Парочка бронебойных, выпущенная «Тиграми» из засады, упокоила строптивую «Пантеру». Еще два «Т-V» оставались в строю, вот только их экипажи не горели желанием умирать за фюрера и Великую Германию – мигом покинув танки, «панцерзольдатен» задали стрекача.
– По брошенным «Пантерам» не бить!
– Есть!
«Четверки» попытались оказать сопротивление и даже оставили следы попаданий на башне танка Тимофеева, но команда «Тигров» оказалась сыгранней – уделала «Т-IV».
Полянский в это время расправлялся с пехотой, укладывая фугасы, как в тире. Половина грузовиков уже пылала, некоторые из них лишились кабин или были переломаны. Досталось и штабным.
– Я – Первый! Выезжаем! И давим!
– Командир! Там автозаправщик!
– Его не трогать! Беречь!
Четыре «Тигра» выбрались к шоссе, не замечая заборов и ворот, выкашивая суетившихся немцев из пулеметов. Первым на дороге попался автобус «ЗИС» – жалко было свой давить, да ведь трофейный… «Тигр» с ходу врезался в автобус, круша и ломая. Танк колыхнулся, переезжая поверженную машину, и со скрежетом развернулся. Под гусеницы попался роскошный черный «Хорьх».
Широкие гусеницы безжалостно подмяли лакированный капот, раздавили кабину, хрустя стеклом, а длинная пушка уже просаживала стволом кабину «Бюссинга».
– Фугасным!
– Есть! Готово!
Выстрел раздул тент на грузовике, разорвал – тысячи листов измаранной бумаги закружились в дыму, а снаряд попал в соседний «Бюссинг», снося тому кабину.
Немцев было много, иные из них уже тянули руки вверх, неслышно вопя: «Рус зольдат гут! Гитлер капут!», вот только штрафникам некуда было девать пленных. И скорострельные пулеметы грелись, умножая на ноль всю тевтонскую рать.
Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Огромное пространство, размером со стадион, было завалено горящими машинами и обломками, трупами, бумагами, наворованным добром.
Задул ветерок, относя дым и пыль в сторону, и открыл для Репнина вид побоища. Открыв люк, Геша выглянул наружу.
Напротив замер танк Лехмана – Леня скалился, отдавая честь.
Подбежал прихрамывающий Саня Тимофеев.
– Гады, гусеницу мне разбили! – пожаловался он. – И башню заклинило!
Консилиум из мехводов показал, что тимофеевскому «Тигру» требуется срочная операция, то бишь ремонт, осилить который в полевых условиях было нереально.
– Вот что, – решил Репнин, – занимай любую из «Пантер», а на «Тигре тогда задействуем мину.
– Жалко даже… – пробормотал Сашка.
– Что ж делать… Давай, в темпе!
– Есть в темпе!
Противотанковые мины, переданные умельцами Гольденштейна, были снабжены обычными часовыми механизмами. Открываешь крышку, заводишь на три минуты, покидаешь танк и ждешь, когда бабахнет.
Сначала, конечно, «приговоренный» танк разгрузили – забрали с него все снаряды и патроны, слили бензин. Иваныч даже ухитрился пару запчастей умыкнуть. А потом поставили на взвод.
Оттикали три минуты, и «Тигр» содрогнулся, выбрасывая два пламенных гейзера – из моторного отделения и из боевого, подковообразная башня поднялась на столбе пламени, заплясала и рухнула обратно, люками вниз.
Надо сказать, за уничтожением «Тигра» следил только его экипаж во главе с Тимофеевым, да и то недолго – надо было «в темпе» осваивать «Пантеру». Обчистив ее соседку по части боеприпасов и топлива, тимофеевцы объехали место битвы кругом, приноравливаясь к новой технике.
А остальные с увлечением собирали трофеи. Мехводы первым делом «напоили» своих зверей – перекачали бензин из «наливняка» в баки «Тигров». Лехман с Каландадзе рылись в ящиках с документами, которые не сгорели, обыскивали расстрелянных офицеров.
– Не тащите все подряд! – прикрикнул Репнин. – Слышишь, Рудак? Вот, точно – в душе каждого хохла живет хомяк! Берите лекарства, оружие, патроны, провизию.
– Консервы! – плотоядно сказал Полянский, выволакивая ящик из раскуроченного автобуса. – Мясные! А это чего? Таблетки какие-то…
Геша подошел, повертел склянку и хмыкнул.
– А это, друг Илья, первитин! Немецкая «дурь», причем разрешенная. Глотнешь такую, и все тебе нипочем. В этих таблетках – смесь юкодала, кокаина и первитина. Снимает усталость, поднимает настроение, прибавляет сил. «Эликсир мужества»! Видал в хронике, как фрицы шагают по захваченной деревне – веселые, бодренькие, энергичные? Им бы усираться от страха, а они примут первитинчику – и все путем! Понял теперь, в чем заключается храбрость гитлеровцев? Вот в этой вот банке!
– Теперь я их еще меньше уважаю.
– Ну и правильно. Ты, вот что, прихвати упаковочку. Может пригодится.
Полчаса ушло на то, чтобы затарить консервы, печенье, сыр, настоящий кофе и табак – пайки-то офицерские. И вино присутствовало, и даже копчености, а главное – хлеб. Свежий ржаной «пумперникель», как бы не утренней выпечки.
– Собираемся, – сказал Репнин, – а трапезничать вечером будем. По машинам!
Четыре «Тигра» и «Пантера» выбрались на шоссе и покатили в направлении Прилук.
«…Вот мы приходили на исходный рубеж. Когда сигнал прозвучит – это или ракета или команда по рации «555», проходим вперед, а пехота уже за нами идет. Но в первых боях получалось, что пехота залегла под сильным обстрелом, а мы, считай, оторвались. Нас выбивают, а пехота сзади отстала. Тогда стали делать так – пехоту поднимали. Помню, в одном бою вижу в перископ – командир бежит с пистолетом «Ура!», а много азиатов, и за ним никто не поднимается…
Тогда наш взвод повернул обратно, пошли по траншеям, вот тут пехота поднялась и пошла. Расшевелили их… Вот такой случай тоже был. В общем, 12 июля пошли в наступление, а уже 17-го мой танк сожгли – как это обычно случается, в наступлении.
Первое попадание было по башне – сразу все лампочки в машине погасли. Следующее попадание – у меня зеркальные перископы полопались. А главное, такое ощущение, что тебя в бочку посадили и молотом по ней лупят… Потом еще удар, и, видимо, снаряд попал в маленький лючок механика, потому что прошел в машину, но над боевой укладкой. У нас же все под ногами, в кассетах. И попал в машинное отделение, машина сразу загорелась. Я механика хватаю за комбинезон и чувствую, что он обмяк. Значит все, готов…»
Глава 10Feuer und tod!
Окрестности шоссе на Прилуки.
27 сентября 1943 года
Ближе к обеду аж две «рамы» повисли в небе. Различить с высоты танковый взвод не сложно, и Репнин, от греха подальше, юркнул в лесной массив, удачно попавшийся по дороге.
Развесистые осокори переплетали ветви над узкой колеей – сверху не разглядишь, – но тревога не покидала Гешу.
Уж больно плотно за них взялись. Видать, уничтожение штаба сочли великим злом. А может, кто известный погиб у МТС и в Берлине решили обязательно покарать русских варваров?
Неожиданно плотная поросль деревьев поредела и разошлась, открывая большую поляну, вздыбленную ямами и валами земли, уже поросшими травой. Видать, тут кого-то усиленно бомбили в 41-м. Вон и «тридцатьчетверка» без башни ржавеет…
Иваныч погнал вперед, торопясь побыстрее одолеть открытое пространство, и тут Репнина пронзило чувство опасности – словно ледяной иглой кольнули, да так, что волосы на загривке дыбом.
– Разворачивай! Влево!
Мехвод ударил по тормозам и развернул танк. Вовремя – снаряд, едва не угодивший в борт, пролетел мимо.
– Это засада! – крикнул Борзых.
– Фугасными! Живо!
– Есть! – завопил Мжавадзе. – Готово!
Федотов тут же выстрелил, не дожидаясь команды. Осколочно-фугасный ударил между двух бугров, явно насыпанных недавно – сырая земля еще не просохла, и вверх подскочило дуло противотанкового орудия.
Еще пара танков, сориентировавшись, выдала дуплетом – дуб, перебитый у комля, рухнул на артиллеристов.
– Огонь! Огонь! Иваныч, задний ход и разворот!
– Есть!
«Тигр» послушно отполз, сминая подлесок, и развернулся. Успели!
Снаряд куда большего калибра, чем первый, усвистал в лес. И тут же, давя молодую поросль, на поляну выполз «Фердинанд».
Самоходка зарывалась в рыхлую почву, быстро развернуться точно не могла, но, видимо, немцы были уверены в непробиваемости лобовой брони. Лобовой – да. Ну, так есть же еще и бортовая…
– Второй! Бей этого «слона»!
Лехман тут же выстрелил, но снаряд, выпущенный под очень острым углом, ушел рикошетом. Репнину повезло больше – со второго выстрела он поразил борт «Фердинанда», и вся эта груда металла встала колом.
Репнин быстро оглядел поляну. Машина Полянского была подбита, танкисты покидали «Тигр» через верхние люки и через маленький эвакуационный, сбоку башни. Танк Каландадзе горел…
– Суки! Там еще один!
Второй «Фердинанд» лишь высунулся из зарослей и тут же выстрелил, попадая по танку Репнина.
«Тигр» сотрясся. Судя по звукам, снаряд развалил и катки, и гусеницу. Геша встряхнулся – все плыло перед ним, как после нокдауна.
– Живо из танка! Иваныч и ты, Ванька! Жорка, бронебойный!
– Башню заклинило!
– Знаю! Клади! И уматывай! Санька, сейчас эта сука выползет!
– Понял! Как раз под дулом!
«Сука» и впрямь выползла на поляну, разворачиваясь, загребая гусеницами дерн. Пушка выстрелила, поражая танк Лехмана, пробивая мотор насквозь. Вспыхнуло пламя.
– Огонь!
Выстрел из подбитого, покосившегося танка стал для фрицев неожиданным, но удивиться как следует они просто не успели – борт самоходки проползал в каких-то метрах от дула танкового орудия. Выстрел – и снаряд пробуравил броню, как саморез – дощечку. Рвануло знатно, и тут же самого «Тигра» тряхнуло.
– В моторное влепили! Горим!
– Ходу отсюда! «Шмайссер» захвати!
– А ты, командир?
– Часики заведу…
Кряхтя, Геша пролез к деревянному ящику противотанковой мины и завел механизм на четыре минуты.