– Командир!
– Иду!
Покидая танк через верхний люк, Репнин первым делом окунулся в жирный черный дым, а в следующую секунду его руку обожгла пуля.
Матерясь на все лады, Геша скатился на броню, а с нее на землю, изрытую гусеницами.
– Сюда, командир! – разнесся крик Борзых. – Мы здесь!
Послышалась очередь из автомата, потом еще одна. Смешались крики на русском и немецком. Рукопашная…
Репнин отполз в кусты и поднялся на колени, зажимая рану. Вроде ничего серьезного… Болезненно, но не смертельно. Но болезненно-то как…
– Командир! Ранили?! Щас мы…
Иваныч с Федотовым упали на колени рядом с Гешей. Наводчик отрезал рукав, оголяя руку, а мехвод порылся в прихваченной медицинской сумке, обильно окропил рану чистым шнапсом, затампонировал и перевязал.
– Что наши? – спросил Репнин, кривясь.
– Ленька живой, оцарапало только и оглушило малость. Заряжающий его вытащил, а сам погиб – артиллеристы долбаные подстрелили.
– Так Ленька один остался?
– Выходит, что так…
Стрельба неожиданно затихла, и прорезался звук танкового мотора. Залязгали гусеницы, и вот, пригибаясь, подбежал Тимофеев.
– Живые? Фу-у… А я две «ахт-ахт» уделал!
– А ты на ходу, что ли?
– Что ли!
Через пару минут вокруг Репнина собрались все, кто выжил, – небритые, усталые, закопченные. У кого голова наспех перевязана, у кого рука.
– Лехман, докладывай.
Леонид вздохнул.
– Моих никого не осталось. Каландадзе в порядке. С ним башнер Голощуков остался и Потапенко, мехвод. Полянский…
В это самое мгновение прогрохотал взрыв мины, сорвавший башню с репнинского «Тигра», и Лехман вобрал голову в плечи.
– Илья, ты где? – воззвал он.
– Тута я. Со мной трое.
На ствол поваленного дерева присели заряжающий Шулик, стрелок-радист Гурьев и механик-водитель Козырев.
– Со мной четверо, – доложил Тимофеев. – «Пантера» на ходу.
– Попались мы, как последние… – сказал Репнин, морщась. – Кто-то шибко умный у немцев просчитал нас. Понял, что «лаптежники» только зелень попортили, когда мы штаб разгромили.
– Да откуда ж знать могли, что мы именно в этот лесок шмыгнем?
– А куда тут еще шмыгать?
– Наверное, за нами и с земли следили, – решил Каландадзе. – Увидал, что мы появились, и сразу летунов вызвал.
– Может, и так, – кивнул Геша. – А мы сразу прятаться. Хотя… А ну-ка, дай карту. Ага… Смотрите! Дорога как раз вокруг этого леска заворачивает. Видите? Так что немцы ничем не рисковали. Если бы мы не сунулись в лес, а покатили по дороге, они бы нас там достали.
– Вообще-то, да, – согласился Лехман. – Тут метров сто до шоссе, а нам в обход километра два. Пока бы мы допёхали, они бы живо позиции сменили – и привет.
– Что с артиллеристами?
– Положили всех. Три «ахт-ахт», две поменьше калибром. Два грузовика… Сгорели оба. Главное, мы «слонов» этих бл…х уделали!
– Ладно, черт с ними со всеми. Грузимся на «Пантеру», будем прорываться к своим. Володька, у тебя вроде не горит?
– У меня тоже, – сказал Лехман.
– Снимаем пулеметы, забираем автоматы, воду, пайки и мотаем отсюда, пока за нами не пожаловали.
Места на «Пантере» было не слишком много, но кое-как уместились – за башней, на башне и перед нею. Гранат набрался целый ящик, патронов к четырем пулеметам тоже хватало – в каждом танке хранились приклад и сошки от MG-34, собрать их труда не составило. Вдобавок у каждого из танкистов был при себе «шмайссер», а то и два, плюс запасные магазины.
Тимофеев тронулся потихоньку, чтобы не растрясти раненых, и покатил по лесной дороге. «Рамы» уже не вились вверху, и «Пантера» взяла курс на восток.
«Т-V» не отличался «ожирением», как «Тигр». Танк был тяжеловат, но в меру, так что не вяз вне дорог, а довольно-таки проворно ехал. Зрелище «Пантера» представляла забавное – полвзвода немецких танкистов на броне! Правда, смотреть было особо некому – мирные жители попрятались, а партизаны на открытой местности не водились, оттягиваясь к северу, к Чернигову поближе – там леса гуще.
Точно указать, где проходила линия фронта, Репнин не мог – наступление Красной Армии продолжалось, но это не означало триумфального шествия советской власти. На иных участках прорыв тормозился, кое-где немцы и вовсе в контратаку переходили. В общем, общий вектор движения был един – на запад, но вариаций хватало.
Частенько фронт напоминал слоеный пирог – части РККА соседствовали с соединениями вермахта, образовывались этакие мини-котлы, в которых окружались и истреблялись роты, а иногда немцы выходили в тыл советским войскам, обрекая себя на уничтожение.
Можно сказать, что прифронтовая полоса становилась зоной хаоса, что было штрафникам на руку – неразбериха помогла бы им затеряться.
– Как самочувствие, командир? – спросил Филатов.
– Вашими молитвами, – пробурчал Репнин. – Да фигня, царапина.
Другим было куда хуже, но на войне как на войне.
Тимофеев объезжал стороной села, опасаясь наткнуться на немцев, но однажды не уберегся – несколько грузовиков под прикрытием «Ганомагов» показалось из очередной деревеньки. Направлялись они по своим делам, но заметив одинокую «Пантеру», дружно повернули за нею. Тимофеев наддал…
Оторваться он не смог бы, стрелять – тоже. На орудии стоял дульный тормоз, и первый же выстрел травмировал бы «пассажиров».
Погоня не затянулась – заехав на узкую и длинную прогалину между двух скудных рощ, танк остановился. В люк высунулся Серега Тимофеев и смущенно сказал:
– Товарищ командир… все. Бензин на нуле, а мне еще башней ворочать…
– Слезай, приехали, – прокряхтел Геша. – Серый, ты разворачивайся к лесу задом, к немцам передом… Ну, и дай им жизни! А мы тебя поддержим.
С помощью Борзых Репнин спустился на землю. Штрафники быстро рассеялись, занимая оборону за буграми, в промоинах. Провизию, лекарства, боеприпасы и прочее барахло тащили с собой.
Как только из-за деревьев выехал «Ганомаг», сработала танковая пушка. Хлесткий удар – и снаряд подорвал броневик.
Со вторым выстрелом Тимофеев оплошал – навел орудие через лес. За деревьями мелькал силуэт «Т-II», но не получилось – снаряд угодил в дуб, ломая ствол. Однако второй осколочно-фугасный поразил цель, впаявшись в борт легкому танку.
По инерции выскочила пара грузовиков. Первый «Опель» попал под раздачу, а вот второй умудрился проскочить. Пехотинцы посыпались через борта, разбегаясь и стреляя сдуру. Пара осколочных утихомирила их пыл, и тогда немцы изменили тактику – рассеявшись, стали наступать лесом, шмыгая от дерева к дереву.
«Пантера» выстрелила раз, развернулась… И мотор заглох.
В наступившей тишине тотчас же прорезались резкие немецкие команды, дробное стаккато очередей автоматных и пулеметных.
«Т-V» молчал, а потом из люков полезли танкисты. По ним открыли огонь гитлеровцы.
– Ленька! – закричал Геша. – Володька! Прикрываем!
– Есть! – долетело в ответ.
Пара MG-34 притушила немецкий пыл, позволив экипажу «Пантеры» добраться до своих. Мехвод и наводчик были ранены, но легко.
– Заминировал? – спросил Репнин командира танка.
– Ага! – ответил тот.
– Отходим!
По глубокой промоине штрафники выбрались на небольшую высоту – не шибко крутой холм, на котором сквозь дерн прорывались огромные валуны.
– Залечь! Не подпускать фрицев на флангах! Патроны беречь!
Группа немцев воспользовалась «Пантерой» как прикрытием, устроилась, прячась за броней.
– Что там у тебя? – осведомился Репнин. – Мина?
– Чего? – не понял Тимофеев. – А-а! Да какая мина… Фугас использовали, обвязали гранатами, а три чеки – одной веревочкой. И за люк. Гранаты немецкие, рванут на счет «шесть»…
– Понятно.
Несколько фашистов решили, что они умнее всех, и полезли в «Пантеру». Похоже, решили воспользоваться танковым орудием.
– Придурки, – буркнул Тимофеев. – У нас снаряды вышли.
– Лишь бы фугас не «вышел», – сказал Репнин.
По всей видимости, кто-то из немцев, забравшихся в танк, разглядел фугас с «обвязкой». Послышался глухой крик, и немец, с искаженным от ужаса лицом, высунулся в верхний люк.
Лишь только Полянский приготовился снять его из автомата, как рвануло взрывное устройство. Верхнюю половину туловища фрица вынесло вверх, как ядро из пушки.
Взрыв был силен, но на то, чтобы подбросить башню в воздух, его не хватило – башня шевельнулась, выпуская огонь из-под себя, и, перетянутая орудием, свалилась на землю, придавливая тех, кто прятался за корпусом.
– Илья! – подозвал Репнин. – Ленька! Берите по пять человек, забирайте все гранаты. Атакуйте немцев справа и слева, из рощ! А мы их тут приветим.
– Есть!
– Давайте…
Две группы штрафников скрылись в редком лесу, и вскоре затарахтели «шмайссеры».
Несколько немцев, пригибаясь, бросились через лужайку, но пулеметчики не дремали – срезали шустриков.
– Володя, – сказал Репнин, – видишь сломанное дерево?
– Где горелая береза? – уточнил Каландадзе.
– Во-во! Дай-ка очередью левее этого «огарка»!
Каландадзе дал. Пара немцев выпала из подлеска, суясь касками в землю. Готовы.
В этот момент захлопали гранаты. Застрочил немецкий пулемет и заткнулся. И тишина…
Немного погодя «группа прорыва» вернулась. Кто шел, а кого и несли.
Лехман доложил, что враг уничтожен. Двое танкистов погибли.
Репнин стянул пилотку, и все последовали его примеру.
– Похороним наших и в путь, – сказал Геша глухо. – Володя, а ты пока бери своих, соберешь оружие и документы.
– Есть!
Полчаса спустя колонна штрафников зашагала в сторону фронта.
«…Осмотрелись. Тихо, никакого движения. Но когда я начал выезжать из густого кустарника и пересекать дорогу, вдруг заметил быстро движущийся средний немецкий танк с черными крестами на башне. Ничего не оставалось, как выждать и при приближении «Т-II» – таранить его, что я и сделал, ударив в заднее ведущее колесо. Немецкая машина сразу легла набок и загорелась. Свою машину я выровнял вдоль дороги, и в это время с левой стороны выскочил еще один танк на расстоянии метров двадцати от нас. Он открыл по нашей машине огонь из крупнокалиберного пулемета и успел выполнить один выстрел из своей пушки, но не дремал и наш лейтенант Матвеев, который по танкофону дал команду «стоп». В тот же момент сработала наша пушка. Попадание было прямое, столб огня взлетел вверх.