– Я знаю, что ты чувствуешь, но не смей плакать, – сказала она. – Не из-за этого, не из-за того, что тебе пришлось испытать, чтобы здесь оказаться. Ты Мартинелли и ничем не хуже жителей Калифорнии.
Взяв детей за руки, она провела их по лужайке к трепещущему на ветру американскому флагу.
Коридоры школы были полны детей. Элса заметила, что на них косятся, что хорошо одетые дети их избегают. На доске с объявлениями висели приглашения на экскурсии, расписание мероприятий и информация о предстоящем родительском собрании.
Элса зашла в первый попавшийся кабинет и оказалась перед длинной стойкой, табличка на которой возвещала: «Барбара Маузер, администрация».
Элса кашлянула, привлекая к себе внимание.
Женщина, сидевшая за стойкой, подняла голову от бумаг.
– Я пришла записать детей в школу.
Женщина тяжело вздохнула и встала. На ней было элегантное голубое платье с матерчатым пояском, шелковые чулки и коричневые туфли на низком каблуке. Элса заметила, какие у нее ухоженные ногти, какая гладкая кожа.
– Вы принесли табели успеваемости? Документы о переводе?
– Мы уехали в спешке. Времена дома настали…
– Тяжелые для оки. Да.
– Мы из Техаса, мэм, – поправила Лореда.
– Как их зовут?
– Лореда и Энтони Мартинелли. Мы зовем его…
– Адрес?
Элса не знала, как ответить на этот вопрос.
– Мы… э-э…
Женщина повернула голову, закричала:
– Мисс Гаймен, идите сюда. Тут у нас бездомные. Оки.
– Мы из Техаса, – твердо сказала Элса.
Женщина пихнула ей листок бумаги:
– Читать-писать умеете?
– Господи, – сказала Элса, – конечно.
– Имена и возраст. – Женщина протянула карандаш.
Пока Элса записывала имена детей, в кабинет из коридора вошла женщина помоложе в накрахмаленном белом халате и шапочке медсестры. Она подошла к Лореде и начала перебирать волосы девочки.
– Вшей нет. Лихорадки нет… пока что. Девочке сколько? Одиннадцать?
– Тринадцать, – ответила Элса.
– Читать умеет?
– Конечно. Она отличница.
Медсестра проверила волосы Энта.
– Ладно, – наконец сказала она. – Большинство из ваших в одиннадцать работают в поле. Удивительно, что ваша дочь ходит в школу.
– «Наши» – это трудолюбивые американцы, которым выпала тяжелая доля, – сказала Элса.
– Идите за мной, – распорядилась миссис Маузер. – Но не вплотную.
Элса и дети последовали за администраторшей, которая остановилась в конце коридора.
– Мальчик. Тебе сюда. Ступай.
Энт схватил мать за рукав, уставился на нее.
– Все в порядке, – сказала Элса.
Он покачал головой, умоляюще глядя на нее.
– Иди, – сказала Элса.
Энт тяжело вздохнул. Обреченно ссутулился. Вяло помахал рукой, открыл дверь и исчез в классе.
– Не тяните время, – сказала администраторша, уже шагая по коридору.
Элсе пришлось заставлять себя следовать за ней. Лореда держалась подле матери.
У последней двери со стеклянной вставкой, на которой значилась цифра «7», администраторша остановилась.
– Ты, – она ткнула пальцем в Лореду, – заходи. Видишь три парты в дальнем конце? Выбирай любую. По пути никого и ничего не трогай. И, ради бога, не кашляй.
Лореда посмотрела на мать.
– Ты ничем не хуже других, – твердо сказала Элса.
Лореда открыла дверь в класс.
Чистые, хорошо одетые дети зафыркали. Некоторые девочки даже отодвинулись, когда Лореда шла мимо них. Рыжий мальчик зажал нос, и дети засмеялись.
Элса собрала все свои силы, чтобы отвернуться от закрывшейся за дочерью двери.
Выйдя из школы, Элса зашагала на север. Она не свернула к лагерю, а продолжила идти дальше. Через какое-то время показался ухоженный городок. На дорожном знаке в форме большой хлопковой коробочки было написано: «Добро пожаловать в Уэлти, Калифорния». Главная улица тянулась четыре квартала, Элса увидела явно неработающий кинотеатр, здание мэрии с колоннами и ряд магазинов. Она обошла все магазины, но ни на одной двери не обнаружила объявления, что требуется работник.
Центр социальной помощи находился чуть в стороне, на площади, окруженной цветущими деревьями, под которыми стояли скамейки. Перед зданием выстроилась длинная очередь.
Элса встала в хвост. Люди не смотрели друг на друга, не разговаривали. На суровых, замкнутых лицах мужчин и женщин ясно читалось, что здесь они потому, что отчаялись. И стыдятся того, что им нужно просить помощи у правительства. Да у кого угодно. Как и сама Элса, они всегда полагались на себя, на свой труд, а не на правительственные подачки.
Разглядывая товарищей по несчастью, Элса хоть немного сумела отрешиться от собственных переживаний.
Наконец подошла ее очередь. Под временным навесом сидел молодой человек в коричневом костюме с накрахмаленной белой рубашкой и узким черным галстуком. Коричневую шляпу с широкими полями он ухарски сдвинул набок.
– Вы за пособием? – спросил он, постукивая ручкой.
– Нет. Я найду работу, но мне сказали, что нужно зарегистрироваться. На всякий случай.
– Хороший совет. Хотел бы я, чтобы к нему побольше людей прислушивалось. Имя?
– Элсинор Мартинелли.
Он записал на красной карточке.
– Возраст?
– Господи, – сказала она, нервно рассмеявшись, – в следующем месяце будет тридцать девять.
– Муж?
Она помолчала.
– Нет.
– Дети?
– Лореда Мартинелли, тринадцать лет. Энтони Мартинелли, восемь лет.
– Адрес?
– Э-э-э…
– У дороги, – вздохнул он. – Где-то рядом?
– Около двух миль к югу.
Мужчина кивнул:
– Лагерь мигрантов на Саттер-роуд. Когда прибыли в Калифорнию?
– Два дня назад.
Молодой человек записал все это на красной карточке, потом поднял голову и сказал:
– Мы регистрируем всех, кто приезжает в штат. Для получения статуса резидента учитывается та дата, когда вы зарегистрировались, а не когда вы на самом деле приехали. Никакой помощи от штата вы не получите, пока вам не присвоят статус резидента, то есть пока вы не проживете в нашем штате год. Приходите снова двадцать шестого апреля.
– Год? – спросила Элса, нахмурившись. – Но… говорят, зимой работы нет. Разве не всем нужна помощь?
Молодой человек с жалостью смотрел на нее.
– Федеральные власти предоставляют помощь. Продуктовую. Раз в две недели. – Он дернул головой в сторону: – Вон там очередь.
Элса повернулась и увидела еще одну, куда более длинную очередь.
– Что такое продуктовая помощь?
– Фасоль. Молоко. Хлеб. Еда.
– То есть все эти люди стоят в очереди за едой?
– Да, мэм.
Элсе стало жалко худых женщин, стоявших со склоненными головами.
– Мне это не нужно, – тихо проговорила она. – Я могу прокормить детей.
Пока что.
Глава двадцать первая
В конце учебного дня Элса стояла у столба с развевающимся флагом и ждала детей. Ее подташнивало от голода – утром она совсем забыла прихватить для себя что-нибудь перекусить. После регистрации в Центре соцпомощи она провела в городке еще несколько часов в поисках работы, но скоро поняла, что ни один хозяин магазина или закусочной не наймет такую потрепанную нищенку, какой она выглядит.
Раздался звонок, из здания школы повалили дети. Двери автобуса приветственно открылись – не для всех.
Показались Лореда с Энтом.
У Энта был подбит глаз, воротник порван.
– Что стряслось, Энтони Мартинелли? – спросила Элса.
– Ничё.
– Энтони…
– Ничё, я сказал.
Элса обняла сына.
– Ты меня задушишь, – буркнул он, пытаясь высвободиться.
Элса заставила себя отпустить его. Энт шагал, зажав в руке пустую сумку для ланча.
– Что произошло, Лореда?
– Какой-то пятиклассник назвал его тупым оки. Энт потребовал, чтобы он взял свои слова обратно, но тот только рассмеялся, и Энт его ударил. А тот в ответ.
– Я поговорю с…
– Учителя знают, мама. Директор вышел и сказал, что мальчик зря ударил Энта, потому что мы заразные. «Ты что, не знаешь, что к ним нельзя прикасаться, Джонсон» – вот что он сказал.
– Ему же только восемь.
Лореда не нашлась что ответить.
– Я поговорю с ним, расскажу про «подставь другую щеку», – сказала Элса. Больше она ничего не могла придумать. Что она знает о школьных драках, о том, как становятся мужчинами?
Энт шел впереди, он выглядел таким маленьким. Таким худеньким. Проезжающие машины гудели, требуя, чтобы они убрались с дороги.
– Может, научить его пинать больших мальчиков промеж ног, по яйцам?
– Лореда! Я не собираюсь учить моего сына пинать других мальчиков… в эту область.
– Отлично. Тогда научи его прикладывать лед к синякам. Пусть он станет мальчиком для битья. Скажи ему, что мы всегда будем жить вот так.
– Лореда, я знаю, как тебе плохо…
– Знаешь? На обед дети ели жареную курицу и пироги с фруктами, мама. У одной девочки был тортик из магазина, называется «Твинки». Он так вкусно пахнет, что я невольно сглотнула, и надо мной стали смеяться. Одна девочка сказала: «Смотри-ка, она картошку жует». А другая добавила: «Наверняка украла».
– Такие девочки, злые девочки, которые смеются над несчастьем других, ничего не стоят. Это пятна на блохах на хвосте собаки.
– Но мне обидно.
– Да, – согласилась Элса, вспомнив, как ее в школе дразнили «рельсой». – Я знаю.
Только когда они свернули к лагерю, она окликнула Энтони. Он остановился, подождал их.
– А папа бы меня наказал за драку?
– За то, что ты защищался? Нет. Но давай с этого дня сражаться словами. Хорошо?
– Да. Хорошо. Можно говорить отъебись?
Элса с трудом сдержала смех. Господи, помоги.
– Нет, Энт. Так говорить нельзя.
Энт вздохнул:
– Меня опять побьют. Я знаю.
– Это правда. – Лореда тоже вздохнула.
Элса же подумала: И всех нас.
Вечером, после ужина из картошки, тушенной с ветчиной, Элса уложила Энта. За едой они в основном молчали. Лореда вышла из палатки сразу, как закончила есть, заявив, что не выносит духоты. Элса подоткнула Энту одеяло и села рядом.