ась за любую работу, но каждый вечер перед сном целовала меня и говорила, что в Америке я смогу добиться чего угодно. Мечта привела ее сюда, и она передала эту мечту мне. Но все оказалось ложью. По крайней мере, для таких людей, как мы. Людей, которые приехали не из той страны, у которых цвет кожи не тот, которые говорят на неправильном языке или молятся неправильному Богу. Моя мать погибла при пожаре на фабрике. Двери там запирали, чтобы рабочие не бегали на перекур. Эта страна использовала ее и выплюнула, а она всего только и хотела дать мне возможности. Дать жизнь лучше, чем у нее.
Джек подался к Элсе:
– Вы понимаете. Я это знаю. Ваши люди голодают, умирают. Тысячи остались без крова над головой. Они не могут заработать себе на жизнь. Помогите мне убедить их бороться за справедливую оплату труда. Вас они послушают.
Элса засмеялась:
– Меня никто никогда не слушал.
– Будут слушать. Нам нужен кто-то вроде вас.
Улыбка сошла с лица Элсы. Он говорил серьезно.
– Что толку бастовать, только работу потеряешь. Мне надо детей кормить.
– Лореда загорелась. Ей бы хотелось…
– Ей нужно в школу ходить. Лучшей жизни она добьется благодаря образованию, а не коммунистам.
Элса встала:
– Простите, Джек. Мне не хватит смелости. И пожалуйста, пожалуйста, не подпускайте ваших людей к моей дочери.
Джек тоже поднялся. Элса видела, что он расстроен.
– Я понимаю.
– Правда?
– Конечно. Разумно бояться, пока… – Он подошел к двери, взялся за ручку и остановился.
– Пока что?
– Пока вы не поймете, что не того боитесь.
Когда дети заснули, Элса достала спасенный в ту страшную ночь дневник. Она пролистала страницы. Дети оказались правы: ей становилось легче, когда она писала. На нее прыгнули слова: дождь, младенец на лавандовом одеяле, работы нет, ждем хлопка, дождь отнимает все силы. Сегодня она напишет о своем непроходящем страхе, о том, как он душит ее, каких огромных усилий ей стоит скрывать его от детей. Она напишет об этом и вспомнит: они выжили. Они пережили ужасное наводнение, и они все еще здесь.
Хотя дневник значил для нее целый мир, другой бумаги у них не было. Она вырвала листок и принялась писать Тони и Роуз.
Дорогие Тони и Роуз!
У нас есть адрес!
Мы наконец-то живем не в палатке, а в доме с настоящими стенами и полом. Дети пойдут в школу в двух шагах от нашей двери. Настоящее благословенье Божье.
Это хорошие новости. А плохие новости заключаются в том, что нашу палатку и почти все наши вещи смыло наводнение. Представьте себе, наводнение. Я знаю, вы бы хотели, чтобы часть этой воды попала к вам.
Господи, иногда я так скучаю по дому, что даже дышать не могу.
Как ферма? Город? Как вы оба?
Пожалуйста, поскорее нам напишите.
С любовью,
Глава двадцать восьмая
Накануне вечером они поужинали почти досыта, и этот ужин был приготовлен на электроплитке в домике с четырьмя стенами, крышей над головой и настоящим полом. После ужина они легли на настоящие матрасы, не на земляном, полу, а на настоящих кроватях. Лореда крепко спала рядом с братом и на следующее утро проснулась отдохнувшей.
После завтрака они надели новую одежду и обувь, что получили от Армии спасения, и вышли под яркое солнце.
Лагерь Уэлти был устроен между хлопковыми полями. Хотя лагерь не затопило, бросалось в глаза, что ливень и это место не пощадил. Трава прибита, вокруг жидкая грязь, но было очевидно, что обычно здесь расстилался зеленый луг. Буря сломала ветки многих деревьев, канавы доверху наполнились грязной водой. Десять домиков и около пятидесяти палаток образовали в центре лагеря что-то вроде городка. Между домиками и первой из палаток Лореда увидела длинное здание – прачечную – и четыре туалета: два для женщин и два для мужчин. Перед каждым выстроилась очередь. Но главное, что у каждого входа два крана. Чистая вода. Больше не придется таскать воду из канавы, кипятить и процеживать ее перед каждым использованием.
К магазину компании тоже выстроилась очередь, в основном из женщин. Они стояли молча, терпеливо скрестив руки на груди, вместе с детьми. Нарисованный от руки знак показывал дорогу к школе.
– Может, мы в школу лучше завтра пойдем? – мрачно спросила Лореда.
– Не говори ерунды, – ответила Элса. – Я займусь стиркой, достану еды, а вы пойдете в школу. Конец разговора. Вперед.
Энт захихикал:
– Мама выиграла.
Элса повела детей к двум шатрам в дальнем конце лагеря, стоявшим в довольно редкой рощице, среди хилых деревьев. Она остановилась перед шатром побольше, на котором прикрепили табличку: «Школа для младших детей».
На соседнем шатре значилось: «Школа для старших детей».
– Я уже большой, – сказал Энт.
Элса ответила «Не думаю» и подтолкнула Энта к шатру для младших.
Лореда быстро пошла вперед.
Меньше всего на свете ей хотелось появиться в классе в сопровождении матери. Она заглянула в шатер для детей ее возраста.
Пять парт. Две свободны. Женщина в выцветшем сером хлопчатобумажном платье и резиновых сапогах стояла перед мольбертом с доской. На доске она написала: «История Америки».
Лореда нырнула внутрь и села за пустую парту сзади.
Учительница подняла голову:
– Я миссис Шарп. А как зовут нашу новенькую?
Дети уставились на Лореду.
– Лореда Мартинелли.
Мальчик за соседней партой придвинулся к Лореде, так что край его парты стукнулся о ее. Он был очень высокий. И тощий. Грязная кепка надвинута так низко, что глаз не видно. Светлые волосы слишком длинные. Выцветший комбинезон надет поверх джинсовой рубашки, одна лямка расстегнута, и уголок висит, точно ухо у собаки. Он снял кепку:
– Лореда. Никогда раньше не слышал такого имени. Красивое.
– Привет, – сказала Лореда. – А ты кто?
– Бобби Рэнд. Это вы въехали в дом десять? Пеннипэкеры уехали как раз перед наводнением. Старик умер. Дизентерия. – Бобби улыбнулся. – Хорошо, что теперь здесь есть кто-то моего возраста. Папа заставляет меня ходить в школу, когда работы нет.
– А моя мама хочет, чтобы я училась в колледже.
Он засмеялся, показывая отсутствующий зуб.
– Это уже перебор.
Лореда сердито посмотрела на него.
– К твоему сведению, девочки тоже могут учиться в колледже.
– Ой, я думал, ты шутишь.
– Нет, не шучу. Ты что, из каменного века?
– Я из Нью-Мехико. У родителей был продуктовый магазин, но он разорился.
– Ребята, – сказала учительница, постучав линейкой по мольберту, – вы что-то разболтались. Откройте учебники истории на странице сто двенадцать.
Бобби открыл книгу.
– Можем по одному учебнику заниматься. Все равно ничего важного мы не узнаем.
Лореда наклонилась к нему, заглянула в книгу. Глава называлась «Отцы-основатели и первый Континентальный конгресс».
Лореда подняла руку.
– Да… Тебя же Лоретта зовут?
Лореда не стала поправлять учительницу. Похоже, миссис Шарп не очень-то внимательно слушает.
– Меня интересует история современности. Сельскохозяйственные рабочие здесь, в Калифорнии. Антимиграционная политика, которая привела к депортации мексиканцев. И что насчет профсоюзов? Я бы хотела понять…
Учительница так сильно ударила линейкой по мольберту, что она треснула.
– Мы здесь о профсоюзах не говорим. К Америке они не имеют ни малейшего отношения. Нам повезло, что у нас есть работа, которая нас кормит.
– Но ведь работы у нас на самом деле нет, правда? Я имею в виду…
– Вон отсюда! Немедленно! И не возвращайся, пока не научишься благодарности. И держать язык за зубами, как и подобает девушке.
– Что с этими калифорнийцами не так? – спросила Лореда.
Она захлопнула учебник, ударив Бобби по пальцу. Мальчишка ойкнул.
– Зачем нам учить, что богатые старики делали больше ста лет назад? Мир разваливается на части у нас на глазах.
С этими словами Лореда вышла из шатра.
И что теперь?
Она двинулась через раскисший луг в сторону… а куда, собственно, ей идти? И что вообще делать? Если вернется домой, мама заставит ее стирать.
Можно пойти в библиотеку. Ничего другого Лореда не смогла придумать.
Она вышла из лагеря, повернула на асфальтированную дорогу и зашагала к городу.
В Уэлти – до городка было меньше мили – она свернула на Главную улицу, где в магазинах с навесами когда-то явно продавалось все, что нужно покупателям с деньгами. Ателье, аптеки, продуктовые магазины, мясные лавки, магазины одежды. Теперь почти все закрыты. В центре городка находился кинотеатр: афиш не видно, двери на замке.
Лореда прошла мимо заколоченного шляпного магазина, на крыльце сидел мужчина, одну ногу вытянул, вторую, согнутую, обхватил рукой, между его пальцами дымилась самокрутка.
Он внимательно наблюдал за девочкой из-под поникших полей шляпы.
И во взгляде его сквозило сочувствие.
Лореда немного замешкалась перед библиотекой. Она не была здесь со дня визита в парикмахерскую. Как будто целая жизнь прошла.
Сегодня она выглядит иначе – неухоженная, усталая. По крайней мере, платье досталось относительно новое, но грязные ботинки и чулки не спрятать.
Лореда заставила себя войти. В прихожей она сняла грязные башмаки, оставила их у двери.
Библиотекарша оглядела Лореду с ног до головы, от грязных чулок до жалкого кружевного воротничка на платье с чужого плеча.
Только бы она меня вспомнила. Только бы она не назвала меня оки.
– Мисс Мартинелли. Я надеялась, что вы к нам снова придете. Ваша мать с такой радостью забрала читательский билет.
– Она подарила его мне на Рождество.
– Хороший подарок.
– Я… потеряла книги о Нэнси Дрю во время наводнения. Мне так жаль.
Миссис Квисдорф грустно улыбнулась.
– Не переживайте. Я рада, что вы живы и здоровы. Какую книжку вам поискать?