— Вас видели десятки людей!
— Из которых, прошу заметить и как я понимаю, никто не знал меня ранее. Согласитесь, хире грейскомиссар, ведь я провел юные годы отнюдь не в монастыре фелицианок. А тут — какой-то погром, исчезновение грейсфрате Баффельта… Кстати, насколько мне известно, грейсфрате не должен был бы находиться в женском монастыре, как по-вашему?
— Не нам судить о вопросах и делах церкви, — сказал Фолькон, с некоторой, впрочем, неуверенностью.
— Однако ж я ничего не совершал из того, что мне приписано. Да, я провел время в компании друзей, каждый из которых подтвердит это.
— А подтвердит ли сие хозяин гостиницы?
— Ввечеру я его не видел, как и он меня; всякое может быть. Но покамест получается слово Хауке против моего, и оба подкреплены словами свидетелей.
— Даже если так, вы сами знаете, что я вынужден взять вас под стражу.
Сказав так, грейскомиссар позвонил в колокольчик, и в кабинет вошли трое гардов, среди которых Бофранк увидал и Акселя. Бывший фамилияр сконфуженно уставился в пол, и Фолькон хотел было уже отдать указание проводить Бофранка в камеры, когда в кабинет вошел его сын.
— Дверь была худо притворена, и я невольно слышал разговор, — сказал он, с чрезвычайной смелостию глядя прямо в глаза отцу. — Я редко просил вас о чем-то, отец, но сейчас хочу поговорить с вами наедине. Пусть хире субкомиссар побудет это время в приемной — возможно, после нашей беседы вы измените свое решение.
— Что ж, побеседуем, — согласился немало озадаченный грейскомиссар.
Бофранк и гарды вышли в приемную, и Аксель пробормотал виновато:
— Кто ж знал, хире Бофранк, что оно так…
— Служба есть служба, — сказал Бофранк, который и в самом деле не имел никакой обиды на Акселя. — Скажи лучше, как жизнь у тебя?
— Какая тут жизнь, — махнул рукою Аксель, сделав указание гардам удалиться, — коли город, того и гляди, весь перемрет! Тьфу-тьфу, домашние мои все целы… да надолго ли? Как и уберечься, не знаешь…
— Вот что скажу тебе, Аксель. Ты верно мне служил и, хотя отличался порой ленью и винопитием, в остальное время выказывал себя достойно. Может статься, я на днях уеду и вернусь ли обратно — не ведаю; коли не появлюсь я спустя полгода, пойди на улицу Подмастерьев, найди там дом некоего Ульрика Гаабе, некогда ростовщика, а ныне торговца старинными вещами. Сей Гаабе человек честный, он должен мне денег — сумма не столь уж велика, но тебе с семьею, чаю, пригодится.
— Что вы такое говорите! — воскликнул Аксель. — Возвернетесь и сами потратите, на что надобно.
— Если возвернусь — потрачу. А уж коли нет — сделай это за меня, притом мнится мне, что ты распорядишься деньгами с большим умом, нежели я.
В этот момент из кабинета вышли оба Фолькона, отец и сын.
— Мне пришлось рассказать все, что я знал, — поторопился сказать юноша, — и прошу не сердиться на меня за это, хире Бофранк.
— Мальтус убедил меня отпустить вас, — сухо сказал грейскомиссар. — Я не могу сказать, что поверил в эту историю всецело, однако ж некоторые события кажутся мне необъяснимыми… Не знаю, правильно ли я поступаю, но я в самом деле освобождаю вас, хире Бофранк. Благодарите моего сына, который выказал небывалое мастерство увещевания и, как я вижу, вообще поумнел и посерьезнел в последнее время чрезвычайно.
— Благодарю вас, хире грейскомиссар, — учтиво сказал Бофранк. — Полагаю, вы не пожалеете о своем решении. А теперь позвольте откланяться, ибо меня ждут крайне неотложные дела.
Кого-кого ожидал Хаиме Бофранк обнаружить в гостиничных комнатах, но только не грейсфрате Шмица. Однако ж он был там — сидел в кресле и вел степенную беседу со старичком алхимиком. Здесь же присутствовала Гаусберта; где были остальные, Бофранк не ведал.
— Я счел необходимым приехать сам и поговорить с вами, дабы ничего не исказилось при передаче на словах или на бумаге, — предварил вопросы субкомиссара Шмиц. — Уловленный вами Баффельт был доставлен вчера в полном здравии, и мы имели с ним беседу…
— Что с ним сейчас? — спросил субкомиссар с тревогою.
— О том не стоит волноваться, — сказал Шмиц. — Но Баффельт рассказал премного интересного. Прежде всего он спрятался в монастыре, ибо боялся чумы, но пуще чумы опасался своего новоявленного господина; рассудив, что лучшим будет пересидеть в покое и сладострастии, покамест все разрешится само собою, грейсфрате затворился у фелицианок, а вас, хире Бофранк, повелел убить, дабы вы не вмешивались в ход событий и не нарушили чего ненароком, что так свойственно вам. Для сего послан был ваш брат Тристан, коему злокозненные люциаты обещали небывалые блага, — но он не справился и был наказан. Где он теперь, Баффельт не ведает.
Далее: Баффельт не знает, где сейчас может быть Люциус, но грейсфрате был счастливый обладатель так называемой Второй Книги, существующей в единственном экземпляре. Именно во Второй Книге говорится о Тройном Кресте.
— Но где же она? — воскликнула Гаусберта. — Никогда не чаяла я держать в руках сей трактат и даже не верила, что он сохранился до наших дней…
— Он и не сохранился, хириэль, — отвечал Шмиц, — ибо дурень Баффельт в трусости своей сжег его без остатка, порешив, что лучше не иметь вовсе никакой книги, чем иметь столь опасную.
— Ах, беда! Но что же тогда такое Тройной Крест?
— Тройной Крест и есть Тройной Крест. Изваяние, которое хранится на острове Сваме, он же Ледяной Палец, и которое поможет — или не поможет, коли мы успеем вовремя, — Люциусу. Насколько я понял со слов Баффельта, изваяние сие сделал сам Люциус во времена, когда скрывался на острове; где именно оно укрыто, мне неизвестно, ибо не было известно и Баффельту. Однако ж Люциус направляется именно туда.
— Для чего ему Тройной Крест? — спросил Бофранк, вспомнивший слова пророчества: «А кто возьмет крест да сложит с ним еще крест, и будет тому знак. А кто возьмет крест да сложит с ним два, будет тому еще знак». Вот и о крестах разъяснилось; как не улыбнуться, вспоминая экзерциции самого Бофранка с палочками и соломою, когда он складывал из них кресты, тщась постичь секрет.
— Для того, что у Люциуса уже есть Двойной Крест, а ему нужно получить Тройной. Сие напитает его небывалыми силами, а он, надо полагать, взбешен и огорчен тем, что пророчество сбывается не совсем так, как задумано. Потому и двинулся он к острову.
— Он уже в пути, а мы все в сборах, — сварливо заметил старичок-алхимик.
— Иногда торопиться излишне. Ведь недаром сказано:
Может выиграть борьбу
Тот, чей мощно меч разит,
Чей непробиваем щит;
Кто, чтоб не пытать судьбу,
Зря врага не потревожит;
Чья душа, хоть и смела,
Хитрость к силе все ж приложит.
— Я дам вам подорожную за печатями Великой Комиссии, — продолжал Шмиц, насупив косматые седые брови. — Не думаю, что она вызовет у кого-либо сомнения, ибо Комиссия есть Комиссия, пускай даже она не собиралась так долго. Также я дам вам денег для трат в дороге. Что еще потребно, дабы выехать как можно скорее?
— Я полагаю, имея деньги и подорожную, мы уладим все вопросы, кои могут возникнуть, — сказал Бофранк. — Осталось решить, кто едет.
— Все, — решительно заявила Гаусберта. — Ехать должны все, ибо добраться обязаны как минимум четверо.
— Почему именно так? — спросили едва ли не в один голос грейсфрате Шмиц и Бофранк.
— Существует «Правило Четырех Всадников», согласно которому только число сторон квадрата может победить Люциуса.
— Я ничего не слыхал о таком правиле, — сердито заметил Шмиц, пожевав губами. — Откуда вы его взяли?
— Я прочла множество книг, и в том числе «Назидания» Корга.
— Корг? Придворный нюклиет Седрикуса? — оживился старичок Кнерц. — Вы непременно должны будете показать мне сию книгу по возвращении, хириэль Гаусберта!
— Что еще за Корг? — осведомился Бофранк, ровным счетом ничего не понимая.
— Когда Седрикус преследовал секты, в его свите состоял нюклиет Корг, который подавал королю советы. Он изыскивал способы борения с различными силами, которые могли встать на пути Седрикуса; правда, помочь королю всецело он так и не сумел, а после смерти Седрикуса так и вовсе сгинул — говорят, что умер в нищете и безвестности где-то в восточных землях. Однако ж сохранился его труд «Назидания», где описаны в том числе и правила противоборства с Люциусом, выведенные Коргом на основании специальных исчислений, наблюдений за светилами и всевозможных гаданий, — пояснила Гаусберта. — Посему поехать мы должны все вместе, ибо случиться в дороге может всякое — а вам те места ведомы, хире Бофранк! — и доберутся не все… Так сказало и мое гадание; я не знаю, кто именно сгинет, но число наше уменьшится.
Грейсфрате Шмиц выслушал все это с видимым неодобрением, как и полагало священнослужителю, внимающему ведунье, но смолчал. Покидая гостиницу, он еще раз наставил и благословил всех, пожелал удачного пути, а также оставил мешочек с золотыми монетами.
На рассвете спутники были уже довольно далеко за городом. Погода стояла морозная, но солнечная — светило уже окончательно вступило в свои права после недавнего помрачения. Гардам из заставы на выезде Бофранк предъявил бумаги Шмица, которые тот передал с гонцом прямо среди ночи, и они вызвали должное почтение: офицер вызвался даже предоставить охрану как минимум до Эксбюде, но Бофранк учтиво отказался.
Решено было ехать до самого острова верхом, не пускаясь в морское плавание. В стороне оставались и родной поселок Роса и Гаусберты Патс, и Оксенвельде… Старичок Кнерц вызвался указать некий путь, который приведет прямо к Скаве-Снаа и отнимет времени меньше, чем любая морская дорога. По его словам выходило, что путь этот хотя и стар, и заброшен, и ведом немногим, но зато решительно безопасен и проходит по местам красоты неописуемой. Не верить Кнерцу не было оснований, и Бофранк сожалел об одном — что придется провести столько времени верхом, а это испытание для седалища весьма тяжкое.