— Он обещал мне показать, как считать на логарифмической линейке, — вспомнил Янек.
«Рыжий» несся по шоссе, залитому солнцем, обсаженному с обеих сторон фруктовыми деревьями. Кроме Григория, который снова вел машину, все сидели на башне, с нетерпением вглядываясь вперед.
— Вон за той горкой, — сказал наконец Кос, взглянув на карту.
Выехали на плоскую седловину и внизу, не дальше чем в полукилометре, увидели раскинувшийся у реки лужицкий городок. Красными пятнами горели островерхие крыши его домов, сверкали купола костелов, башня ратуши с часами золотистым шпилем упиралась в небо. У самой реки видны было заросшие зеленью развалины старого замка, а рядом с ними — широкие бастионы форта девятнадцатого века. И все это было залито ярким светом майского солнца.
Танкистов удивило, что на улицах много стариков, калек. Некоторым помогали передвигаться дети. Мальчик, видимо внук, толкал тележку с парализованной бабкой. Этим движением на улицах руководили советские солдаты, слабым и немощным помогали садиться в грузовики и увозили их куда-то.
Танкисты посмотрели друг на друга, недоумевая.
— Что за чертовщина? — проворчал Вихура.
— Сдурели, что ли? — буркнул Густлик.
Когда они подъехали ближе, Кос заметил Павлова в группе, руководившей этой странной эвакуацией.
— Сейчас узнаем, в чем дело, — сказал Янек. — Останавливай, — приказал он механику и, стоя рядом с башней, крикнул издали: — Товарищ капитан!
Иван обернулся и, заслоняя глаза рукой от солнца, удивленно посмотрел на танк. Янек спрыгнул на землю и побежал навстречу капитану.
— Мы к вам в гости. Узнаете?
— Очень рад. Только вот момент у нас сейчас сложный, — озабоченно ответил сапер, — город эвакуируем.
— Почему?
— Склады со взрывчаткой в форте заминированы, — показал он в сторону города. — Все взлетит на воздух.
— Когда? Почему?
— Пойдем со мной — узнаешь, — на ходу сказал он. — Наша контрразведка схватила как раз того, кто минировал.
— Командуй здесь, Густлик! — крикнул Кос в сторону танка. — Я скоро вернусь.
— Есть!
Один из солдат-регулировщиков увидел «Рыжего», подбежал к краю кювета и, размахивая красным флажком, кричал Еленю:
— Назад! Как долбанет, так гусеницами накроешься.
— Не надрывайся, сынку, а то охрипнешь, — рявкнул ему в ответ силезец.
Павлов и Кос сошли с шоссе у небольшого бетонного мостика на откосе, покрытом окопами и ходами сообщения. Через несколько шагов они спрыгнули на дно траншеи, пошли гуськом, быстро минуя острые повороты, и наконец за третьим Янек почти столкнулся с часовым.
— Стой! — приказал солдат.
— Я комендант города, — бросил Павлов. — Проходите, — пригласил он Янека.
Еще один поворот, а потом траншея стала шире, и они увидели советского полковника, который кричал в трубку:
— Повторяю: ни одного солдата не пропускать за указанную границу! Война кончилась, и ты не имеешь права толкать людей на верную смерть для спасения нескольких калек!
Он бросил трубку и приветствовал Павлова:
— Здравствуй, комендант. Как дела?
— Эвакуация заканчивается. Сейчас еще схожу к форту и поищу.
— Это кто с тобой?
— Подпоручник Кос, — представился Янек.
— Друг из польской армии. Мы в Берлине вместе воевали.
— Ты сам искать пойдешь?
— Я же сапер.
— Нечего тебе рисковать. Сапер или не сапер — не твое дело. Что с того, что еще двух-трех немцев выведешь, если они свой собственный город обрекли на гибель.
— Я не из-за этих трех хочу идти, а из-за города. Спасти город надо. Если бы удалось обнаружить детонатор…
— Слишком мало времени. Эта сволочь утверждает, что в шесть все будет кончено. Считаю, что никто лучше его не знает об этом, — показал он на пленного.
В углу окопа стоял майор в форме инженерных войск, с черными отворотами, с озлобленным лицом фанатика. Правой рукой в кожаной перчатке он придерживал левую забинтованную ладонь.
— Больше он ничего не скажет, — добавил полковник, — кроме того, что уже сказал: «После смерти фюрера пусть гибнет весь мир».
— Я знал… — в задумчивости произнес Павлов. — Знал, что старый форт набит сотнями тонн взрывчатки, но откуда взять транспорт и грузчиков, чтобы это все вывезти? Жизнь людей нужно было организовать…
— Ты думаешь об их жизни, а он — о смерти. Убил часового, пробрался в подземелье и где-то там заложил детонатор или, может, только пустил в ход часовой механизм, установленный, когда здесь еще гитлеровцы хозяйничали… Когда мы его брали, он ранил гвардии старшину, и теперь человек вернется домой без ноги, а ведь всю войну прошел и пуля его не брала…
— Я пойду, — решил Иван.
— Пошли, — заговорил Янек. — Во-первых, так будет быстрее, во-вторых, под броней безопасней, а в-третьих, я тебе искать помогу.
— Разрешите действовать, — обратился капитан к полковнику.
Полковник посмотрел на часы, которые показывали четыре часа сорок три минуты, и, с минуту подумав, ответил:
— Не имею права запретить.
Немецкий сапер, видимо, понимал, о чем говорят в его присутствии, а может, догадался о содержании разговора и неожиданно разразился издевательским смехом.
— Блиптод ист айн гутер тод, — произнес он деревянным, приглушенным голосом.
— Ты прав, мгновенная смерть — хорошая смерть, — глухо произнес Янек и, подойдя к пленному, поднял руку.
Казалось, он хочет ударить, но танкист только сорвал с головы немца пилотку.
— Не каркай, — кратко произнес он.
…Вихура смотрел с танка и говорил Густлику:
— Не вовремя мы сюда приехали. Пока что нужно бы в другую сторону повернуть дышло, — показал он на орудие.
Подошел Саакашвили, успевший разузнать, что происходит, и сообщил:
— Заминировано все, город взлетит на воздух. Пора сматывать удочки. Куда Янека понесло?
Елень не отвечал, гладил по голове Шарика и осматривался по сторонам.
— Отослал письмо? — неожиданно напомнил Григорий Вихуре.
— Что?
— Письмо Хане и Ане, чтобы приехали…
— Отослал и получил ответ, — флегматично ответил Франек, доставая из кармана конверт, и прочитал Григорию приписку почты: — Адресат неизвестен.
— Как это неизвестен? — удивился Григорий.
— Почте неизвестен, — буркнул Густлик. — Может, выехали куда, может, украл их кто… — Заметив подходящего с Павловым Янека, он предупредил экипаж: — Внимание, командир возвращается.
Высунувшись из люков, они приветствовали капитана.
— С машины! — неожиданно приказал Кос.
Послушался только Шарик, он прыгал вокруг хозяина, радуясь его быстрому возвращению.
— Спокойно, — приказал Янек и удивленно добавил: — Вы что, не слышали? Я сказал: с машины. Сам поведу.
— Куда? — удивился Саакашвили, поудобнее усаживаясь за рычагами. — Если тебе тесно, можешь выбросить стрелка или наводчика.
— Гжесь! — предостерегающе буркнул Елень.
— Что?
— Поосторожнее, а то пожалеешь, — съязвил силезец, влезая в башню.
— Нужно найти детонатор и обезвредить. Весь экипаж для этого не нужен. Зачем рисковать всем?
— Четверо скорее найдут, чем двое, — возразил Елень.
— Как четверо? Пятеро! — уточнил Вихура. — В Берлине остался, и до сих пор, как вспомню, так меня икота начинает мучить.
— Там у тебя пройдет, — съязвил Елень.
Кос вскочил на башню, надел шлемофон.
— Заводи, — приказал он, и почти одновременно взревел мотор. — Шарик!
Собака вскочила механику на колени и проползла в свой угол, где лежала подушка с вышитыми на ней бабочками и цветами.
— Место Томаша свободно, — объяснил Янек, помогая Павлову влезть.
— Теперь нормально, экипаж в полном составе, — добавил Елень.
Танк двинулся по шоссе под небольшой уклон, быстро набрал скорость. Через минуту он уже мчался на полном газу, наискось пересек вспаханное поле Под городом, проехал прямо через сад и, не снижая скорости, выскочил на улицу. Здесь мотор танка грохотал резче, лязгали гусеницы по каменной брусчатке. Гремело эхо, отраженное от пустынных улиц, от покинутых домов с разинутыми окнами и дверьми. Все носило след поспешного, панического бегства: валялись брошенные чемоданы, которые, видимо, оказались слишком тяжелыми; стояла нагруженная постельными принадлежностями садовая тележка, уткнувшись сломанной осью в водосточную канаву; посредине мостовой валялась большая кукла. «Рыжий» слегка свернул — Саакашвили проехал над игрушкой, чтобы не раздавить ее гусеницами.
— Потише… вправо, — подавал команды Янек.
Они проскользнули между стен, по липовой аллее помчались через сквер в сторону рва форта.
— Медленнее… еще медленнее…
Под тяжестью «Рыжего» затрещали и прогнулись бревна настила моста. Осторожно, словно ноги подкрадывающегося разведчика, ступали на настил стальные траки гусениц. «Рыжий» был похож на приготовившегося к прыжку хищника.
Все люки были закрыты. Все сидящие в танке припали к перископам, за исключением Вихуры, втиснувшегося в угол и прикрывавшего руками собаку на случай сильного взрыва.
Мост остался позади, и по-другому загудел мотор под сводом ворот форта, танк даже двинулся быстрее, но Саакашвили сразу же выжал сцепление и резко затормозил.
— Кабель, — доложил он. — Рвать?
— Нет, — поспешно ответил Павлов. — Надо проверить. — Он протянул руку к замку люка.
— Стоп, — остановил его Кос. — С танка проверишь, Иван, — первый раз обратился он к капитану по имени, но никто на это не обратил внимания. — Закрой за мной, — приказал он Густлику.
— Яничек…
— Замолчи.
Кос уже был на броне, прикрыл люк и, словно боясь сильной встряски, осторожно сошел с гусеницы на землю.
В воротах, на обитой штукатурке, чернела надпись с черепом: «Либер тод, альс нидерлаге» — «Лучше смерть, чем поражение».
Черный водонепроницаемый кабель лежал наискось на каменной мостовой. Один его конец исчезал в канализационном колодце, другой вел к низким перекосившимся дверцам с нарисованными на них черепом и перекрещенными костями.