[12]
Глубокоуважаемые гражданки и граждане!
Более ста лет назад, в исторический момент, не менее тревожный и не менее ответственный, чем тот, который переживаем мы теперь, один из великих вождей Великой французской революции, Дантон, сказал: «La premiere chose apres le pain c’est l′éducation» (первая вещь после хлеба — это образование).
И действительно, свободный демократический строй человеческой жизни немыслим без широкого и всестороннего развития человеческого интеллекта. Ведь и доисторический человек, блуждавший когда-то со своим луком и стрелами в первобытных лесах древней Европы, был чистым демократом. Ведь в его время не было еще никаких разделений людей на классы, и; он был лично свободен во всех своих словах и поступках. И однако же, остатки полуобглоданных человеческих костей, находимых время от времени в земле, в так называемых кухонных кучах, или остатках от коллективных пиров первобытного человечества, наглядно показывают нам, что этот демократ был людоедом.
И вот оказалось, что общество, в котором каждый имеет одинаковое право на насилие над остальными, как бы велика ни казалась в нем личная свобода, всегда находится в неустойчивом равновесии.
Наиболее сильные физически или неуступчивые индивидуумы неизбежно поработают в нем более слабых, и благодаря этому весь первоначально свободный и равноправный общественный коллектив непроизвольно распадается на властелинов и на рабов.
Так это было повсюду когда-то на земном шаре, так оно есть и теперь в первобытных африканских обществах. Так оно будет и в грядущем, везде, где переход к демократии не будет сопровождаться широким развитием человеческой мысли и сознания, где каждый не будет причастен к великим обобщениям и философским выводам современной точной науки, не знающей ни национальных границ, ни мимолетных политических партий, а потому с одинаковой любовью охватывающей все живое и заставляющей человеческий ум и человеческую душу признавать за каждым человеком одинаковое с собой право на существование.
Все это так просто и так ясно для каждого, кто имел счастье познакомиться достаточно с современной наукой. И однако же, при попытках осуществления различных социальных гипотез (потому что ни одно из современных социальных учений еще не может быть названо теорией с точки зрения положительной науки) как часто наш русский интеллигент последних десятилетий совершенно забывал об этом благодаря искривлявшему прямолинейность его мысли деспотическому режиму! Как часто вместо свободного и беспристрастного исследования окружающей его жизни он должен был довольствоваться благодаря различным преградам лишь слепой верой в авторитеты! Так что же удивительного в том, что он постоянно впадал в мечтательность и приходил при своих размышлениях об окружающем мире к совершенно нереальным представлениям, которые безжалостно разбивались потом суровой действительностью!
Я вам напомню здесь об одном из этих представлений, особенно характерном для времени моей юности, но сохранившемся, по-видимому, в значительной части и в нашей современной молодежи.
Вы, конечно, знаете тот вывод точной науки, что в противоположность библейскому учению, будто Бог сотворил человека по своему образу и подобию, сам человек всегда творил себе Бога, приписывая ему свои собственные психические особенности. Но все лучшие стороны человеческой души с течением веков постепенно развивались благодаря усовершенствованию нервной системы человека, а худшие ослабевали, и потому боги предков становились наконец неудовлетворительными для их потомков и низвергались ими как идолы.
Так, на берегах Средиземного моря перешли от древнебиблейского бога «Пятикнижия» к новобиблейскому богу «Пророков» и, наконец, к христианскому Богу. Так и наша русская интеллигенция в последние десятилетия самодержавного режима и, может быть, под его непосредственным влиянием, как фактора, вызывавшего недоверие ко всякой власти, а вместе с ней и ко всему, что так или иначе поднимается над общим уровнем, сделала своим богом простой серый народ, отличающийся на деле от нее, от интеллигенции, лишь тем, что его ум не получил такого же, как у нее, широкого кругозора благодаря недостатку образования.
Но, господа, творя себе этого нового бога, русская интеллигенция поступила с ним так же, как и творцы прежних богов. Она наделила его своими собственными желаниями, мыслями, убеждениями и идеалами. Она не взяла его из реального мира, а сотворила в своем уме по своему собственному образу и подобию, и в этом заключалась роковая причина неудачи великого народнического движения семидесятых годов. А что же теперь?
Разве и теперь мы не видим, как наиболее юная, а потому и наиболее энергичная часть нашей интеллигенции делает то же самое? Разве в своих планах общественного переустройства она не стремится вознести одним порывом своего вдохновенного энтузиазма всю общественную жизнь современного поколения, так мало еще причастного к ее собственному просвещенному наукой сознанию, на головокружительную высоту? И не потерпит ли она горькую неудачу, как всегда бывает, когда при постройке огромного здания берется для него недостаточно прочный материал и когда в самом плане постройки забыты слишком пылким архитектором некоторые из самых необходимых балок и подпорок?
Ведь так легко забыть реальность, когда страстно хочется сделать что-нибудь хорошее и доброе, и притом как можно скорее!
Приведу наглядный пример из своей собственной жизни.
Много времени назад, когда мне было не более шестнадцати лет, я с восторгом читал, пока не запомнил наконец наизусть, новое тогда для меня, замечательное стихотворение Некрасова «Железная дорога», в котором впервые так ярко проявился в нашей литературе культ простого чернорабочего труда.
«Все, что ты видишь кругом, — говорило оно мне, — сотворили простые мозолистые руки чернорабочего». И обаяние этого стихотворения, и наглядная правдивость его для юной души были так велики, что беспристрастная мысль переставала действовать и заменялась горячей верой в то, что это так и есть. И я ходил по улицам Москвы, где тогда учился, смотрел на ее старинные здания, на стены Кремля и Китай-города, на мосты и набережные и говорил себе: «Где теперь те, которые все это сделали? Их уже давно нет на свете, а дела их по-прежнему существуют!» И я мысленно спрашивал всех живущих в тех зданиях: «Вспоминаете ли вы каждый день с глубокой благодарностью о тех простых людях, благодаря которым вам здесь так покойно и удобно?»
И в этом культе простого народа и его труда я позабыл совсем, хотя, правда, на недолгое время, о тех не меньших тружениках современного человечества, которые в тиши бессонных ночей, не считая времени своего труда и жалея только об одном, что в сутках не более двадцати четырех часов, изобретали кирпич и известь для этих зданий, придумывали способы их скрепления, научили выплавлять из руд и обрабатывать железо для их крыш и составили такие конструкции для всех больших построек, чтобы они не разваливались от собственной тяжести.
Так, видимое легко заслоняет в наших глазах невидимое, и надо выработать в себе благодаря долгим занятиям точными науками другое, не физическое, а внутреннее, углубленное зрение, способное проникнуть и в прошлые, и в будущие века, для того чтобы увидеть наконец во всех окружающих нас предметах, кроме внешней доли создавшего их материального труда, также и внутреннюю долю той творческой работы человеческой мысли, которая необходимо предшествовала их осуществлению и принадлежала другому роду тружеников, без которого ничего этого не могло бы быть сделано. Но когда это внутреннее зрение появилось наконец у меня, тогда и на вопрос некрасовского мальчика, кто сделал железную дорогу, кто выстроил на земном шаре многолюдные города, школы, университеты, фабрики и заводы или благодаря кому зреют на распаханных нивах колосья хлеба и пасутся стада коров и овей на просторе деревенских лугов, я отвечал уже не так односторонне, как Некрасов, а говорил с полным убеждением, что все это создано мощным человеческим гением и осуществлено руками чернорабочих.
Честь и слава, граждане, этим мозолистым рукам, но честь и слава также и всенародной интеллигенции, этому воплощению человеческого гения, в мозгах которой возникли грандиозные образы этих зданий, этих мостов и машин и которая перенесла их, при помощи рабочих и предпринимателей, из мира своих бестелесных идей в мир реальности.
И пусть я пойду против течения современного момента, но, во имя справедливости, я вспомяну здесь добрым словом также и тот являвшийся одинаково необходимым в этом деле торгово-промышленный класс, который, скопив в своих руках большую придаточную стоимость, не растратил ее (как часто говорят маловдумчивые люди), а употребил, как рычаг, на производство великих сооружений современной цивилизации и этим дал возможность нового пышного развития человеческой творческой мысли, без которой мы и до сих пор оставались бы вечно голодными и прозябщими дикарями.
Так положительная и беспристрастная наука своей неумолимой логикой заставляет нас воздавать каждому по его делам и, кроме борьбы классов за материальные интересы, видит в исторической жизни человечества также и их могучее сотрудничество в великом деле перехода общества от первобытного состояния к новой, лучшей, жизни. Из прокуроров или адвокатов той или другой общественной партии она делает нас судьями между ними. Воплощаясь в общечеловеческой интеллигенции, единственно международной и междуклассовой по природе, — так как весь земной шар служит рынком для ее творений и все общественные классы призываются в нее войти, — положительная наука является единственным верным стражем гражданской свободы. Она — единственный компас, который приводит народы к царству братства, давая им возможность узнавать себя друг в друге и совместно трудиться во имя высоких культурных целей. Она — важнейший рычаг, которому суждено поднять экономическую жизнь будущих поколений на недосягаемую для нас высоту. Одно широко применимое изобретение ее техники может более сократить рабочему время его необходимого труда, ч