Сорок центов.
Элса ушла, с силой хлопнув дверью. Забралась в грузовик и поехала назад, стараясь не паниковать.
Сорок центов за целый день.
Теперь она поняла, почему люди в лагере отправились на поиски работы пешком. Она больше не может позволить себе такую роскошь, как бензин.
Завтра она вместе с остальными выйдет до рассвета, чтобы найти работу в поле. За это, наверное, больше платят.
Но будь она проклята, если ее дети станут трудиться в поле. Они будут ходить в школу, получать образование.
Она выехала на большую дорогу. По обочине шел худой мужчина с потрепанным рюкзаком, понуро сгорбившись. Из дырявой шляпы торчали грязные пряди черных волос. Одна нога босая.
Раф.
Не может быть, но все же…
Она притормозила и опустила стекло. Конечно, это не ее муж.
– Подвезти, приятель?
Мужчина отвел взгляд. Кожа туго обтягивала кости черепа. Щеки впали.
– Не. Но спасибо. Идти мне некуда, шагаю себе потихоньку, уже привык.
Элса долго смотрела на него, думая: «Да и мне тоже некуда идти», потом вздохнула и нажала на газ.
В тот день Лореда узнала, как относительно время. До сегодняшнего дня время казалось ей чем-то основательным, надежным. Даже когда ее сердце разрывалось на части после отъезда отца и лучшей подруги, во время болезни Энта время успокаивало своим постоянством. «Время лечит», – говорили люди, имея в виду, что по своей природе время – доброе. Лореда уже знала, что некоторые раны со временем не затягиваются, а становятся более глубокими, и все же считала, что время идет своим чередом. Каждый день солнце встает и заходит, а между восходом и закатом умещаются домашние дела, завтрак и обед, вехи повседневной жизни.
Здесь же время будто хромало и не бежало, а едва ползло.
Идти некуда, делать нечего. Она не могла оставить Энта и пойти поохотиться на голубей или зайцев. Они с братом сидели на комковатом походном матрасе, и Лореда читала вслух «Волшебника страны Оз». Но история, начинавшаяся с ужасного урагана в Канзасе, уже не казалась такой сказочной, как прежде, – только не в этом месте, похожем на зону бедствия. Лореда подумала, что им с братом теперь будут сниться кошмары.
Около шести Лореда услышала знакомый рев грузовика. Она оттолкнула Энта и спрыгнула с матраса.
Вереница людей тянулась по истоптанному полю.
Мама припарковалась возле палатки. Лореда нетерпеливо ждала, когда она выключит мотор и выйдет к ним с Энтом. Наконец Элса выбралась из машины, но осталась стоять, сгорбившись, вся какая-то измочаленная. Будто потерпела поражение.
– Мама?
Мать быстро выпрямилась и улыбнулась, но Лореда увидела, что улыбка – притворство. Безнадежность в голубых глазах мамы пугала.
Ей вдруг захотелось, чтобы мама снова стала той неутомимой рабочей лошадкой, которая не шутила и не смеялась, но никогда не плакала, не сдавалась и ничего не боялась.
– Я все постирала и фасоль замочила. Можем уехать после ужина, – сказала Лореда.
– Я сегодня нашла работу, – проговорила мама. – Проработала весь день за сорок центов.
– Сорок центов?.. Этого не хватит даже на…
– Я знаю.
– Сорок центов?
– Теперь мы знаем, с чем столкнулись, Лореда. У нас нет денег на аренду жилья и даже на бензин.
– Постой. Ты же обещала, что мы останемся здесь всего на один день.
– Помню. Я ошиблась. Мы пока не можем никуда уехать. Нам нужно зарабатывать деньги, а то мы так все потратим.
– Ты хочешь остаться здесь? Здесь?
В Лореде поднимался страх, стремительно перераставший в гнев, направленный на мать. Ее затрясло. Какая-то часть ее осознавала, что этот гнев несправедлив, но она никак не могла с ним справиться.
– Нет. Нет!
– Прости меня. Я не знаю, что еще делать.
– Ты соврала. Как и он. Все врут…
Элса притянула Лореду к себе. Девочка попыталась вырваться, но мать не отпускала, обнимала все крепче, пока Лореда не обмякла и не зарыдала.
– Я поговорила с Джин. Вроде бы во время сбора хлопка можно накопить денег. Если мы будем беречь каждый цент, может, в декабре сможем уехать.
Дрожащая Лореда отстранилась от матери. Она не видела выхода. И злилась.
– А в Техас мы можем вернуться? Денег на бензин нам хватит.
– Доктор сказал, что легким Энта нужен хотя бы год на восстановление. Вспомни, как он болел.
– Но сначала он отказывался носить противогаз. Может быть, сейчас…
– Нет, Лореда. Назад возвращаться нельзя.
Нежным движением Элса убрала волосы с лица дочери.
– Помоги мне с Энтом, пожалуйста. Он этого не поймет.
– Я и сама не понимаю. Мы же в Америке. Почему это происходит с нами?
– Тяжелые времена.
– Черт, все это срань!
– Что за выражения, Лореда, – устало сказала мама.
Она подошла к грузовику, залезла в кузов и начала отстегивать дровяную печь, на которой Роуз и Тони много лет назад готовили в землянке, когда они еще не построили дом.
Как же Лореде не хотелось распаковывать печь. Она ненавидела саму эту мысль. Где печь, там и дом; поставить печь означает обустроиться, осесть на месте. Они воображали, что печь будет обогревать новый дом. Вздохнув, Лореда тоже забралась в кузов и развязала ремни. Вместе, тяжело дыша, они спустили тяжелую печь из грузовика на траву перед палаткой. Рядом поставили ведра и металлическую ванну.
– Красота, – буркнула Лореда.
Теперь их не отличить от остальных отчаявшихся нищих, что прозябают на этом уродливом поле.
– Да, – сказала мама.
А что тут скажешь.
Они забрались в палатку, где Энт, лежа на земле рядом с матрасом, играл в солдатики.
– Мама! Ты вернулась.
Лореда заметила гримасу боли, скользнувшую по лицу матери.
– А как же. Вы двое – смысл моей жизни. Ты же знаешь. Не бойся, мама всегда будет с вами.
В ту ночь Элса еще долго лежала с открытыми глазами после того, как дети прочитали молитвы и заснули по бокам от нее. Лунный свет проникал сквозь полотняные стены. Стараясь не потревожить детей, Элса нашла листок бумаги, карандаш и принялась писать.
Дорогие Тони и Роуз!
Привет вам из Калифорнии!
Дорога оказалась тяжелой, но интересной, мы такого не ожидали. Мы приехали в долину Сан-Хоакин. Здесь очень красиво. Горы. Кругом зеленые пашни, земля коричневая, плодородная.
Мы поставили палатку на берегу реки. Уже подружились с людьми, приехавшими с Юга. Дети завтра пойдут в школу, они очень этому рады. А у вас как дела?
Пишите до востребования на почту в Уэлти, Калифорния.
Молитесь за нас, как мы молимся за вас.
С любовью,
Следующим утром Элса проснулась еще затемно, принесла воды, растопила печку и поставила на нее ведро.
В темноте дымок перелетал от палатки к палатке, брякали ведра, шипел жир на чугунных сковородках. Люди потянулись к дороге. Мужчины, женщины, дети.
В семь она разбудила детей и велела им одеться, накормила их кукурузной кашей (скудный завтрак, но теперь она знала, что каждый цент нужно беречь), после чего вымыла им головы водой, которую успела не только вскипятить, но и процедить. Она была безмерно благодарна детям за то, что они вчера постирали.
Энт вырывался.
– И зачем ты меня моешь?
– Потому что сегодня ты идешь в школу.
– Ура! – Энт даже подпрыгнул.
Но Лореда вздрогнула:
– Ты что, шутишь?
– Образование – это главное, Лореда. Ты это знаешь. Ты первой из Мартинелли получишь высшее образование.
– Но…
– Никаких «но». Тяжелые времена пройдут. Образование останется, а вы, ребята, отстали от ровесников. Поторапливайтесь. Нам еще пешком идти.
– И как это я пойду в школу босым? – спросил Энт.
Элса в ужасе посмотрела на сына. Господи, как она могла забыть о таком важном факте?
– Я… мы…
– Элса?
К ним направлялась Джин, и в руках у нее были детские ботинки со сбитыми носами.
– Я видела, как ты воду таскаешь, – сказала Джин. – Подумала, что ты моешь детей к школе.
– Я забыла, что у моего сына обуви нет. Как я могла…
Джин ободряюще сжала ее плечо.
– Мы делаем все, что можем, Элса. Это башмаки Бастера. Он из них вырос. Вернешь, когда Энту станут малы.
Элса не могла подобрать слов, чтобы выразить свою благодарность. Щедрость Джин поражала, ведь у нее самой было так мало.
– Иначе нам не справиться, – сказала Джин, потрепав Элсу по руке.
– С-спасибо.
– До школы миля к югу, – Джин кивнула в нужную сторону. – Нашим детям там не очень-то рады.
– Я бы сказала, весь штат нам не очень-то рад, – сказала Элса.
– Ага. Как отведешь их в школу, зарегистрируй свое пребывание в штате. Центр соцпомощи в Уэлти, это две мили отсюда к северу. Пусть власти знают, что ты здесь, тебе это на руку.
Соцпомощи.
У Элсы сжалось сердце. Она кивнула:
– Значит, в школу миля на юг, а в город две мили на север. Поняла.
Элса протянула Энту ботинки. Сын явно был очень рад, и у нее чуть потеплело на душе.
– Ладно, путешественники Мартинелли, – сказала она, зашнуровывая мальчику ботинки. – В путь.
Они вышли на дорогу и, повернув на юг, присоединились к группе детей. Их было девять, от шести до десяти лет. Лореда оказалась среди детей самой старшей. Элса была единственной взрослой.
Мимо прогромыхал тупоносый автобус, швыряясь камешками и песком. Он не стал останавливаться ради детей мигрантов.
Они миновали окружную больницу, рядом с которой по-прежнему стояла карета «скорой помощи», и подошли к школе. Зеленая трава и деревья придавали ей уютный вид. Двор заполнила толпа хорошо и чисто одетых детей, они смеялись и болтали. Дети мигрантов молча двигались среди них, точно деревянные.
– Посмотри на них, мама, – сказала Лореда. – У них новая одежда.
Элса приподняла дочери подбородок, увидела, что в ее глазах собрались слезы.