, не знакомы с экипажем танка «Рыжий»?
— Как же! — улыбнулся плютоновый. — От самого Ритцена несколько дней вместе воевали. Они теперь на «Рыжем» на Берлин, в район Шпандау, пошли, с ними еще командир нашего взвода с тремя мотоциклами… А где тут пообедать?
— Я покажу.
Они посторонились, пропуская санитаров, несущих в сторону бани носилки с бывшими узниками. Потом Шавелло-младший проводил мотоциклиста и показал ему дымящуюся полевую кухню.
— Юзек! — услышал он издалека голос Маруси.
— Иду! — Шавелло бросился в направлении ее голоса.
— Важная новость. Приведи дядю к каштану.
— Я бы тоже хотел туда прийти, потому что…
— Приходи, а сейчас мигом, не рассусоливай. — Она махнула рукой, но вдруг остановила его: — Ты не знаешь, где командир этих мотоциклистов?
— Обедает на кухне.
Она быстро отыскала плютонового и примостилась на лавке рядом с ним.
— Привет, — поздоровалась она и лукаво подмигнула.
— Привет, — расплылся парень в улыбке.
— Скоро возвращаетесь?
— Вот с обедом расправимся…
— Подвезете?
— За поцелуй! И тогда хоть до самого Берлина…
Разведчик уже был готов обнять Марусю, но она охладила его пыл:
— Доедай-ка спокойно. Я скоро вернусь.
Она ловко увернулась и побежала к палатке, чтобы собрать в вещмешок всякую мелочь — все ее состояние. Она торопилась, но у самого выхода остановилась как вкопанная: на лавочке сидела Лидка!
— Привет!
— Здравствуй!
Они обнялись и расцеловались в обе щеки.
— Ой как хорошо, что я тебя встретила, Огонек. А я здесь ненадолго, раненых привезла, сейчас дальше поедем. Знаешь, я хотела тебе сказать…
— Уже знаю: все живы и здоровы и на новой машине идут на Берлин.
— Кто тебе сказал?
— Письмо получила, — солгала Маруся и вдруг задумалась. — Ты куда теперь едешь?
— В штаб армии.
— Когда генерала увидишь?
— Вечером. Я хотела тебе сказать…
— Лидка, милая, у меня к тебе огромная просьба. Возьми этот конверт, отдай генералу и скажи, что командующий армией…
— Какой армией?
— Нашей, советской. Скажи, что он навещал раненых в госпитале, а я обратилась к нему с рапортом, и он сразу подписал.
Лидка взяла серый прямоугольник, наискось прошитый белыми нитками и с сургучными печатями на углах, минуту как бы взвешивала его на руке, прислушиваясь к нетерпеливому рокоту машин, и тихо сказала:
— Хорошо. Я передам генералу. До свидания, Маруся… У меня там шофер очень спешит…
Она повернулась и побежала, а Огонек осталась стоять с вытянутой для прощания рукой. С минуту еще она смотрела в сторону машины, потом заторопилась к березняку, а оттуда узенькой тропинкой стала подниматься в гору.
Над лесистой долиной, в которой расположился госпиталь, нависала плоская возвышенность. На самой вершине рос развесистый каштан, его липкие, блестящие в лучах солнца почки выпустили уже небольшие зелененькие лапки листьев. Под деревом лежал огромный валун. На этом сером граните Маруся не раз сидела в свободное время и, глядя на зеленеющее дерево, думала о весне, которая идет на смену военной зиме, о своей будущей судьбе.
Когда она прибежала, ее уже ждали оба Шавелло. Быстро обменявшись добытыми сведениями, они склонились над трофейной дорожной картой. Камень послужил им столом для импровизированного штабного заседания.
— Мы должны были вступить в Берлин с востока, а теперь надо изменить план, — начала Маруся. — Шпандау расположен на противоположной стороне.
— Значит, нам надо с запада подходить, — согласился Константин Шавелло, показывая направление концом орешниковой палки, которая после ранения заменяла ему костыль.
— Транспорт обеспечен. Мотоциклы ждут, — похвалилась Маруся.
— Оружие бы пригодилось, — сказал Константин.
— Где там! Без военной формы сразу сцапают, — огорчился Юзек.
— У меня есть план, — предложила Маруся. — Если бы вы, товарищ сержант, отвлекли кладовщика…
— Неплохой план. А кладовщика я займу, не беспокойся, — прервал ее Шавелло, снимая и пряча в карман очки. — Только хорошо бы для панны Маруси нашу форму достать, польскую.
— Зачем?
— На контрольных пунктах у союзников реже документы спрашивают, чем у своих…
Еще несколько минут они уточняли детали плана. Главный вопрос — бежать или не бежать — они уже решили четыре дня назад, в тот самый день, когда у Маруси затянулась на плече рана от удара штыком, а сержант Шавелло начал ходить. Все трое сошлись на том, что не для того они все эти годы воевали, чтобы в самый последний момент отлеживаться в госпитале. Однако им хотелось не просто на фронт, а в свою часть. Чтобы не напороться на патрули и не попасть под арест, им нужно было знать точно, где находится их часть. Быстрота и расчет затеи давали некоторые шансы на успех. Они уже давно расспрашивали всех шоферов, привозивших раненых, но посчастливилось им лишь сегодня.
После совещания в тени каштана первым побежал вниз Юзек, придерживая руками больничные брюки, слишком просторные для его фигуры. Обежав вокруг всего госпиталя, он очутился у вещевых складов, проскользнул внутрь огромного, похожего на ригу, помещения, прикрытого сверху толстым брезентом, и попал в царство простыней, пижам, рубашек и кальсон.
В палатке с многочисленными стеллажами, увешанной множеством мешков с солдатским обмундированием, восседал за столом сам кладовщик, а точнее кладовщица, могучая женщина с капральскими погонами и с генеральской фигурой. Голову ее украшала причудливая прическа с мелкими, как у молодого барашка, завитками. Кладовщица была так занята или, быть может, хотела выглядеть очень занятой, что вообще не обратила внимания на вошедшего.
— Рядовой Юзеф Шавелло, разрешите войти, — рявкнул тот, вытянувшись по стойке «смирно».
— Ну?
— Мне бы нужно… — Он протянул руку в сторону мешков ближайшего стеллажа.
— Не тронь. Там бабье обмундирование. Чего тебе?
— Куртку порвал, в спину задувает.
— Так и говори. Вот иголка, вот нитки. Садись и шей.
— Слушаюсь.
Кладовщица снова принялась пересчитывать вороха привезенных из прачечной кальсон, каждый десяток она откладывала в сторону и записывала в густо разлинованную, большую, как простыня, ведомость.
Как и минуту назад было с Юзеком, она не обратила никакого внимания и на Константина Шавелло, который, чуть прихрамывая, вошел и встал перед ней, опираясь на свою орешниковую палку. Не обязана она замечать людей, когда на голубых пижамах отсутствуют необходимые атрибуты, к тому же в госпитале по-другому различают звания.
— Вот… — начал сержант глубоким басом.
— Чего еще? — оборвала она его. — Недавно меняли! Ничего не дам.
— Ну и не надо, — ответил он спокойно и сделал шаг в сторону стола.
— Я вот смотрю и думаю: какая вы, пани капрал, бледная. Потому что в палате сидите, солнечных лучей не видите.
— Война, не время загорать, — отрезала та, нахмурив брови, и быстрым взглядом смерила Шавелло с ног до головы, стараясь разгадать намерения раненого.
— Война кончается, — продолжал Константин с мягкой улыбкой. — Можно иногда позволить себе прогулку.