Кристофер умер в 2011 г., что придает этой заметке особый, печальный оттенок. Без сомнения, его отсутствие остро ощущалось в последние годы. Бесчисленное число раз незнакомые мне люди говорили: «Жаль, что здесь нет Хитча». Эти слова всегда произносятся в качестве осуждения какого-нибудь очередного преступления против разума или хорошего вкуса. Их произносят, когда какой-нибудь нахал, с самодовольной ухмылкой и не встречая возражений, обгоняет вас на шоссе слева или справа. Они стали чем-то вроде мантры, которую бормочут, без какой-либо надежды на ее действенность, перед лицом противостоящей вам тупости или лжи. Нередко я слышу в них нотку упрека, порою намеренную.
Мне тоже недостает Хитча. Но не буду поддаваться искушению произнести надгробную речь. В конце концов, рано или поздно все мы сойдем со сцены. Однако запись нашей беседы, очевидно, сохранится. Мы сделали ее почти в последний момент, и я очень рад этому.
Отношение к Ричарду, Дэну, Кристоферу и мне как к четырехглавому атеисту никогда не учитывало значительных различий между нами в расстановке акцентов и в мнениях, однако оно в известной степени справедливо, когда речь идет о принципиальных вопросах: есть ли разница между серьезно обоснованной верой и верой, стоящей на сомнительных основаниях? одинаково ли последовательны в проведении этого различия наука и религия? Поставьте вопрос таким образом, и дебаты завершатся, даже на начавшись.
Сколь сильно бы ни различались мы по своим интересам, каждый из нас остро чувствовал, что религиозный догматизм мешает росту подлинного знания и создает совершенно ненужные разделения среди людей. В последнем, конечно, содержится опасная ирония, поскольку религию больше всего превозносят за ее способность объединять людей. Это она тоже умеет делать, но обычно путем усиления фанатичной приверженности каждого своей группировке и умножения морализаторских страхов, которых иначе бы не существовало. Тот факт, что нередко можно встретить нормальных мужчин и женщин, делающих ради Бога что-то хорошее, не служит здесь возражением, поскольку вера дает им сомнительные основания для того, чтобы творить добро, тогда как для этого имеются и серьезные основания. Такие соображения каждый из нас четверых высказывал неоднократно, после чего следовали либо аплодисменты, либо гнетущее молчание.
На самом деле, для того чтобы поставить точку в вопросе о вере во всеведущее, всемогущее и благое божество, подобное тому, которое представляют себе христиане, мусульмане и иудеи, не нужно много рассуждать. Откройте любую газету, и что вы увидите?
Сегодня сообщили, что в Бразилии родились однояйцовые близнецы-девочки с микроцефалией. Почему происходит подобное? Их мать укусил комар-переносчик вируса Зика – которого тоже, по своей щедрости, создал Бог. Одно из многочисленных печальных последствий, вызываемых этим вирусом, заключается в том, что у любой женщины, которой не посчастливилось оказаться инфицированной, рождаются дети с крошечной головой, крошечным мозгом и, соответственно, крошечной продолжительностью жизни.
Представьте эту женщину несколько месяцев тому назад – как она делает все, что в ее силах, для будущей счастливой жизни своих еще не родившихся дочерей. Где она работает? На фабрике. Как часто она молится? Без сомнения, каждый день.
Но в решающий момент она спит. Возможно, ей снится мир, лучший, чем тот, в котором мы живем. Представьте себе одиночного комара, залетевшего в ее открытое окно. Представьте, как он садится на ее обнаженную руку. Предпримет ли всемогущий, всеведущий и совершенно благой Бог хоть что-нибудь, чтобы защитить ее? Он не вызовет даже легкого ветерка. Комариный хоботок мгновенно пронзает ее кожу. На что в этот момент стоит уповать верующим? Едва ли они знают, что их Бог был бы куда заботливее, если бы он действительно существовал.
Поэтому ничто не помешало этому крошечному чудовищу – происходящему из длинной линии чудовищ, распространяющих болезнь в течение примерно 200 миллионов лет, – напиться крови этой невинной женщины и, в благодарность за пищу, погубить ее еще не родившихся девочек.
Один-единственный реальный случай разрушает целые библиотеки богословского буквоедства и казуистики. Однако ситуация усугубляется. Представьте, что утром женщина замечает припухлость на руке – всего лишь мелкую неприятность, которая скоро перерастет в трагедию. Возможно, он слышала о вирусе Зика и знает, как он распространяется. Ее молитвы теперь становятся особенно горячими. Ради чего? Могут ли утешения, которые приносит совершенно неуместная здесь вера, перевесить нелепость поклонения столь бессильному или злому – или попросту вымышленному – божеству?
Настоящие источники надежды и утешения мы можем обрести и без Бога. Чтобы наслаждаться искусством, литературой, спортом, философией – наряду с другими видами творчества и созерцания, – не требуется невежество или ложь. И, наконец, существует наука – которая, помимо приносимого ею удовлетворения, будет в данном случае подлинным источником милосердия. Когда наконец будет найдена вакцина или лекарство против вируса Зика, которая предотвратит неисчислимые страдания и смерти, будут ли верующие благодарить за это Бога?
Без сомнения, будут. И поэтому такие беседы должны продолжаться…
Четыре всадника: дискуссияРичард Докинз, Дэниел К. Деннет, Сэм Харрис, Кристофер Хитченс
Вашингтон, 30 сентября 2007
Часть I
Ричард Докинз: Одна из причин, почему мы все здесь собрались, – это обвинение в том, что мы назойливые, наглые, злобные и крикливые. Что мы об этом думаем?
Дэниел К. Деннет: Да, это забавно, поскольку в своей книге я изо всех сил старался писать для здравомыслящих религиозных людей[18], и я опробовал черновую версию на нескольких группах глубоко религиозных студентов. И первоначальный вариант действительно стал настоящим мучением. Поэтому я вносил и вносил изменения, но в итоге это оказалось бесполезным, потому что меня продолжали песочить за грубость и агрессивность. И я осознал, что эта ситуация безвыходная. Это неблагодарное дело. Религии умудрились сделать невозможной любую критическую полемику с ними без грубости.
Докинз: Без грубости.
Деннет: Знаешь, они при любой возможности строят из себя обиженных, и перед тобой стоит выбор: быть грубым или же…
Докинз: Промолчать.
Деннет: …высказать свою критику. Или, точнее: высказать ее или просто придержать язык за зубами и…
Сэм Харрис: Вот что значит нарушить табу. Думаю, все мы сталкиваемся с тем, что религию почти официально выводят из-под огня рациональной критики – даже, как выясняется, наши коллеги-секуляристы и наши коллеги-атеисты. Она позволяет людям пребывать с их собственными суевериями. Даже если она ужасна и наносит вред, не надо рассматривать ее чересчур пристально.
Деннет: Это и подразумевается в названии моей книги; эти чары существуют, и мы должны разрушить их.
Кристофер Хитченс: Но если уж в публичной дискуссии вообще допустимо обвинение в оскорблении, тогда, думаю, нам следует заявить – и отнюдь не из жалости к себе, – что мы тоже можем быть оскорблены и обижены. Я имею в виду, что я не просто не согласен с каким-нибудь Тариком Рамаданом[19], который теперь выступает как профессор Оксфордского университета, когда он заявляет, что в случае побивания женщин камнями он потребует, самое большее, моратория на это. Я вижу в этом куда больше, чем просто повод для раздражения. Здесь не просто оскорбление, но, вообще говоря, опасность.
Харрис: Но ты же не оскорблен. Вряд ли ты относишь это лично к себе. Ты обеспокоен порочностью определенного образа мышления, как в случае Рамадана.
Хитченс: Да, но он бы сказал – или такие, как он, сказали бы, – что если я сомневаюсь в историчности пророка Мухаммеда, то я ранил их глубочайшие чувства. Да я и в самом деле оскорблен (и, думаю, все люди должны быть оскорблены, по крайней мере в том, что касается их глубочайшей порядочности), например, религиозным утверждением, что без сверхъестественной, небесной диктатуры мне не смогли бы отличить правильное от неправильного.
Харрис: А ты действительно оскорблен этим? Может, тебе это просто представляется неверным?
Хитченс: Нет, я лишь говорю, Сэм, что если уж обвинение в оскорблении вообще допустимо и к тому же отдано на суд СМИ, тогда, полагаю, мы вправе требовать того же – не из жалости к себе и не представляя себя подавляемым меньшинством. Допускаю, это противоположная опасность. И заметьте, я согласен также с Дэниелом, что невозможно полностью избежать обвинений в наш адрес, поскольку то, что мы говорим, точно так же оскорбляет – глубоко, до самой глубины души – любого по-настоящему религиозного человека. Мы отрицаем божественность Иисуса, например. Многих это ужасно возмутит и, возможно, ранит. Мои соболезнования.
Докинз: Меня восхищает контраст между величиной оскорбления, наносимого религии, и оскорбления, которое люди претерпевают по поводу почти всего прочего. Например, вкусов в области искусства. Ваших вкусов в музыке, вкусов в живописи, политических взглядов. Относительно таких вещей вы можете быть грубыми – не обязательно насколько угодно, но гораздо, гораздо более грубыми. И мне бы хотелось попробовать выразить это количественно, действительно провести исследование на эту тему. Проверить людей утверждениями относительно их любимой футбольной команды, или их любимого музыкального произведения, или еще чего-нибудь и посмотреть, как далеко можно зайти, прежде чем они оскорбятся. Есть ли что-нибудь еще, помимо, скажем, степени некрасивости вашего лица [смех], что вызвало бы такое…
Хитченс: Или лица вашего мужа, или жены, или вашей девушки. Занятно, что ты говоришь это, потому что я регулярно веду споры с ужасным человеком по имени Билл Донохью из Католической лиги