Элса остановила машину. Они принялись хлопотать, установили свою просторную палатку, закрепили колышки, прямо на землю положили походный матрас, накрыли его простынями и одеялами. Разобрали только вещи, нужные для ночевки. Чемоданы, еду (все это и здесь нужно охранять) просто перетащили в палатку, а также ведра – можно и воду в них принести, и в качестве табуретов использовать.
Элса развела перед палаткой костерок, вокруг поставила перевернутые ведра. Невольно подумала, что теперь они ничем не отличаются от остальных обитателей лагеря. Она положила в жаровню немного сала, а когда оно зашкворчало, добавила драгоценный кусочек ветчины, несколько консервированных помидоров, зубчик чеснока и нарезанную кубиками картофелину.
Лореда с Энтом уселись не на ведра, а на поросшую травой землю и принялись играть в карты.
Элса посмотрела на дочь, и на нее снова нахлынула печаль. Странно, как люди словно бы перестают видеть своих близких, как к ним намертво прикипает какой-то привычный образ. Лореда была такой худенькой – тоненькие руки и ноги, выпирающие локти и коленки. Дочь постоянно обгорала на солнце, щеки ее покрылись веснушками, вечно шелушились.
Лореде же тринадцать, она должна округляться, а не терять вес. Вот еще новый повод для беспокойства. Или старый, просто тревога сделалась острее.
С наступлением темноты лагерь оживился. До них доносились голоса, звяканье посуды, потрескиванье огня. Тут и там мерцали оранжевые всполохи костров. От палатки к палатке плыл дымок, принося запахи еды. Между палатками постоянно сновали люди.
Элса услышала шаги и оглянулась. Семья: мужчина, женщина и четверо детей – двое мальчиков-подростков и две маленькие девочки. Худой мужчина был одет в запачканный комбинезон и рваную рубашку. У женщины растрепанные темно-русые волосы до плеч с седыми прядями, мешковатое платье из хлопка и фартук; костлявое тело будто прикрывал только тонкий слой кожи – ни мышц, ни жира. Две тощие девочки одеты в обыкновенные мешки с прорезями для рук и шеи, ноги босые.
– Здрасьте, соседка. Решили подойти познакомиться. Вот что мы вам принесли, – сказал мужчина, протягивая красную картофелину. – Немного, я знаю. Но денег у нас кот наплакал, сами понимаете.
– Спасибо, – поблагодарила Элса, тронутая щедростью соседей. Она перевернула еще одно ведро, накрыла его своим свитером. – Садитесь, пожалуйста, – предложила она женщине, которая устало улыбнулась, села на ведро и поправила платье, чтобы прикрыть грязные колени. – Я Элса. А это мои дети, Лореда и Энтони.
Она достала из пакета два ломтя хлеба:
– Угощайтесь, пожалуйста.
Мужчина взял хлеб мозолистыми руками.
– Меня звать Джеб Дьюи. Это моя хозяйка, Джин, и наши детки, Мэри и Бастер, Элрой и Люси.
Дети отошли в сторону, уселись в сорняки. Лореда начала раздавать карты на новую партию.
– Сколько вы уже здесь? – спросила Элса, когда дети уже не могли их слышать.
Она села на перевернутое ведро рядом с Джин.
– Почти девять месяцев, – ответила Джин. – Прошлой осенью мы собирали хлопок, но зимы здесь тяжелые. Нужно на хлопке заработать столько, чтобы продержаться четыре месяца без работы. И не слушай тех, кто говорит, что в Калифорнии тепло зимой.
Элса посмотрела на палатку Дьюи. Размер не меньше чем десять на десять, как и у них. Но… как шесть человек могут прожить в такой тесноте целых девять месяцев?
Джин заметила взгляд Элсы и сказала:
– Да, непросто пришлось. Я будто только и делаю, что подметаю. – Она улыбнулась, и Элса поняла, какой красивой она, должно быть, была, пока не поблекла от голода. – Тут не Алабама, вот что я скажу. Там нам лучше жилось.
– Я был фермером, – сказал Джеб. – Ферма небольшая, но нам хватало. Теперь она принадлежит банку.
– И большинство людей в этом лагере фермеры? – спросила Элса.
– Некоторые. Старик Милт – он живет вон там, в синем рыдване со сломанной осью, – аж юристом был. Хэнк – почтальоном. Сандерсон модные шляпы делал. Сейчас по внешнему виду ничего не поймешь.
– Осторожнее с мистером Элдриджем, – предупредила Джин. – Он, как напьется, может начать задираться. Сам не свой с тех пор, как его жена и сын померли от дизентерии.
– Но какая-то работа же должна быть, – сказала Элса.
Джеб пожал плечами и ответил:
– Мы каждое утро выходим искать работу. Хотите, на север – сейчас нужны сборщики фруктов в Салинасе. Мы на севере фрукты в начале лета собираем. Но, прежде чем ехать, нужно подумать о стоимости бензина. Выживаем мы благодаря хлопку.
– Я ничего не знаю о хлопке, – призналась Элса.
– Чертовски трудно его собирать, все эти острые шипы, но хлопок вас спасет, – улыбнулась Джин. – И у детишек это хорошо получается.
– У детей? А как же школа?
– Школа есть, – вздохнула Джин. – Где-то миля до нее. Но… прошлой осенью пришлось нам всем, даже маленьким, собирать хлопок, чтобы не помереть с голоду. Не то чтобы девочки много собрали, но не могла же я их одних оставить на целый день.
Элса посмотрела на двух малышек. Сколько им – четыре, пять? Что же они делали в поле весь день? Она поспешила сменить тему:
– А письма сюда доходят?
– В Уэлти, до востребования.
Джин встала, расправила платье. Этот жест показал Элсе, кем та была до Калифорнии, – приличной, уважаемой женой мелкого фермера. Ее наверняка заботили парады на Четвертое июля да свадебные покрывала и благотворительные ужины.
– Ну что же, пора ужин готовить. Мы пойдем, – сказала Джин.
– Все не так плохо, как кажется, – добавил Джеб. – Вот увидите. Только вам нужно как можно скорее попасть в центр социальной помощи в Уэлти. Отсюда вверх по дороге мили две. Вам надо зарегистрироваться для получения пособия. Сказать, что вы здесь. Мы зарегистрировались только через пару месяцев, и очень зря. Не то чтобы это вам сейчас особо поможет, но…
– Не нужны мне правительственные деньги. – Элса не хотела, чтобы они думали, будто она проделала такой путь ради подачек от правительства. – Мне нужна работа.
– Да, – ответил Джеб. – Никто из нас не хочет жить на пособие. «Новый курс» Рузвельта принес немало пользы рабочим людям, но о нас, мелких фермерах, как будто забыли. Всю власть в стране захватили землевладельцы.
– Не переживайте. Вы со всем справитесь, если будете вместе, – сказала Джин.
Элса надеялась, что ей удалось улыбнуться. Она встала, пожала руки соседям. Семья двинулась к своей грязной палатке, Элса смотрела им вслед.
– Мама? – Лореда уже стояла рядом.
Не плачь.
Не смей плакать перед дочерью.
– Это ужасно, – сказала Лореда.
– Да.
И эта жуткая вонь, которой здесь все пропиталось. Умерли от дизентерии. Неудивительно, если люди пьют воду из ирригационной канавы и живут… вот так.
– Завтра я найду работу, – сказала Элса.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила Лореда.
Элсе ничего не оставалось, как только поверить ей.
– Это не наша жизнь, – сказала она. – Я не позволю нам так жить.
Элсу разбудили звуки нового дня: люди разжигали костры, расстегивали палатки, ставили чугунные сковороды на плитки, дети ныли, младенцы плакали, матери их бранили.
Жизнь.
Как будто это нормальный поселок, а не последнее прибежище отчаявшихся.
Осторожно, чтобы не разбудить детей, она выбралась из палатки, развела огонь и сварила кофе – на это ушла вся вода, что оставалась в канистре.
Десятки мужчин, женщин и детей шли через поле к дороге. Восходящее солнце обрисовывало их силуэты. Женщины набирали воду из канавы, сидя на корточках на деревянных досках, положенных вдоль топкого берега.
– Элса!
Джин сидела на стуле возле плиты перед своей палаткой. Она помахала Элсе.
Элса налила две чашки кофе и отнесла одну Джин.
– Спасибо, – сказала Джин, взяв чашку. – Я как раз думала, что надо бы встать и налить чашечку кофе, но не могла с места сдвинуться.
– Плохо спала?
– Я с тридцать первого года плохо сплю.
Элса улыбнулась:
– Я тоже.
Люди шли мимо них непрерывной вереницей.
– Они все идут искать работу? – спросила Элса, поглядев на часы. Шесть утра.
– Да. Это новички. Джеб с ребятами ушли в четыре, но вряд ли они что-нибудь найдут. Дела пойдут лучше, когда хлопок начнут пропалывать и прореживать. Сейчас его сажают.
– Ох.
Джин придвинула к Элсе ящик:
– Посиди со мной.
– И где же они ищут работу? Ферм тут, похоже, немного…
– Здесь не как у нас дома. Здесь фермы огромные, тысячи и тысячи акров. Владельцы не только не работают на земле, они там почти не появляются. Они получают доход, да и правительство на их стороне. Государство больше заботится о том, чтобы в карманах землевладельцев водились деньги, чем о нас, работниках.
Джин помолчала, потом спросила:
– А муж твой где?
– Он бросил нас в Техасе.
– Такое сейчас везде.
– Я поверить не могу, что люди так живут, – сказала Элса.
Джин отвернулась, и Элса тут же пожалела о своих словах.
– А где лучше-то? Нас называют «оки». И все равно, откуда мы. Никто не сдаст нам жилье, да и кому по карману аренда? Может, после сезона хлопка у тебя хватит денег уехать в другое место. Нам с четырьмя детьми не хватило.
– Может, в Лос-Анджелесе…
– Мы это все время говорим, но кто знает, как будет там? По крайней мере, здесь на сборе фруктов можно поработать. – Джин помолчала немного и продолжила: – Ты можешь себе позволить зря жечь бензин, искать место получше?
Нет.
Элса не могла больше слушать Джин.
– Пойду-ка и я искать работу. Ты присмотришь за моими детьми?
– Конечно. И не забудь встать на учет. Вечером познакомлю тебя с другими женщинами. Удачи тебе, Элса.
– Спасибо.
Расставшись с Джин, Элса принесла из канавы два ведра вонючей воды, вскипятила и процедила через тряпочку.
Как могла, вымыла голову и тело до талии в полутемной палатке, надела относительно чистое хлопковое платье. Заплела мокрые волосы в косу, повязала платок.