Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова — страница 11 из 48

ем все возможные социальные преобразования. И одно удачное открытие ее последней дочери — органической химии — может лучше обеспечить питание человечества, чем какие угодно переделы земель и какие угодно коллективные или одиночные переселения земледельцев из одних местностей в другие.

Как часто случается на арене науки, что исследования, начатые из простой любознательности и, по-видимому, не имеющие никаких отношений к судьбам человечества, вдруг оказываются направляющими иначе весь ход его истории!

Вот, например, в бездонной глубине небесного пространства, далеко от нашей Земли, носится планета Юпитер, а около нее кружатся четыре ее спутника, видимые только в подзорную трубу… Кто бы мог подумать, что изучение движений этих спутников сделается одной из первостепенных причин пышного развития Британской империи в XVIII веке? А между тем все это оказалось так!

Частые перспективные соприкосновения этих спутников с диском Юпитера, вычисленные на много лет вперед астрономами, дали морякам возможность проверять где угодно ход тогдашних несовершенных корабельных часов и по сравнению разницы их времени с местными временами, определяемыми по положению Солнца, — дали верное средство отмечать на карте местонахождение корабля на необозримом просторе океанов и, таким образом, благополучно приводить его в отдаленные гавани.

И под непосредственным руководством этих далеких звездочек совершилась таким образом великая колонизаторская деятельность англичан.

А вот микроскопический мир в капле воды… Казалось бы, что он не может иметь никакого соотношения с нашим великим человеческим миром и изучение его есть праздное дело праздных людей, которых лучше было бы поставить за борону и соху. А между тем через десятки лет после его открытия вдруг оказалось, что в некоторых из живущих в нем невидимых существ кроются причины самых тяжких наших заболеваний, а в других — наши верные друзья, обусловливающие правильный ход самых важных функций нашего организма. И вся медицина пошла по новой и единственно верной дороге только после тщательного изучения этого микроскопического мира в капле воды.

А разве те, что наблюдали первоначально свойства водяных паров, поднимающихся из домашнего кухонного котелка, или старались выяснить причины прилипания маленьких обрезков бумаги к кусочкам янтаря, потертого о шерстяную материю, думали, что это поведет к изобретению паровых машин и электрических двигателей, и таких приборов, которые произведут самый крупный переворот в общественной и индустриальной жизни человечества? Ведь кто бы что бы ни говорил, а это они были истинными родоначальниками и нашего современного капитализма, и нашей современной социал-демократии, и всех наших других политических и социальных партий и течений, которых ведь не могло бы существовать даже и в зародыше в первоначальном цеховом и патриархальном строе!

Так и современный работник положительной науки бескорыстно трудится в поисках скрытых еще от нас тайн природы. А обнаруженные им тайны вкладываются в сокровищницу общечеловеческой мысли и невидимо производят глубокие улучшающие изменения во всей психике людей, делая их постепенно более гуманными и великодушными, а потому и пригодными для лучшего общественного строя.

Вот почему и осуществление Института Положительных Наук, о котором хлопочем мы теперь, является очень важным для дальнейшей правильной и спокойной эволюции нашей русской жизни после ее современного бурного периода.

Дело в том, что у нас в России сравнительно ничтожен гот класс богатой буржуазии, дети которой в Западной Европе и Америке дают главный контингент ученых-исследователей.

Обеспечивая им среднее и высшее образование, на которое при современном высоком состоянии положительных наук надо потратить много лет, для того чтобы потом иметь под собой прочный фундамент для самостоятельной плодотворной работы в этой области, западноевропейский и американский капитал и после окончания курса освобождает их от необходимости тратить свое время на чисто заработный труд и этим дает возможность посвятить всю свою жизнь науке.

У нас же в России, вследствие сравнительной малочисленности людей, обеспеченных от рождения, ученому приходится обыкновенно десять или одиннадцать месяцев в году тратить не на разработку намеченных им научных вопросов, а на зарабатывание средств для обеспечения своего существования и существования всех зависящих от него лиц.

Очевидно, что при таких обстоятельствах работа его в области чистой науки, всегда требующая напряженных непрерывных занятий, не может быть плодотворной.

Институты свободной науки, вроде основываемого нами теперь в память 27 февраля, являются для России существенно необходимыми и как можно скорее.

Да, гражданки и граждане, время не ждет! Наша страна, среди великих военных потрясений и их еще предстоящих для всей Европы катастрофических последствий, переходит в новую эру своей жизни, в основу которой ложится демократический строй.

Но я уже показывал вам здесь, что такой строй неустойчив без высокого развития человеческого интеллекта и имеет непреодолимую склонность переходить (через общий произвол, заменяющий в малокультурных обществах гражданскую свободу) к диктатуре отдельных классов и партий и, в конце концов, к наследственному деспотизму одного какого-нибудь лица над всеми остальными.

Обезопасить нас от этого может только быстрое развитие просвещения и положительных наук.

Свобода и наука при демократическом строе опираются друг на друга, как две балки крыши общественного здания, охраняя его экономический фундамент от разрушительного влияния непогод на длинном историческом пути человечества в светлое будущее. Будем же беречь их обе одинаково и не забудем никогда великого завета нашего поэта Некрасова, что

Свет и свобода —

Прежде всего.

«КАК ПРЕКРАТИТЬ «ВЗДОРОЖАНИЕ ЖИЗНИ»?ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ ДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА»[13]

ПРЕДИСЛОВИЕ

— Ах, если б я была царицей, — сказала мне раз одна горничная, — я всех моих подданных сейчас же сделала бы миллионерами. Чего мне стоило бы тогда отпечатать на каждого по миллиону рублей и раздать им?

— Но ведь тогда за каждую булку вам пришлось бы платить в булочной не менее как по тысяче рублей!

— А я бы заставила продавцов через полицию не притеснять покупателей и продавать им по прежней цене.

— Но тогда они закрыли бы свои булочные, так как ни один пекарь-миллионер не согласился бы печь хлеб иначе, как за миллионы рублей в год. Содержателям булочных самим каждая булка обошлась бы немногим меньше тысячи рублей… Так было бы и со всеми остальными товарами. Всякая мелочь стала бы оцениваться десятками тысяч рублей.

— Сколько же я могла бы тогда раздать своим подданным денег, без того, чтобы все вздорожало? — в раздумье спросила она, пораженная своим бессилием в этом отношении.

— Нисколько. Даже и в том случае, если б вы раздали ваши деньги не даром, а накупили бы себе на них у ваших подданных всевозможных вещей по их обычной цене, все вздорожало бы.

Это значит, что вы пустили бы в оборот больше бумажных денег, чем сколько нужно для житейского обихода, для ежедневных покупок, трат и плат. Весь избыток ваших бумажек сейчас же стал бы возвращаться в ваши казначейства с требованием обмена на золото, а в случае отказа ваши бумажные деньги сейчас же упали бы в цене, и вашим подданным за все пришлось бы платить дороже.

Этот давнишний разговор с горничной не раз воскресал в моей памяти, когда мне приходилось слушать современные рассуждения даже в среднеобразованной среде о причинах теперешнего вздорожания всех предметов.

В особенности трудно было выяснить на словах, хотя бы путем наглядных аналогий с какими-нибудь общеизвестными явлениями природы и жизни, что если правительство выпустит в обращение больше кредиток, чем сколько нужно для общей хозяйственной жизни страны, даже и не раздавая их даром, как проектировала горничная, а в уплату за службу или за покупаемые для этих служащих многочисленные товары, то результат будет тот же самый, хотя бы в государственном банке и казначействах лежал большой, но неразменный золотой фонд. А еще несравненно труднее было убедить, что более или менее длительного — хотя бы на несколько недель — повышения цен на все товары нельзя осуществить никакой «стачкой торговцев».

На «стачки торговцев» теперь сваливают всю вину, и едва заходит разговор о продавцах, все горят негодованием и мечут на них громы и молнии.

Однако и в государственных делах, как в частных, для указания средств, действительно способных поправить дело, а не произвести одну лишь вредную муть, полезны не те убеждения, которые высказаны наиболее пылко, а те, которые беспристрастнее и глубже заглядывают в основы общественной жизни.

Но что же может быть глубже и беспристрастнее математического анализа какого-нибудь доступного ему предмета?

После многих бесполезных попыток выяснить на словах основные причины современного всеобщего вздорожания мне пришло в голову обработать этот предмет математически, т. е. дать в алгебраических формулах взаимоотношения основных факторов общественного хозяйства, изучением которых мне особенно много приходилось заниматься в первый период моей жизни, когда я исключительно посвящал себя общественной деятельности в «Земле и воле», в «Народной воле» и в годы эмиграции и моего первого заточения. А математический анализ вопроса привел меня к настолько простым формулам, что они легко понятны для реалиста или гимназиста старших классов. Вот почему я и надеюсь, что читатель, которого я предполагаю среднеобразованным человеком, не будет на меня в претензии, если свое изложение, которое я стараюсь здесь сделать общедоступным, я буду время от времени базировать на своих формулах и приведу их в нескольких местах настоящего исследования.

С математикой теперь приходится мириться не только в физико-математических науках, куда она давно проникла, но и в биологических, и в социальных. Всякая наука выходит из состояния простого знахарства лишь тогда, когда ее основные законы начинают формулироваться математически.

Я не знаю, были ли такие формулы кем-либо найдены ранее меня. Ведь при богатстве современной политико-экономической литературы никто не может поручиться, что читал в ней все статьи и трактаты. Скажу только, что они были выработаны мной совершенно самостоятельно и потому я надеюсь, что моя книжка, кроме вопроса о вздорожании цен, поможет осветить попутно и ряд других политико-экономических явлений общественной жизни.

Март 1916. Николай Морозов,

Петроградские высшие курсы имени Лесгафта.

Глава IРыночная цена предметов торговли в золотой валюте. Основная и добавочные части этой цены

Что такое рыночная цена?

Вы сами знаете, что цена (Ц) тем выше, чем больше вы даете торговцу денег (Д) и чем меньше получаете за него предмета продажи (П). Математический анализ дает для этого явления формулу:

Общая формула цены

Но деньги (Д) во второй части равенства можно расчленить на несколько категорий.

При обычном одиночном посредничестве торговца между производителем и покупателем (т. е. когда торговец покупает прямо у фабриканта или кустаря и т. д.) и при золотой валюте (Д_о) расчленение это всегда можно математически выразить так:

Формула цены и прибылей

Здесь в первой части равенства символ рыночной цены (Ц_o) определяет количество золотых денег, даваемых вами торговцу за каждую единицу меры нужного вам предмета продажи, т. е. за каждый его аршин, фунт и т. д.

Во второй части равенства эти самые золотые деньги рассортированы уже на три категории. Здесь, в последнем множителе, символ Д_о обозначает ту долю золота в вашей цене, «трудовая» стоимость которой равна «трудовой» стоимости получаемого вами предмета продажи (П). Символ б в среднем множителе обозначает в процентах (сотых долях) ту часть вашей цены, которую торговец отлагает в свою «прибыль» на каждой единице товара, а символа в предыдущем множителе обозначает ту часть цены, которую торговец берет с вас в уплату «прибыли» производителя, от которого он получил этот товар, если такая прибыль была. Если же производитель, будет ли он частное лицо или фабрикант, продал торговцу свой товар прямо по трудовому эквиваленту золотой монеты, то символ а обозначается в нуль, и потому множитель

перестает влиять на цену. Если же производитель был принужден продать свой товар в убыток, то символ а принимает отрицательное значение, и тогда может оказаться, что торговец будет в состоянии продать вам товар с выгодой для себя и по его трудовому эквиваленту на золото, рассматриваемое как превращенный в монету товар.

Все эти прибыли и убытки моя формула дает в процентах. Так, если, например, торговец при продаже вам продукта П получил с вас 25 % прибыли, а продавший ему производитель получил убытку 20 %, то вы кладете в формуле а = -20; б = +25 и, перемножив между собой обе суммы, находящиеся в скобках, видите, что при таких условиях они обращаются в единицу, а данная вами торговцу цена определяется выражением:

т. е. вы дали ему в ваших деньгах такое количество золота (Д_о), «труд добывания» которого равен «труду добывания» купленного вами продукта П. Все свои 25 % прибыли торговец получил в Этом случае не с вас, а с производителя (будет ли он частное лицо или фабрикант), которого он ввел в 20-процентный убыток при скупке у него товара.

Понятно, что когда товар доходит до потребителя не через одного посредника, а последовательно, через двух или трех, то для каждого нового торговца-передатчика нужно прибавлять в формулу новый множитель вида

где х будет обозначать процентную прибыль или убыток этого самого передатчика. Так, при двойном посредничестве моя формула цены принимает вид:

Но такие случаи бывают только уже при мелочной торговле в глухих местах или при кустарной производительности, а средние торговцы покупают свой товар обыкновенно у фабрикантов, и тогда коэффициент в = 0 и эта формула обращается в формулу 2 нашего исследования. Если же потребитель покупает прямо у производителя, то, конечно, и б приравнивается к нулю и остается действующим только первый коэффициент, т. е.

К таким результатам приводит математический анализ основного явления современной торговли, т. е. рыночной цены товаров, формулу которой я старался вывести здесь в наиболее приспособленном к житейской терминологии виде, т. е. давая и прибыли, и убытки в процентах, а не в общих математических отношениях.

Разберем теперь подробнее возможные колебания прибылей, т. е. величин а, б, в, в нашей формуле.

Первая величина (а), выражающая число процентов, которые торговец передал или недодал непосредственному производителю или его заместителю (фабриканту, заводчику), принимает значительные положительные или отрицательные числовые значения лишь в периоды промышленных пертурбаций, т. е. когда в данном производстве возникает какое-нибудь техническое усовершенствование или, наоборот, затруднение. Но как только они миновали и дело пошло спокойным темпом, так символ а стремится стать равным нулю, т. е. торговец начинает платить производителю, в случае золотой монеты, прямо по «трудовому» эквиваленту заключающегося в ней золота.

Это неизбежно. Ведь торговец одинаково нуждается для своей деятельности в производителе, как и производитель в торговце, будет ли производитель частное лицо или владелец большой фабрики с тысячами рабочих. Конечно, каждый из них может «прижать» при удобном случае другого, но это будет вызывать только временные колебания первичных цен около указанной мной нормы, где Д_о = П по трудовому эквиваленту, да и золотопромышленники едва ли когда-нибудь согласились бы долго продавать государственному банку и выделывателям золотых вещиц добываемое ими, как товар, золото за низшую, чем трудовая, оценку, т. е. давать им свое золото в большем количестве, чем сколько находится в получаемых ими за него монетах.

Таким образом, основной закон торгово-промышленного равновесия заключается в том, что при наличности золотой монеты и долгого, беспрепятственного, спокойного производства и распределения производитель вообще отдает торговцу-распределителю продукты своего труда по трудовой оценке, без прибыли и убытка, и всякие отклонения от этой нормы тем больше встречают упругого противодействия со стороны производителя или со стороны скупщика-торговца, чем большей величины достигают они не в его пользу.

Значит, при нормальном ходе производства всех предметов торговли «прибыль» торговца собирается в среднем исключительно с потребителей товара. Другими словами: величины бив в наших формулах, при нормально идущей торговле, должны обязательно иметь положительное числовое значение, т. е. при каждом обороте вынесенных в торговое дело денег торговец должен получать несколько процентов прибыли, а не убытка или простого отсутствия прибыли. Здесь мы видим, как отличаются величины б и в от величины а. Величина а, так сказать, органически стремится приравняться нулю, а величины бив органически стремятся отклониться от него как можно более в положительном направлении. Золотая монета, попав в руки потребителей, как бы уменьшается в своей величине и возвращает ее себе сполна, как только попадает в руки торговца. Это свойство делает из нее как бы насос, перекачивающий при каждом торговом обороте часть обращающегося в стране золота или заменяющих его отчасти бумажных денег в торговые кассы, с тем большей силой, чем больше проценты бив.

Нетрудно видеть, что этот процесс в несколько месяцев перекачал бы туда все деньги на земле, если б то, что мы назвали выше процентной прибылью отдельного торгового оборота, была чистая прибыль торговца. Но этого нет. Торговец на свою процентную прибыль должен содержать себя и свое семейство, должен платить налоги, содержать приказчиков, помещения, и если на это не уходит вся его прибыль и он богатеет, то никак не в том смысле, что у него скопляются в кассах или банках груды золота. Все его золото и заменяющие его бумажные деньги, попав в банк, ссужаются банком различным предпринимателям, т. е. лицам и обществам, занимающимся устройством разных промышленных предприятий, фабрик, заводов, жилых домов, железных дорог и т. д., и благодаря этому переходят снова в руки трудящихся масс и их семейств, т. е. к главным потребителям страны, обусловливая этим ее экономический прогресс.

Залежи денег в банках характеризуют только периоды остановки или замедления в экономической эволюции страны, происходящие от каких-либо внешних влияний, например, войн или внутренних расстройств, неразрывно связанных со всяким ослаблением общественного контроля в государственных делах. Экономический же прогресс страны при капиталистическом строе и при отсутствии залежей денег в банках, как мы видим из формулы, неизбежно связан с кажущимся богатением торговцев и пропорционален их чистым прибылям, т. е. процентам б и в, которые, как мы увидим далее, не могут при золотой монете достигать очень больших величин.

Глава IIФизиологический эквивалент продуктов производства. Основные законы равновесия цен на всенародном рынке

Но возвратимся снова к рассмотрению нашей основной формулы (2), т. е.:

В ней символом Д_о мы обозначаем ту часть золота в цене, которая по трудовой стоимости его добывания из недр земли равна такой же стоимости покупаемого нами предмета продажи (П), это, так сказать, трудовой эквивалент данного товара.

Однако термин трудовой эквивалент, вошедший в современную политическую экономию, не вполне ясно выражает сущность дела, и для отчетливости представлений лучше заменять его физиологическим эквивалентом.

По этой новой терминологии физиологическая стоимость всякого товара определяется количеством химической энергии человеческого организма, тратящейся при занятии данным производством, и притом не во время одних часов работы, а длительно, при отнесении этой траты к целому году занятия. Дело в том, что физиологическая стоимость производства зависит не от одной утомительности непосредственной работы, необходимой для выделки данного товара, так как физиологические траты организма происходят даже и при самом легком труде (например, церковного сторожа) и они лишь на несколько процентов меньше физиологических трат при занятиях самыми тяжелыми работами, благодаря тому что при последних больше уделяется времени на отдых. Вот почему естественной единицей производительного труда или занятия и должен быть не рабочий час и даже не рабочий день, а рабочий год (трудо-год), в состав которого входят, во-первых, все необходимые отдыхи, уравновешивающие своей разной продолжительностью разные виды труда по размерам физиологических трат организма, и, во-вторых, все праздники и часы сна, в которые организм ведь тоже совершает физиологические траты[14].

Значит, в наших формулах цена (Ц₀) всякого товара (при золотой монете или возможности обмена на нее бумажных денег по номиналу) математически определяется как отношение количества (Д_о) золота, производимого в год, например, сотней рабочих, к количеству какого-либо обычного, не привилегированного предмета продажи (П), производимого в то же время и тем же числом рабочих. Свести же дело к одиночному работнику здесь нельзя, так как энергия их различна.

Это лишь новая и более точная и рациональная постановка того же самого основного закона обществен но-экономическо-го равновесия, самопроизвольно приводящего цены всех товаров к одному и тому же жизнетратному уровню, о котором мы говорили в главе I.

Он нивелирует на этом уровне все обычные предметы обмена в общественной жизни народов, как сила тяготения нивелирует на земле все моря и океаны, и это отражается в нашем человеческом сознании понятием о справедливости. Всякий другой обмен обычных товаров, кроме этого — жизнетраторавного (с прибавкой необходимых процентов б, обеспечивающих жизнетраты торговцев с жизнетратами их семей и достаточно быструю эволюцию культурной жизни человечества), мы называем несправедливым обменом, и по только что формулированному нами закону участники производства, оказавшегося по каким-либо посторонним влияниям на высшем жизнетратном уровне, стремятся, как волны отлива, отхлынуть к производству, оказавшемуся на низшем, и этим поднимают жизнетратный уровень последнего производства, сбивая в нем цену продуктов труда, а в своем прежнем понижают ее до нормального уровня.

Но чувства и побуждения, сводящие в человеческом обществе цены всех обычных товаров к одному и тому же жизнетратному уровню, постоянно борются с чувствами и побуждениями своекорыстия, еще сильно господствующего в экономической жизни современных народов и стремящегося понизить естественный жизнетратный уровень своего труда за счет повышения его в чужом труде. Огромное большинство современных производителей, капитализированы они или кустари, не прочь воспользоваться первым затруднением в посторонней отрасли и взять себе при рыночном обмене более трудо-годов чужой работы — или лучше их сотых долей, которые я предложил бы назвать биафейдиями[15] (жизнетратами), т. е. основными единицами стоимости, — чем сколько сами употребили на свои товары или на заработание соответствующих им денег. Эти своекорыстные стремления, а также и аналогичные стремления торговцев воспользоваться редкостью на рынке того или другого товара, чтобы поднять в нем проценты — бив своей прибыли, вызывают на естественном уровне торговой стоимости товаров как бы приливы и отливы. Но они, как и морские приливы и отливы, не способны понизить или повысить уровень всех цен сразу, а только — одни цены временно за счет других, вызывая этим их колебания совершенно так же, как понижение одной чашки весов сначала вызывает повышение другой, а затем оба стремятся, колеблясь, прийти к одному уровню.

Все это очень ясно выводится из даваемых мной формул. Пусть рыночная цена одного какого-нибудь товара при обычной однозвенной передаче от производителя к потребителю будет (по формуле 2):

и цена другого товара (по той же формуле 2):

Так как П₁ и П₂, по предварительному условию нашего анализа, представляют одинаковые по жизнетратной стоимости количества обоих товаров, то П₁ = П₂, и тогда отношение рыночных цен обоих товаров определяется через:

Формула рыночной неуравновешенности цен

Здесь каждый из двух множителей второй части равенства можно назвать особым коэффициентом рыночной неуравновешенности цен в любой данный момент, так как на их отклонения в ту или другую сторону от естественной их величины, равной +1 (к которой они всегда тяготеют тем более, чем дальше уклонились от нее), сводятся все колебания рыночных цен.

Отклонения первого множителя от единицы, т. е. от равенства между а₁ и а₂, зависят от того, что производитель предмета, продаваемого по первой цене (Ц), продает его непосредственному скупщику не по его жизнетратному эквиваленту, как должно быть при всяком нормальном общественном хозяйстве, а, пользуясь недостатком его в торговле, берет еще себе прибавку a₁ между тем как производитель предмета, продаваемого по второй цене (Ц₂), как находящейся в иных условиях рынка, берет себе иную прибавку а₂, которая может быть и нулевой или отрицательной величиной.

Но может ли это неравенство прибавок а₁ и а₂ продержаться бесконечно? Конечно, нет.

Чем прибавка а₁ больше прибавки а₂, тем сильнее производители продукта, продаваемого по цене Ц₂, будут бежать от его производства, как ставшего маловыгодным, и отхлынут от него на производство продукта, продаваемого по цене Ц₁ как дающего им большую прибыль. И это перебегание будет тем сильнее, чем больше единицы будет отношение числителя к знаменателю в этом коэффициенте, и отлив окончится лишь тогда, когда прибавки а₁ и а₂, сделавшись одинаковыми (обыкновенно равными нулю), сведут этот коэффициент, который мы назовем коэффициентом производственной неуравновешенности, к его естественному числовому заключению, равному единице.

Точно то же (за исключением самонизведения прибавок б₁и б₂ к нулю) можем мы сказать и о втором множителе последней части этого равенства, который мы называем коэффициентом торговой неуравновешенности. Если по условиям данного общественного рынка торговцы предметом с ценой Ц, берут с покупателя большую прибыль б₁ чем торговцы предметом с ценой Ц₂, имеющие лишь прибыль б₂, то наиболее подвижные из них тоже начнут переходить к торговле первым предметом, или просто торговля вторым предметом не будет расширяться, тогда как торговля первым, как относительно выгодная, будет привлекать к себе новых деятелей из лиц, имеющих свободные капиталы. А такие лица своей конкуренцией начнут сбивать высокую прибыль с предмета, продаваемого по цене Ц₁, и соответственно увеличивать прибыль с предмета, продаваемого по Ц₂. И это окончится лишь тогда, когда прибыль б₁ будет равна прибыли б₂ и второй коэффициент нашей формулы 4 тоже обратится в 1.

Глава IIIНормальная величина торговой прибыли при золотой валюте. Медленное вековое повышение цен от облегчения способов добывания золота. Запасное золотое озеро всенародного рынка

Из всего предыдущего ясно, что средняя торговая прибыль на всенародном рынке, не разделенном на отдельные бассейны таможенными плотинами, или отсутствием путей сообщения, или «чертами оседлости». в их разных видах, в каждый данный момент была бы такая, на которой силы конкуренции торговцев отдельными предметами спроса взаимно уравновешивают друг друга, т. е. когда для каждой пары товаров коэффициенты б₁ и б₂ в нашей формуле 4 будут равны. При чертах же оседлости и других плотинах все вышесказанное относится только к внутреннему рынку, т. е. отдельному изолированному бассейну.

Не можем ли мы определить, на какой именно величине коэффициенты б₁ и б₂ уравняются?

Ясно, что не на нуле, как было с а₁ и а₂ в коэффициенте производственной неуравновешенности, потому что никакой торговец не захочет торговать, не имея хотя бы такой минимальной прибыли, которая обеспечивает существование его и его семьи и может оплатить все налоги, помещения, поездки за новыми количествами товара и жалованье всех его служащих.

Это и определяет минимальную величину прибавки б. Но конечно, всякий обычный, не слишком разбогатевший торговец стремится к большему, стремится поднять эту прибавку как можно выше. Однако это фактически возможно для него лишь до известной степени. Прежде всего торговое сословие в современном обществе не есть замкнутая каста. Как только торговцы, воспользовавшись тем или иным обстоятельством, сильно нажмут на потребителей своих товаров, так наиболее предприимчивые из последних, у которых есть запас свободных денег, сами начнут переходить к торговле и своей конкуренцией понизят наконец процент прибыли до нормальной величины, т. е. до такой, при которой чистые выгоды торговли, т. е. ежегодные процентные приращения вложенного в нее капитала, будут близки к тем, какие в данное время дают капиталистам производительные предприятия. Однако при золотой монете к значительному повышению торговых цен является непреодолимое препятствие в том, что всякая «стачка» торговцев против потребителей является в то же время и их стачкой против всех золотопромышленников и золотоискателей.

Действительно, вздувая цены, положим, на 25 %, торговец как бы говорит всем своим покупателям: «Давайте мне в вашей монете за товар на 25 % больше золота, чем сколько полагается по жизнетратной стоимости его добывания сравнительно с жизнетратной стоимостью производства моего товара». Положим, что в какой-нибудь стране потребители во всей своей массе и принуждены бы были это исполнить. Что же вышло бы? Золото в виде монеты упало бы на 20 % ниже, чем оно продается в это же самое время на международном рынке в виде слитков.

Но тогда вместо того, чтобы добывать золото из земли, стало бы гораздо выгоднее собирать его в виде золотой монеты и отправлять ее на международный рынок для обратной переплавки в слитки.

Этим сейчас же и занялись бы все банки и частные конторы, в которых скопляются по временам большие запасы золотых денег, если они не могли бы с большей выгодой для самих себя купить на них какой-нибудь обычный товар, т. е. дать за него меньше золота в виде монет, чем сколько его следует по жизнетратной стоимости, а это ведь и есть не что иное, как удешевление цен данного товара. Значит, всякое повышение цен за товары, покупаемые на рынке потребителем, имеет своим следствием соответственное понижение цен, которые торговец дает за них производителю.

Но любой производитель покупает все не производимые им товары в качестве потребителя. При вздорожании их он не будет иметь возможности отдавать свои товары торговцам по прежней цене, и потому, если они не понизят цен, золотая монета неизбежно будет уходить с внутреннего на международный рынок для ее обратной переплавки в слитки, тем более что от вздутия цен всех товаров, кроме золота, служащего также и как деньги, ослабеет и золотопромышленность, сделавшаяся невыгодной.

А деньги есть кровь торговли, и без нее она перестает существовать.

Значит, очень большое повышение рыночных цен при золотой монете самоубийственно для торговцев тем более, что учреждения, специально занимающиеся продажей процентных бумаг и не имеющие возможности покупать другие товары, априори склонны весь избыток накопляющегося у них золота в монетах отправлять для переплавки на международный рынок, если переплавка, окупая издержки перевоза и содержание плавильных аппаратов, дает более значительные выгоды, чем покупка на это золото новых процентных бумаг для перепродажи их покупателю.

Уже одно это обстоятельство, обнаруживая наглядно невозможность длительного или исключительного вздорожания всех предметов торговли при золотой монете, показывает, что такой монеты не может быть в обращении более, чем сколько общественное хозяйство страны может ее всосать.

Всякая залежь золотой монеты, не находящая в торговле или промышленности немедленного применения (и, конечно, не обязательная вроде неразменного фонда), сейчас же стремится утечь на международный рынок и быть переплавленной в слитки для выделки из них золотых вещей, тем более что золото в виде монет и в особенности в руках частных покупателей всегда имеет склонность стать несколько дешевле, чем оно же ходит в слитках[16].

Таким образом, вся наличность продающихся на всенародном рынке золотых вещиц является как бы запасным резервуаром для поглощения приливов и отливов золотой реки, обтекающей всякий «внутренний» (т. е. обособленный в товарном отношении) рынок, обратно движению в нем товаров.

Как только денег на таком рынке по каким-либо причинам оказывается больше, чем нужно для уравновешенного хода по его руслу товаров, так избыток золотой монеты переливается через его берега в озеро всевозможных золотых вещиц, продающихся на том же рынке, или перетекает через таможенные плотины на заграничные рынки, если это легче по условиям их уровня в данное время. И наоборот, как только на рынке не хватает монеты, так золото из этого затаенного озера вновь переливается в текучее русло или рынок всасывает в себя золото из-за границы.

Само собой понятно, что этот золото-запасный резервуар, как и обычные резервуары, строящиеся для урегулирования неравномерного течения рек, тем больше будет уменьшать колебания цен товаров, чем он объемистее, т. е. чем больше продается и покупается на земном шаре золотых вещиц и самого золота как материала для золочения разных предметов.

Если б количество требующихся в обращении золотых вещиц уменьшилось, например, вдвое, то вдвое ослабело бы и регулирующее влияние этого запасного резервуара на цены товаров.

Вот почему ни платина, ни иридий, ни рутений и никакие другие дорогие металлы не могут заменить золота как материала для монет: спрос на вещицы из них очень мал или почти отсутствует. Монетам, сделанным из них, некуда оттекать в период сокращения производства.

Причина медленного, но постоянного повышения цен всех товаров по отношению к золотым деньгам, повсюду наблюдаемого за XIX век, заключается единственно в последовательном облегчении способов добывания золота, т. е. в уменьшении его жизнетратного эквивалента.

Правда, это облегчение не действует в полной мере, так как количество ежегодно добываемого золота на всей земле составляет лишь незначительную прибавку к тем запасам, какие сохранились от прежних веков и которые еще вращаются в современном обществе в виде монеты и золотых вещей. Но медленное влияние облегченных способов добывания золота все же ясно заметно, особенно на местных рынках. Так, после 1851 года, когда в Австралии были открыты богатейшие россыпи золота и в 1852–1853 годах чернорабочий мог добывать его на 20 шиллингов (10 рублей) в день, все там бросились на этот промысел, и заработная плата во всех других областях труда сделала скачок до той же нормы. Благодаря этому многие отрасли труда там прекратились, и даже тёс для золотопромышленных зданий оказалось выгоднее привозить из-за границы, чем пилить из тут же растущего леса. Но вот прииски истощились, рабочая плата в 70-х годах опустилась вдвое, и вместе с тем прекратился ввоз продуктов, имеющихся в самой стране. Избыток золота успел уйти за границу, где смог менее повысить цены труда, разлившись по более широкому уровню. То же происходит и теперь.

При моей недавней лекционной поездке по Сибири я видел на Березовском заводе новейшие технические усовершенствования добычи золота. И когда я глядел на огромные жернова-бегуны, с грохотом катающиеся по круговидным желобам для измельчения золотоносной породы, когда видел намазанные ртутью медные ступени, по которым искусственные потоки воды несут вместе с грязью золотые частицы, улавливаемые на этих ступенях ртутью при каждом их соприкосновении, — мне казалось, что эти машины не добывают золото, а мелют его цену и этим повышают цены всех предметов продажи.

Однако без новых крупных совершенствований в области добывания золота дальнейшее повышение цен всех товаров на рынках невозможно, так как стоимость добывания золота уже установилась на своей новой норме. Притом же повышение цен по этой причине характеризовалось бы своей одновременностью и одностепенностью во всех культурных странах земного шара.

Местных же скачков — в одном каком-либо государстве — от этого не может быть.

Таким образом, можно считать доказанным, что без изменения способов добывания золота и без внезапного открытия новых общирных и необычайно богатых его месторождений не может быть всеобщего быстрого подъема цен всех товаров, как бы ни захотелось этого торговцам. Это было бы так же трудно осуществить, как поднять сразу уровень воды во всех земных океанах.

Глава IVБумажные деньги на изолированном рынке. Основное условие их выпуска

Теперь посмотрим, что произойдет, если золотые деньги будут постепенно заменены в каком-нибудь государстве бумажными или какими-либо другими из дешевого материала.

Прежде всего отметим, что даже и при исключительно золотых деньгах их нужно иметь в нескольких видоизменениях. Нам необходимы и мелкие деньги для мелких покупок, и средние для средних, и, наконец, крупные для удобства ношения при себе больших сумм. Количество каждого из этих сортов определяется потребностями хозяйственной жизни.

Если мелких монет будет отчеканено слишком мало и они будут редки на рынке, то произойдут затруднения в размене и сдаче, и торговцы понесут те из крупных монет, которые остаются у них в избытке, в казначейства, производя все казенные платы ими.

И наоборот. Если мелких будет отчеканено слишком много, они будут обременять кошельки покупателей и покупатели будут стараться платить именно ими, в результате чего образуются залежи мелочи в кассах торговцев. Торговцы же опять отнесут их в казначейства при взносах и завалят их мелочью.

Таким образом, скопление того или другого сорта денежных знаков в казначействах ясно показывает на его избыток и заставляет правительство прекратить дальнейшую чеканку такой монеты или даже переделать ее в те видоизменения, которых недостает и на которые сказывается дополнительный спрос со стороны постепенно расширяющегося рынка.

В результате каждое видоизменение монеты окажется в обращении именно в таком относительном количестве, которое требуется рынком.

Отсюда понятна полная возможность заменить без всякого ущерба для общественного хозяйства все мелкие разменные сорта золотых монет какими-либо другими монетами, например, медными, серебряными или просто бумажными, при единственном условии, что на каждую такую выпушенную монету будет изыматься из обращения одноценная с ней золотая. Если этого не сделать, то данного сорта может опять оказаться избыток, и торговцы и банки понесут его в казначейства, оставляя у себя более крупные монеты, пока не доведут этот сорт до нужной нормы.

Практически, как знает сам читатель, необходимость всегда иметь в руках удобную мелкую монету у всех цивилизованных народов с самого начала их денежного хозяйства заменила целиком все мелкие золотые денежные знаки серебряными и медными. Они по своей величине (хотя металла в них всегда много менее, чем по жизнетратной оценке добывания этого металла) удобнее одноименных с ними золотых монет, которые в таком случае были бы не больше самых мелких пуговок.

Но если оказалось возможно без вреда для торговли заменить целиком малоценной медью и разбавленным серебром все мелкие роды монеты, то почему бы не заменить ими и более крупные?

Единственным препятствием к этому служит до сих пор то обстоятельство, что сейчас же нашлись бы мошенники, которые усиленно стали бы чеканить медные червонцы и платить ими как настоящими. В результате они вызвали бы избыток таких условных монет на общественном рынке, и торговцы и производители, естественно, не захотели бы принимать эту рекой льющуюся к ним от мошенников медь за эквивалент прежнего золота.

Такого рода деньги сейчас же упали бы до своей надлежащей цены — до цены веса заключающейся в них меди. Ими пришлось бы платить вдесятеро за каждый товар, и потому все товары на рынке показались бы вздорожавшими во столько же раз.

Вот почему ни одно правительство при попытке заменить более крупные золотые монеты условными, из малоценного материала, не употребляло для этого ни меди, ни серебра, а старалось заменить их искусно отпечатанными бумажками, которые трудно подделать.

Но очевидно, что при этой замене цена денег, а с ними и товаров, может удержаться на прежнем уровне лишь при том же условии, как и при замене медью мелких денежных знаков, т. е. если при каждой выпушенной пятирублевке или десятирублевке будет изыматься из обращения одноименная золотая монета, все равно будет ли она спрятана затем где-нибудь в складе или на нее накупят чего-нибудь за границей. Если этого не сделать, то опять произойдет избыток денег на рынке и падение их цены до такой степени, что все оставшееся на нем количество золотой монеты будет выгодно переплавить в слитки на всенародном рынке.

Значит, каждый раз, когда какое-либо нуждающееся правительство при наличности золотой монеты в стране выпускает в ней в обращение новое количество кредиток, не изымая из нее такого же количества золотой монеты, то происходит неизбежное падение в этом государстве денег, вздорожание покупаемого на них товара, в том числе и золота, и то количество золотой монеты, что не изъято самим правительством, изымается из обращения иностранными рынками, т. е. утекает из страны, пока не утечет его ровно столько, сколько было выпушено правительством бумажных денег.

Точно то же будет, если какое-нибудь правительство, заменившее кредитками значительную часть золотой монеты на рынке и сохранявшее выменянное на них золото в своем запасе, вдруг начнет выпускать его не в обмен заменявших его кредиток, т. е. не с целью сейчас же их уничтожить, а дополнительно, в виде, например, золотого жалованья чиновникам, то все появившееся таким способом золото сейчас же будет утекать из страны на международный рынок, так как внутренний рынок уже насыщен бумажками и более не может вместить в себе никаких денег. Из него должны уйти вон или бумажки, или золото.

Глава VНеизбежные результаты появления избыточных бумажных денег на общественном рынке. Пены становятся во столько же раз выше нормальных, во сколько раз больше выпушено бумажных денег сравнительно с количеством, насыщающим рынок, хотя бы в казначействе и был огромный неразменный золотой фонд

Что произойдет, если правительство отпечатает и выпустит в обращение новое количество кредиток и после того, как все золото с рынка управляемой им страны уже исчезло и в ней ходят только бумажные деньги?

Очевидно, то же самое, что вышло бы, если б такое же количество кредиток было самовольно подделано и пушено в оборот каким-нибудь частным лицом, т. е. произойдет их обесценивание на рынке и соответственное вздорожание всех покупаемых на них товаров. «Но каким же органом рынок чувствует избыток в себе кредиток?» — спрашивали меня. Да очень просто. Кредитки ведь ни на что не годны, кроме покупок, они не приносят процентов. Поэтому каждое вновь выпушенное количество их сейчас же употребляется получившими на покупки товаров или процентных бумаг, т. е. переходит взамен их в другие руки. Но и эти последние руки не хотят их даром держать, а тоже стараются их переправить в чужие руки взамен чего-нибудь более полезного. И вот они сотни раз в году предлагаются вновь и вновь в обмен на предметы продажи. А этих предметов определенное количество, их не хватает, наконец, им повышают цену. Так чувствует рынок всякий избыток кредиток, хотя бы они и были выпушены тайно.

Значит, по той же причине, по которой запрещено частным типографиям свободно печатать бумажные деньги и покупать на них все нужные им товары, не может быть разрешено и правительственным учреждениям (вроде государственных банков) печатать хоть один кредитный билет после того, как из обращения в стране ушло уже все золото. Необходимо ждать с этим до того времени, когда внутренний рынок, естественно и прочно увеличиваясь от постепенного прироста населения в стране, начнет самопроизвольно требовать увеличения денег, принося золотые товары (конечно, раньше всего вновь добываемое золото) на монетный двор для превращения в деньги или в казначейства для обмена на бумажки по прежнему весовому номиналу. Только тогда и можно сделать новый выпуск кредиток, да и то лишь взамен того количества золота, которое продается для чеканки, никак не выпуская его вместе с кредитками в обращение в виде монеты, а сохраняя у себя в запасном фонде, иначе это золото тотчас утечет за границу, а на внутреннем рынке останутся по-прежнему одни кредитки. Для печатных денег на международном рынке нет запасного резервуара, как для золотых, всякий избыток которых тотчас же переплавляется в слитки для выделки из них золотых вещиц. Вот почему всякий избыток кредиток остается в торговом русле внутреннего рынка и, засоряя его, повышает на нем цены всех товаров.

Чтоб убедиться в этом, опять воспользуемся единственно беспристрастным и верным средством — математическим анализом данного вопроса. Приспособим нашу формулу цены к бумажным деньгам, выразив ее так:

Формула кредитных цен

Здесь Д_о есть нормально требуемое рынком количество кредиток, поскольку они заменили на нем золотую монету. Д₁ есть то, что выпушено сверх этого, а величина м дает в процентах всей суммы Д_о+ Д₁ — представляющей совокупность выпушенных правительством в публику бумажных денег, — то их количество, которое ушло с рынка в озеро мертвых денег, не влияющее на рыночные цены и состоящее:

Низ денег, спрятанных невежественными людьми у себя дома или в тайных местах (т. е. из личных избытков, не вложенных на проценты ни в банки, ни в ссудо-сберегательные кассы, из которых они в другие двери снова уходят на рынок);

2) из денег, праздно лежащих в запасных фондах банков и касс на случай исключительно больших неожиданных востребований;

3) из денег, хранимых при себе обывателями местностей, которым грозит нашествие неприятеля, на случай бегства, или для других не покупных и наемных надобностей.

Такое озеро мертвых для рынка денег всегда существует в недрах населения, но в ничтожном размере сравнительно с количеством, содержимым в кошельках и кассах для текущих плат и расчетов.

Понятно, что оно может то увеличиваться, то уменьшаться в зависимости от меняющихся условий жизни. Если за данный промежуток времени это мертвое озеро не изменилось, то мы можем сказать, что утечка в него рыночных денег для данного промежутка времени равна нулю процентов (м = 0). Если оно увеличилось, то, значит, оно всосало в себя часть денег, текших раньше по рынку, и потому этот результат имеет для цен товаров на рынке отрицательное (уменьшающее) значение, как и показано в формуле знаком минус.

Но может случиться и наоборот, что через какой-либо определенный промежуток времени озеро мертвых денег сократится и выльет на рынок, т. е. сделает готовой для покупок и уплат, часть своих денег. Понятно, что это будет то же самое, как если б правительство отпечатало и выпустило новую партию кредиток, и, следовательно, в этом случаем получит для цен товаров обратное (т. е. увеличивающее цены) значение, и знак минус во множителе

перейдет в плюс.

Резюмируя все сказанное, мы можем выразиться так:

Сумма Д_о + Д₁ в нашей последней формуле (6) есть общее количество выпушенных правительством на внутренний рынок бумажных денег, из которых часть Д_о пошла на замену бывших на рынке золотых денег, а часть Д₁ представляет избыток бумажных денег. Отсюда ясно, что пока Д₁ имеет положительное значение, золотая монета прийти на этот рынок не может, и цены на нем будут приращаться по мере увеличения Д₁. Но, как только благодаря изъятию значительной части кредиток Д₁ получит отрицательное значение, так на внутренний рынок будет приливать извне (из запасного золотого озера международного рынка) золотая монета соответственно величине недочета (-Д₁).

Окончательное же выражение

обозначает ту долю общего количества выпущенных правительством бумажных денег, которая в данный момент действительно лежит во всевозможных кассах и частных кошельках исключительно для беспрепятственного совершения всех текущих плат и наличных расчетов, после того как м процентов всех выпушенных правительством денег ушло с внутреннего рынка в озеро мертвых денег для того, чтобы заместить его золотую монету (если такая в нем была и могла заместиться бумажками) или чтоб заполнить увеличившийся размер этого озера.

Точно так же и предметы продажи, находящиеся в данный момент на том же рынке, разделены в моей формуле на три категории. Такое разделение здесь совершенно необходимо, так как под символом П, обозначавшим в моих первых формулах один, или определенную сумму действительно купленных вами продуктов материального или нематериального производства, здесь понимаются уже все товары внутреннего рынка (как материальные, так и нематериальные, вроде оплачиваемой службы, оплачиваемых услуг и т. д.), ждущие в данный момент своей оплаты, т. е. обмена на все, назначенные для покупок, т. е. не мертвые деньги данного государства, как на условный эквивалент всех этих товаров, потому что ведь бумажные деньги ни на что не годны, кроме покупок и оплаты того, что налично предлагается на внутреннем рынке.

Значит, всю совокупность сделанных производителями предметов приходится тоже расчленить на рыночные (т. е. поступившие в продажу и ждущие оплаты) и мертвые товары, а рыночные на случай сравнения рынка в два разные момента его жизни приходится разделить на соответствующие совокупности прежних предметов продажи (П_о) и дополнительные (П₁). Значит, вся наличность произведенных к данному моменту и еще не проданных продуктов труда выразится через (П_о+ П₁), как и дано в моей формуле (6).

Понятно, что П₁ может принимать и отрицательное значение, если количество товаров на рынке к концу данного периода времени не прибавилось, а сократилось, но обыкновенно этот символ имеет в настоящее время положительное значение, так как производство в каждой стране постепенно увеличивается благодаря естественному приросту населения, иммиграции, увеличению интенсивности производства и расширению потребления, особенно когда возникают в стране новые производства или проникают в нее извне новые товары, вызывающие дополнительные роды потребления.

Множитель

перед (П_о + П₁) показывает, что из всего приготовленного для продажи количества продуктов производства (т. е. П_о + П₁) в данный момент и процентов попало не на рынок, а в мертвые склады, т. е. принуждено лежать без движения благодаря судебной описи, прекращению путей сообщения или желанию владельцев переждать процесс падения бумажных денег (если они ожидают, что правительство будет выпускать их и далее, обесценивая этим свои бумажки и делая таким образом невыгодным обмен на них товаров даже и при большом проценте торговой прибыли, и т. д., и т. д.).

Понятно, что процент и товаров, ушедших вместо рынка в мертвые склады, может с течением времени то увеличиваться, то уменьшаться.

Всякое увеличение этого процента уменьшает наличность продающихся на рынке товаров, почему процент и и стоит со знаком минус в моей формуле.

Но может случиться и обратное. Если, например, благодаря возвращению общественного доверия к правительству при получении от него надежных гарантий, что оно не будет более печатать бумажных денег, товары из мертвых складов начнут выходить в продажу, то они будут увеличивать наличность имеющихся на рынке товаров и этим уменьшат цены сообразно своему значению в формуле (6).

Но особенно интересен в этой формуле коэффициент

который дает процент торговых сделок, совершаемых безденежно, так сказать, меновым образом. Процентное количество таких сделок в настоящий период времени оказывается во всех странах много большим; чем можно ожидать с первого взгляда.

Дело в том, что товар никак нельзя отожествлять с продуктом производства. Товар, по нашему основному обозначению, есть продукт производства, ждущий своей продажи. Но ведь один И тот же предмет может ждать продажи, т. е. сделаться товаром (или, как мы выражались ранее, предметом продажи), несколько раз. Принесите, например, золотое кольцо в ювелирный магазин, в этот момент оно стало вашим товаром, и когда его у вас купили, оно стало вновь товаром, но уже не вашим, и оставалось таким до тех пор, пока кто-нибудь не купил его с целью ношения на пальце. С этого момента оно перестало быть товаром (предметом продажи), его более не продают, оно теперь предмет потребления.

Но вот его владелец не захотел его носить и тоже, как вы, пошел продавать в магазин, и вновь оно стало товаром дважды: сначала у него, а потом в магазине.

При современном хозяйстве со специализацией торгового сословия вы не найдете почти ни одного продукта, который до своего потребления не сделался бы товаром трижды, т. е. трижды не передвигал бы из рук в руки свой денежный эквивалент.

Возьмем, например, сено. Оно прежде всего товар сельского рабочего, когда он, скосив и убрав его, получает от землевладельца за этот продукт своего труда рабочую плату. Оно затем — товар землевладельца, пока ждет у него продажи городскому скупщику, и еще раз — товар скупщика, пока ждет у него розничной продажи городским извозчикам. Если все три продажи были на наличные деньги, то это сено было равноценно для рынка тройному своему количеству, проданному крестьянином, один раз, т. е., например, прямо коннозаводчику для его лошадей. В обоих случаях оно передвинуло бы, до своего потребления, по внутреннему рынку одинаковое количество денег. А рынку совершенно безразлично, продан ли на нем один предмет несколько раз или несколько равноценных ему предметов по одному разу.

Это и объясняет причину введения коэффициента

в моей формуле (6). В ней под П_о и П₁ понимаются не продукты производства, а предметы продажи, какими продукты производства могут сделаться, как приведенное мной золотое кольцо, неопределенное число раз в продолжение своего очень долгого существования. Однако же, исходя из того, что большинство обычных материальных предметов производства потребляются уже после трех продаж (как сено крупного землевладельца), можно сказать, что среднее количество товаров на общечеловеческом рынке втрое более количества представляемых ими предметов, т. е. за каждый предмет на рынке производятся три оплаты.

Но все ли три наличными деньгами?

Всякий крупный торговец скажет, что нет. Налично оплачивают только потребители. Рабочему же за значительную часть платят по книжке товаром, а крупные торговцы огромную часть своих взаимных покупок ликвидируют безденежно, списывая со счетов взаимные долги по окончании года в своих книгах.

И вот символ к в выражении

дает процент торговых сделок (или все равно предметов продажи), ликвидируемых при данном состоянии рынка безденежно. Здесь к поставлено со знаком минус, так как понятно, что безденежно ликвидируемые сделки (товары) как бы уходят вон из денежного рынка на другой обменный рынок и потому не влияют на цены товаров в бумажных деньгах.

Процент к возрастает в периоды спокойного развития торговли и промышленности и падает в периоды общественных кризисов до величины, близкой к нулю.

Таков смысл основных символов формулы 6, дающей изменения цен на внутреннем рынке, регулируемом исключительно бумажными деньгами.

Символы же а и б в передних коэффициентах моей формулы дают, как и прежде, средние (во всей стране, а не в отдельных ее местах) прибыли производителей и торговцев, причем в обоих случаях под прибылью подразумевается не та одна часть, что идет на издержки их жизни, а и та, что идет на уплату налогов, на прогресс производства и т. д.

Для того чтобы приспособить эту формулу к выяснению истинных причин повышения или понижения рыночных цен в стране по истечении какого-либо данного промежутка времени, я расчленил эту формулу на две таким способом. Для выражения цен в начале данного периода я обозначил все символы формулы 6 значками′, а для выражения цен по истечении данного периода обозначил их значками″. Чтобы выразить отношения цен второго периода (″) к ценам первого (′) периода, я разделил полученные нами этим способом (из формулы 6) две формулы друг на друга.

По сокращении получилась формула:

Семь факторов, изменяющих рыночные цены, при бумажных деньгах

Применим эту формулу к выяснению истинных причин современного вздорожания всех предметов продажи на внутреннем русском рынке.

По определению М. И. Туган-Барановского, к январю 1916 года правительство выпустило кредиток в 3,5 раза более, чем было до войны, а между тем цены золота (в фунтах стерлингов как в весовых мерах золота, а не как в деньгах) поднялись только в 1,5 раза, показывая этим, что и цены всех предметов продажи во внутреннем рынке России возросли только в 1,5 раза, не считая, конечно, местных временных вздутий и понижений в зависимости от расстройства путей сообщения[17].

При каких условиях это могло бы быть? Положим — и это будет недалеко от истины, — что из 3,5 раза возрастания числа кредиток 0,5 раза пошло на замену золота, как рыночного, так и в озере мертвых денег, бывшем до войны.

Тогда наличное количество денег у нас теперь в 3 раза больше, чем было до войны. Значит, член VII нашей формулы, дающий как раз отношение количества денег в конце данного промежутка времени к количеству их в его начале, равен 3, т. е.:

А отношение кредитных цен в оба момента времени, по Туган-Барановскому, равно 1,5, т. е.:

Заменив соответствующие члены нашей формулы этими цифрами, получим:

Уже с первого взгляда видно, что число полтора (1,5) в первой части можно приравнять к числу три (3,0) во второй части лишь при допущении, что совокупность средних членов формулы (от I до VI) понизила современные рыночные цены товаров до величины вдвое меньшей, чем они были бы без действия этих членов при утроении количества кредиток, которое совершило правительство после того, как они заменили на внутреннем рынке все его золото. Но какой же из шести экономических факторов, указанных в нашей формуле, мог бы оказать такое могучее противодействие числу кредиток, стремящемуся поднять все цены в России не в полтора раза, а втрое? Разберем влияние каждого из них в отдельности, по очереди.

В I факторе, значение которого читатель знает уже из предыдущих формул, символ а» обозначает современный процент прибыли производителей, а символ а′— процент их прибыли до войны. Понизился ли заметно этот процент теперь? Читатель сам знает, что нет, что он скорее повысился, но и теперь, как всегда, близок к нулю. Значит, мы можем принять, что а» = а′, и тогда этот фактор I сразу становится равен 1 и для данного периода времени выпадает из формулы.

Во II факторе символ б» обозначает процент торговой прибыли купцов теперь, а символ б′ — до войны. Понизился ли этот процент? Стали ли теперь купцы торговать себе в убыток? Правда, они жалуются на это, но покупатели жалуются на обратное, и при беспристрастном отношении приходится сказать, что торговая прибыль теперь, во всяком случае, не уменьшилась. Следовательно, она не могла влиять на уменьшение современных цен товаров вдвое сравнительно с теми, какими они должны бы быть при утроении количества кредитных билетов на нашем рынке. Значит, приблизительно и в этом II факторе б» = б′, и он, приравнявшись к 1 для данного периода времени, выпал из формулы. Иначе цены были бы еще много выше современных.

В III факторе символ м» обозначает количество денег, попавших в мертвое озеро в настоящее время, а символ м′ — количество их, бывшее там до войны. Оба количества выражены в процентных долях имеющегося в соответственный момент полного количества денег. Стал ли больше этот процент в настоящее время, сравнительно с тем, что было до войны? Конечно, нет. Так как величины м» и м′ даны здесь в процентах всего имеющегося в соответственных моментах количества денег, а теперь их ходит втрое больше, то и при том же самом проценте обеих величин (м» = м′) озеро мертвых денег предполагается формулой втрое более, чем до войны. Скорее оно относительно уменьшилось. Но допустим, и это будет недалеко от истины, что приблизительно м» = м′, тогда и этот фактор III обращается в 1 и для данного периода времени выпадает из формулы.

В IV факторе символ н» дает количество продуктов производства, находящихся вместо рынка в мертвых складах в настоящее время, а м′ — количество их, находившееся там до войны. Оба количества даны в процентах всей суммы продуктов внутреннего производства, сделанных для продажи к соответственному периоду. Предполагая, что количество их в настоящее время в России приблизительно то же, что было до войны, зададимся вопросом: стало ли товаров в мертвых складах теперь относительно меньше, чем было тогда? Я говорю меньше, потому что в этом члене только уменьшение процента товаров, попавших в мертвые склады, может содействовать уменьшению цен рыночных товаров сравнительно с их теоретическими ценами. Но читатель сам скажет, что у торговцев теперь, наоборот, господствует стремление «попридержать товар», чтоб переждать период падения денег. Значит, этот фактор может только еще более увеличить современные цены. Но допустим, что лаже и здесь н» = н′, т. е. что емкость мертвых складов не особенно прибыла, тогда и этот фактор IV получим возможность приравнять к 1 и выбросить из формулы.

В факторе V мы впервые получаем возможность объяснить то удивительное на первый взгляд обстоятельство, что цены на внутреннем рынке возросли только в полтора раза, в то время как бумажных денег в него напущено теперь втрое более, чем было всех денег до войны. В этом символе к′ обозначает количество продаж, совершившихся до войны во взаимный кредит, т. е, безденежно, по записям в торговых книгах, сокращавшихся по истечении торгового года без употребления реальных расплат наличными деньгами. А к» дает то же самое для современного момента. И действительно, всякий торговец скажет, что к» теперь много менее, чем к′, т. е. что взаимное торговое доверие, всегда основанное прежде всего на доверии к финансовой политике правительства, почти исчезло и расплаты приходится делать большей. частью наличными деньгами.

Ясно, что при к» больше, чем к′, фактор V дает понижение цен, и даже прямо видно, что любое числовое значение и он получит, когда в нем:

Формула выброса кредитных торговых сделок на наличный рынок

Поясню это двумя примерами на рассматриваемом нами случае, т. е. покажу, при каких условиях коэффициент

Решив это последнее равенство по общим алгебраическим правилам, видим, что здесь

Это значит, что если налично-денежный рынок данной страны в начале исследуемого нами промежутка времени ничего не всосал в себя из области кредитных сделок и ничего не выбросил в эту область (т. е. имел к′ = 0), то теперь, в конце исследуемого промежутка, он всосал в себя из области этих кредитных сделок стопроцентное приращение (к» = — 100), т. е. удвоился за счет кредита (причем знак минус обозначает всасывание). Вставив эти значения в исследуемый нами V фактор

в формуле (7) мы действительно и видим:

Если же допустим, что и перед войной наш налично-денежный рынок уже всосал в себя из области кредитных сделок приращение, например, в 10 процентов (к′ = 10), то наш V фактор требует для доставления себе половинного числового значения, чтоб теперь было

т. е. налично-денежный современный рынок всосал бы в этом случае в себя из области кредита приращение в 120 процентов своей прежней величины.

Я нарочно остановился подробнее на разборе этого V фактора, потому что только он один удовлетворительно объясняет, почему теперь цены золота и всех товаров в продаже повысились лишь в полтора раза, тогда как по теории должны бы были повыситься уже в три раза.

Знание причины здесь очень важно для всякого общественного деятеля.

Оно показывает, что как только будет заключен мир и торговое доверие возвратится, так этот фактор вновь примет свое нормальное значение, равное 1, и цены удвоятся даже по сравнению с современными, если не будут приняты меры к уменьшению числа кредиток еще до конца войны, как это сделали у себя предусмотрительные немцы.

Но может быть, и последний фактор VI, которого мы еще не разбирали в нашей формуле (7), способен тоже помочь делу? В нем П′, обозначает количество дополнительных товаров нашего внутреннего рынка до войны, а П», — теперь. Понятно, что для сравнения современного рынка с прошлым (а не обоих с каким-либо предыдущим) можно П′, приравнять к нулю и разбирать только значение П″₁. Сделаем же это и спросим, увеличился ли наш внутренний рынок теперь сравнительное тем, каким он был до войны.

Если мы исключим военные заказы на нашем внутреннем рынке, если мы вспомним, что значительная часть рабочего населения принуждена сидеть в окопах, то мы никак не будем в состоянии признать, что наше внутреннее производство увеличилось за время войны и этим способствовало понижению цен.

Значит, за исключением сокращения кредита все объяснения современного низкого состояния цен сравнительно с теми, какими они должны бы быть от влияния тройного количества отпечатанных денег, отпадают, а потому и все мои выводы о неизбежном поднятии их еще вдвое по окончании войны, когда восстановится торговый кредит, остаются в полной силе.

Винить при этих условиях торговцев, будто бы стакнувшихся между собой против потребителей, значит не понимать основной сущности государственного хозяйства и направлять естественное противодействие, общественных сил, стремящихся восстановить нормальные цены на рынке, против тех компонентов общества, которые тут ни при чем[18]. Столкновение потребителей с торговцами при этих условиях привело бы только к общей катастрофе.

Сделанный здесь мной математический анализ предмета указывает только на одну основную причину современного вздорожания всех цен.

Глава VIЗалежи бумажных денег в кассах и банках и бумажный водоворот как последствие этого. Невозможность длительного поднятия рыночных цен стачками торговцев

На этот же избыток бумажных денег на торговом рынке указывают, помимо нашего математического анализа цен, многие общественные явления и прежде всего отлив в государственные ссудо-сберегательные кассы и в частные банки значительного количества денег с обычного торгового рынка.

Я уже показывал ранее, что банки и кассы могут принимать вклады и выплачивать за них вкладчику проценты только тогда, когда они могут немедленно ссудить их предпринимателям на устройство или расширение какого-нибудь земледельческого, промышленного или технического предприятия, дающего хотя бы немного больший доход. Если в банках образуются денежные залежи, то эта мертвая груда денег, за которую им приходится платить проценты, дает им ежемесячный убыток, и потому они должны во что бы то ни стало сплавлять скопляющиеся у них деньги во всевозможные доходные предприятия[19].

И вот по причине остановки единственно пригодного для этого средства, созидания новых производительных предприятий или расширения старых, осуществлять которые стало трудно по причине недостатка рабочих рук, банки у нас теперь начинают сами скупать на свои залежи особенно доходные частные дома и крупные имения.

Но что же из этого выйдет? Если бы банки не покупали готовые, а строили новые дома, то их деньги пошли бы по мелочам тысячам рабочих, которые отнесли бы их на торговый рынок, покупая там нужные им товары и этим оживляя рынок.

А теперь залежавшиеся деньги идут помимо рынка одновременными миллионными суммами частным домовладельцам, которые сейчас же возвращают их обратно в те же банки, т. е. на деле даже и не возвращают, а просто соглашаются, чтоб банк переписал часть его залежи в их частный вклад, находящийся у него же в нераздельной смеси с той самой залежью, или при таких же условиях в другом банке.

Общая залежь в банках от этого, конечно, нисколько не уменьшается, а избыток бумажных денег только кружится водоворотом, как в ручной заводи, вне общего производительного русла.

И вот, купив один дом, банк уже приторговывает другой, и если бы такой процесс мог продолжиться и далее, то, без сомнения, даже и небольшая денежная залежь, в одиночку, как насос, довольно скоро перекачала бы все обычные доходные дома и крупные имения из частной собственности в собственность банков, т. е. попросту исчезли бы все частные домовладельцы и крупные землевладельцы, а затем та же самая залежь, вращаясь, но не уменьшаясь, начала бы перекачивать в собственность банков остальные частные земли, фабрики, заводы, и все околлективилось бы, таким образом, в руках вкладчиков. Но на деле этот процесс должен быстро прекращаться, так как каждый новый круговорот в этом омуте приводит к еще большему падению денег и вздорожанию всех предметов спроса.

Видя, что банкам необходимо обратить свою залежь во что-нибудь доходное, домовладельцы и крупные землевладельцы соглашаются продавать свои дома только по повышенной цене, и банкам для оплаты своих процентов вскоре придется повысить квартирные платы, почему они и покупают не всякие дома, а только на бойких местах. Необходимость платить более за квартиру вызовет у нанимающего ее торговца повышение цен на его товары, а если жилец — служащий или вообще труженик, то он потребует у своего хозяина прибавки жалованья или платы за труд.

Значит, все еще более вздорожает, или, другими словами, произойдет новое падение ценности денег. Но и здесь процесс не может длиться беспредельно. Рынок способен всасывать в себя тем больше бумажных денег, чем больше уменьшается ценность каждой бумажки. Ведь всякому ясно, что если по своей покупной ценности рубли обратятся в полтинники, то рынок, оставшись тем же, будет в состоянии удержать в своем русле столько же таких новых рублей, сколько вмешает теперь полтинников, т. е. вдвое более, и благодаря этому залежи из банков постепенно уплывут на внутренний рынок.

Значит, банки, взятые вместе, могут скупить у частных владельцев лишь такое количество доходных или обратимых в доходные домов и земель, сколько нужно для понижения ценности денег, достаточной для того, чтобы рынок вытянул в себя обратно все залежи. На этом скупка прекратится, не дав никому реальной выгоды, а только невидимые убытки владельцам процентных бумаг, которым под названием рублей на их купонах будут давать простые полтинники, при переводе их ценности на единственно неизменный масштаб — жизнетратный эквивалент данной денежной единицы.

Таким образом, и математический анализ предмета, и простое наблюдение общественных явлений вполне подтверждают уже высказанный мной и на первый (не углубленный в сущность дела) взгляд парадоксальный вывод, что ни войны, ни стачки торговцев, и ничто другое, не способны вызвать одновременного повышения всех рыночных цен, если государственный банк не выбросит к этому времени на рынок более необменных на золото бумажных денег, чем сколько нужно для его насыщения, или если правительство в случае сокращения рынка от войны или забастовок не удалит тотчас же с рынка соответствующей части бумажных денег, выкупив их тем или иным способом и уничтожив.

Глава VIIНевозможность общего повышения рыночных цен стачками производителей-кустарей, или капиталистов. В чем источник прибыли производителей-капиталистов? Распределение ими этой прибыли

Но может быть, скажут мне, длительно повысить все цены способны стачки производителей, хотя на это и не способны стачки торговцев?

И это совершенно немыслимо.

Я уже показывал в анализе коэффициента производительной неустойчивости

в моей формуле цены, что одинаковая нужда торговца в производителе и производителя в торговце неизбежно приводит к тому, что производитель начинает продавать торговцу свой продукт прямо по его жизнетратной стоимости, без выгоды, и потому приращает свое богатство лишь на столько, на сколько производит больше, чем потребляет. Этим и оправдывается пословица «От трудов праведных не наживешь палат каменных», по крайней мере если этот труд не культивированный, т. е. не требует специального обучения, или не гениальный, т. е. не требует исключительных способностей, или не привилегированный, вроде труда административного в высших государственных должностях.

«Однако же, — опять возразят мне, — приведенная вами пословица приложима только к простым одиночным производителям, а вы ваш коэффициент производительной неустойчивости приравниваете к нулю и для фабрикантов и заводчиков, считая их продающими свои товары торговцам тоже по жизнетратному эквиваленту. Откуда же они наживают так часто каменные палаты?»

На это очень легко ответить.

При капиталистическом строе всякий фабрикант или промышленник облагает своих рабочих, так сказать, налогом, т. е. платит им денежный эквивалент лишь за часть произведенного ими товара, а остальную часть (при современных экономических условиях в России — почти половину) распродает по цене, обычно близкой к их жизнетратному эквиваленту, как будто в свою пользу[20].

Но это лишь по внешности. На деле же выходит следующее. Весь валовой доход с предприятия употребляется так:

A. Непосредственная плата рабочим.

B. Некоторая доля валового дохода идет (как мы видели и в торговой прибыли) на ремонт зданий и на содержание администрации, которую пришлось бы сохранить и при социалистическом строе.

C. Некоторая доля идет на покупку сырых материалов.

D. Некоторая доля кладется в банки, которые в период экономического прогресса употребляют ее на сооружение новых путей сообщения, новых фабрик, рудников и других промышленных и земледельческих предприятий, соответствующих постепенному приросту населения, и на расширение уже существующих предприятий.

E. Некоторая доля идет на основание и содержание частных просветительных и благотворительных учреждений.

F. В среднем не более 5 %, т. е. 5 копеек с рубля, идет на содержание самого капиталиста и его семейства, если это довольно крупный капиталист, а не мелкий.

Вот почему при всех попытках перехода от капиталистического труда к ассоциациям рабочих материальная выгодность таких переходов (я говорю не о моральных выгодах) никогда не оправдывалась в такой степени, как ожидалось, хотя из перечисленных мной шести родов вычетов — обычных для крупных капиталистов — у ассоциаций и коопераций сохранялись часто только два, по пунктам В и С, а остальные (вычеты D, Е и F причислялись к личным доходам участников, т. е. к пункту А) целиком потреблялись ими.

Что же касается до одиночного, индивидуального производства тех же самых продуктов, то оно никогда не могло конкурировать с крупным капиталистическим. Несмотря на то что индивидуальный производитель обычно не несет ни одного из перечисленных мной дополнительных вычетов (В, D, Е, F), жизнетратный эквивалент его продукта всегда оказывается несколько выше, чем по какому продает его капиталист, платящий рабочим, по внешности, не более как за половину выработанных ими продуктов. Вот почему крестьяне почти никогда не переходят с фабрик и заводов к кустарному труду.

Применение машин в капиталистическом производстве делает капиталистический труд много более производительным, чем кустарный, одиночный[21].

Но возвращусь к моему предмету.

Мы только что видели, как валовой доход с капиталистического производительного учреждения разлагается на шесть частей[22]. Обозначим этот валовой доход через W, а за частями оставим предыдущие обозначения; в таком случае получим:

Отсюда мы всегда можем вычислить любую из этих величин, зная остальные из фабричных и домовых книг хозяина. А разделив обе части равенства на валовой доход W, перейдем к их процентным соотношениям между собой:

где 1 есть полный доход с капиталистического учреждения, а все остальное — его относительные части.

Но как бы ни распределялись в данном капиталистическом предприятии части. В, С, D, Е и F, однако часть А, т. е. жалованье рабочим, ему неизбежно приходится платить по тому же жизнетратному уровню (т. е. по тому же уровню, а не по полному эквиваленту всего их труда), по какому платят и все остальные капиталисты своим рабочим. Кажущееся исключение бывает только в таких случаях, когда дело идет о каком-либо культивированном (техническом) труде, требующем значительного количества жизнетратной энергии при изучении, которая теперь тоже должна быть уплачена труженику из продуктов производства, как бы отданная им капиталисту предварительно в кредит[23].

Если какой-нибудь фабрикант, или заводчик, или промышленник станет платить обычным своим рабочим по низшему жизнетратному уровню, чем платят другие, то наиболее подвижные и сметливые из рабочих начнут уходить от него к другим и этим заставят его поднять плату оставшимся до одинакового с другими жизнетратного уровня. Значит, и продавать свои продукты потребителям всякий капиталист будет в состоянии лишь пропорционально той же доле жизнетратного уровня их производства, как продают и все остальные производители, в том числе и золотопромышленники. Следовательно, моя формула для определения рыночных цен останется неизменной и в применении к данному случаю.

Отсюда ясно, что от «стачки всех капиталистов против рабочих», и от соответственного понижения жалованья им всем уменьшается только та доля производимых ими товаров, за которые капиталист им платит, т. е. вместо, например, половины он будет оплачивать 40 %. Пены товаров, как простой эквивалент их обмена на другие товары, находящиеся в тех же условиях, нисколько не изменятся от всего этого при сохранении золотой валюты или при отсутствии выпуска избыточных кредиток.

Глава VIIIНевозможность длительного повышения всех рыночных цен стачками рабочих. Роль труда и капитала в экономической эволюции современного общества. Преимущества социалистического строя не столько материальны, сколько моральны

Точно так же и достижение рабочими общей прибавки заработной, платы, путем ли всеобщей стачки или другими средствами, сведется лишь на распродажу в их пользу большей доли производимых ими продуктов и на соответственное уменьшение той доли из чистой прибыли капиталистов, которая распродавалась ими на дальнейшую эволюцию производства. Ведь совершенно ясно, что при всяком повышении рабочей платы путем понижения своей чистой прибыли капиталисты прежде всего пожертвуют той долей D моего перечня (в предшествовавшей главе формула 9), которая у них идет на создание новых промышленных предприятий, и этим сократят экономическую эволюцию данной страны.

Значит, прирожденное стремление всех малообразованных капиталистов увеличивать всеми возможными средствами доходы со своих промышленных и земледельческих предприятий, или, как говорится в общежитии, богатеть, являлось до сих пор в общественной жизни народов силой, непроизвольно и бессознательно стремящейся улучшить благосостояние и условия трудовой жизни будущих поколений человечества посредством ухудшения до последней степени условий существования современных трудящихся масс. А прирожденное стремление всех малосознательных рабочих к возможно большему увеличению заработной платы и к сведению времени своего труда на минимум являлось до сих пор силой, непроизвольно и бессознательно стремящейся низвести до нуля именно ту долю капиталистических доходов, которая обусловливает эволюцию экономической жизни человечества при его современном строе, т. е. бессознательно пожертвовать готовящимися преимуществами своих будущих поколений, для большей обеспеченности своего современного поколения.

То или другое положение равновесия этих двух борющихся сил при капиталистическом строе всегда является мерой экономического прогресса в каждой стране в данный момент, и отсюда само собой понятно, что всякая кооперация и кустарные производства при таком строе являются учреждениями консервативными, поскольку они улучшают уровень жизни своих членов за счет слагаемых D и Е нашей формулы 9. Вот почему и в случае перехода от капиталистического строя к социалистическому пришлось бы сохранить в виде обязательных налогов все те доли чистой прибыли капиталистов, которые теперь идут у них на ремонт зданий, на содержание администрации (техников, сторожей и т. д.), на покупку сырых материалов, на вклады в банки, на просветительные и благотворительные учреждения (фабричные читальни, больницы и т. д.). Да и из той доли, которая тратится теперь капиталистом или крупным землевладельцем на содержание себя и своего семейства, пришлось бы выделить соответственную долю на содержание избранного на срок директора-распорядителя и его семейства в данном социализированном учреждении[24].

Очевидно, что при таких условиях переход от капиталистического строя к социалистическому не будет иметь тех материальных выгод, каких многие ожидают от него, но он будет иметь крупные моральные преимущества во всех тех случаях, когда население во всей своей массе будет способно понимать преимущество моральных выгод над материальными.

Такой переход в области экономических соотношений, очевидно, вполне соответствует переходу от монархического строя к строю республиканскому в области гражданских соотношений, а потому он совершенно немыслим без последнего[25].

Резюмируя все сказанное на последних страницах по отношению к главному предмету настоящего исследования, мы видим, что борьба капитала с трудом, в каком бы положении равновесия обеих сторон она ни оказалась в данный момент, не может оказать никакого влияния на одновременное повышение или понижение цен всех продуктов человеческого труда.

Это легко показать и на исследовании нашей основной формулы рыночных цен. Действительно, допустим, что капиталист уплачивает рабочим физиологический эквивалент только за 7_п-ю долю производимого ими продукта продажи и, следовательно, оставляет в свою пользу ^п-1/_п — ю долю.

Тогда наша формула цены любого отдельно покупаемого товара (формула 2) превратится в новое видоизменение:

Но здесь ясно, что при всякой числовой величине доли рабочих V, которая никогда не может быть больше и — т. е. всего произведенного ими продукта, — коэффициент в скобках перед П равен всегда единице, т. е. это внутреннее распределение долей валовой стоимости производства не может иметь на рыночную цену Ц любого товара никакого влияния[26].

Точно так же не могут влиять на нее и увеличение или уменьшение налогов, если они равномерно распространяются на все товары, т. е. берут в пользу государства одинаковую долю со всех продуктов, а неравномерное распределение налогов повысит цены только более обложенных товаров, соответственно понизив цены менее обложенных. Здесь выходит то же самое, как повышение одной чашки весов обязательно вызывает понижение другой.

Повышение суммы налогов при наличности золотых денег на рынке приводит не к увеличению рыночных цен, а только к увеличению ежегодного количества народного труда, т. е. к тому, что людям придется соответственно сократить число праздничных дней или увеличить число часов в рабочие дни. А если этого не сделать, то повышение налогов отзовется опять прежде всего на той доле капиталистических прибылей, которая идет на эволюцию экономической жизни человечества, т. е. повышение налогов задержит экономический прогресс в стране, если данная прибавка назначается на непроизводительные траты, вроде увеличения армии, военного флота, пеней, или на уплату долгов, экстренно сделанных при каких-либо крупных общественных бедствиях, вроде войн, землетрясений, неурожая.

Глава IXЕдинственное средство прекратить дальнейшее вздорожание всех предметов торговли и найма

Таким образом, с какой точки зрения мы ни разбирали бы вопрос о рыночных ценах, со всякой мы видим одно и то же: пока золото в обращении не заменилось целиком — бумажками, ничто, за исключением облегчения добычи самого золота, не может понизить рыночных цен на все товары.

Полное исчезновение золотой монеты из обращения в данной стране, хотя бы она и лежала горами в государственном банке, есть первый признак того, что бумажные деньги, выпушенные в оборот взамен бывшего золота, уже насытили торговый рынок и ему больше их не надо.

Всякий их дополнительный выпуск фатально и непредотвратимо (какие полицейские меры ни принимались бы против торговцев) будет вызывать пропорциональное падение стоимости этих бумажек и соответственное повышение цен. А отсутствие безусловных гарантий, что при новом неожиданном затруднении или крайней нужде в деньгах правительство не сделает нового выпуска кредиток и этим еще более не обесценит деньги, вызовет у всех торговцев, ради сохранения своих уже имеющихся сбережений, стремление сократить свои обороты. Они легко сообразят, что им лучше придержать у себя запасы товаров, физиологический эквивалент которых постоянен, чем, хотя бы и с моментальной выгодой, обменять их на бумажные деньги, имеющие лишь условный физиологический эквивалент, падающий при каждом их новом выбросе из государственной типографии на рынок, хотя бы и не даром, а за соответствующий товар.

Поясню это наглядным примером, заранее извиняясь за его выбор, но без него мне трудно сделать очевидным этот последний пункт, которого не могут понять многие в публике, воображающие, что государство может печатать сколько угодно бумажных денег при единственном условии: давать их не даром, а лишь как эквивалент какого-либо покупаемого им реального товара. При этом будто бы бумажки эти превращаются в какие-то боны, эквиваленты товара, имеющие свою определенную стоимость.

Представьте себе, что вы обзавелись печатным станком и стали печатать на нем рубли и десятирублевки, не отдавая их никому даром, а только торговцам за товар. Каждый раз, как вам понадобилось бы что-нибудь, вы отхлопнули бы нужное вам количество бумажек и получили бы от торговца все, что вам нужно. В результате и все другие, догадливые, вроде вас, покупатели, сделав то же, что и вы, жили бы припеваючи, а все торговцы и производители остались бы только с вашими бумажками, и что они стали бы с ними делать? Принесли бы вам для обратного возвращения товаров? Но вы ответили бы, что уже истратили их!

Таким образом, если кто-нибудь (хотя бы это было и правительство) никому не раздает бумажных денег даром направо и налево, а только в виде квитанций (или бонов, или как вы их там ни назовите) за полученный товар, то это еще не значит, что такие «векселя» всегда полнодействительны. Если их выдано на большее число физиологических эквивалентов, чем на сколько имеется товаров на общем рынке, то общество невидимо для себя находится в состоянии банкротства и реальная цена каждой ходячей в нем кредитки (или как бы вы ее там ни называли) будет ровно во столько же раз меньше написанной на ней цифры, во сколько раз число номинальных физиологических эквивалентов, означенное на всех, ходящих в данное время в стране, кредитках, больше числа реальных физиологических эквивалентов имеющихся в продаже товаров.

Увеличьте рынок, т. е. и производство, и потребление, и цена их увеличится.

Но увеличить рынок вы можете только: 1) увеличив потребителей, т. е. население, и 2) увеличив потребительную способность каждого обывателя (или значительной части населения), т. е. заставив их более трудиться и потреблять. Но и то и другое трудно сделать, а потому для быстрого возвращения цен к прежним нормам правительствам тех стран, где отпечатано слишком много бумажных денег, остается только одно средство: выкупить весь их избыток, распродав для этого часть своих имуществ, и немедленно сжечь все полученные таким способом бумажные деньги, дав притом фактически ненарушимые гарантии, убедительные для каждого обывателя, что ни при каких дальнейших экстренных надобностях в деньгах не будет выпушено новых кредиток, а в случае необходимости будут приняты другие экстренные меры, вроде только что указанной мной распродажи имуществ для выкупа избыточных кредиток. Это тот самый способ, который уже пыталось применить русское правительство в 1811 году, когда, напечатав бумажных денег вчетверо более, чем вмешал их тогдашний рынок, оно добилось того, что все цены поднялись более чем вчетверо и ассигнационный рубль стал 23⁵/₇ копейки на тогдашнюю единицу меры ценностей — серебро. Однако, продав государственных имуществ только на 11 миллионов рублей, которые и были сожжены, правительство предпочло остановиться и закрепить путем девальвации навсегда те четверные цены.

То же самое вновь будет и теперь, если примененная тогда мера не будет проведена в полном размере. Я, конечно, хорошо понимаю ее затруднения. Удаление с внутреннего рынка двух третей наполняющих его бумажек так же трудно, как легко было их напустить. Кроме того, неизбежно связанное с этим кажущееся падение цен на товары и труд будет вызывать сопротивление не понимающих его фиктивности торговцев и рабочих. Однако никакого другого быстрого средства поднять ценность бумажных денег и этим прекратить вздорожание всех товаров нет и, как показывает произведенный много выше математический анализ, не может и быть ни при каких условиях общественной жизни.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение I

Физиологические эквиваленты различных предметов продажи и уравнение времени соответствующих им занятий. Три основных фактора экономической жизни и их аналогия с тремя основными факторами жизни природы

Физиологический эквивалент Ф какого-либо занятия, очевидно, пропорционален продолжительности Т времени этого занятия, выраженного в годах, и его интенсивности И:

Здесь интенсивность определяется как величина, прямо пропорциональная количеству R физиологических трат организма в такое время Т_о, которое проходит без отдыха от начала активного периода работы до его конца, если работа легкая, и до полного восстановления сил, если она тяжелая, т. е.:

При труде сторожа физиологическая деятельность R есть деятельность праздно живущего организма. Обозначим ее через R_o. При труде, например, кузнеца, как тяжелом, она получает еще некоторый придаток R_n. Значит, вообще:

Внеся это значение в первое равенство, видим, что физиологический эквивалент данного занятия, а с ним и его продуктов, выражается так:

Формула физиологического эквивалента труда и его продуктов

Здесь Т есть продолжительность занятия, выраженная в годах, как естественных единицах, и, конечно, в дробных остатках их, если такие есть, или если время занятия данным предметом окажется менее года.

Эта формула дает возможность уравнять по времени все роды обязательных занятий в каком-либо сложном учреждении, где всем дается одинаковое годичное жалованье.

Пусть в одном роде труда физиологический эквивалент:

а во втором:

Перенеся Т′ и Т″ в первую часть и разделив оба равенства друг на друга, имеем:

Отсюда видим, что если Т′ есть, например, время активного дежурства, у которого R_n′ = 0, а Т″ — время активной работы кузнеца, у которого, положим:

то

Другими словами: время Т″ активной работы кузнеца, вместе с периодами отдыха до полного восстановления его сил, не должно превышать шестидесяти шести сотых долей времени дежурства сторожа, а при равенстве часов занятия плата ему должна быть повышена на 66 % сравнительно со сторожем.

Определить физиологические эквиваленты труда, помимо обычной их опенки спросом и предложением, по-видимому, возможно физиологическим исследованием (количественным анализом почечных и легочных выделений).

Рассматривая вышеприведенные формулы, а также и все другие, которые будут даны далее в этом же исследовании, мы не можем не видеть, что в экономической жизни человеческих обществ фигурируют три основных фактора. В их функциях мы можем представить все остальные факторы в этой области, но их самих нельзя выразить никакими определенными функциями друг от друга. Эти основные факторы: время Т труда или занятия, физиологический эквивалент П в разнообразных предметах спроса и денежный эквивалент Д.

И замечательно, что в жизни природы мы тоже находим три основных фактора. Это — время Т действия, количество М инертности (или массы) в разнообразных телесных скоплениях физической энергии, соответствующее трудовому эквиваленту П разнообразных продуктов спроса, и объем W телесных скоплений физической энергии, соответствующий денежному эквиваленту[27]. Интересно также, что цена Ц предметов с этой точки зрения является аналогом пространственной растяженности физических тел, а не их плотности.

Приложение II

Оценка культивированных, исключительных и привилегированных предметов спроса

Культивированными видами спроса я называю такие, которые требуют для своего осуществления долгого предварительного обучения. Таков, например, труд доктора, требующий у нас девяти лет обучения в гимназии и пяти лет в университете, т. е. 14 лет, и все ему подобные виды занятий.

Как должны оцениваться такого рода профессии?

Говорят, что они должны оцениваться выше, чем обыкновенный рабочий труд, обучение которому занимает лишь ничтожное время.

Рассматривая этот случай с точки зрения жизнетратной стоимости, мы видим, что раньше, чем начать свою оплатную работу, здесь человек уже проработал 14 лет своей жизни. Если б все это время он жил на субсидии от общества, которые должен был бы возвратить из своей будущей деятельности, то цена каждого года его последующего оплачиваемого труда для равноценности с годом некультивированных родов труда определилась бы формулой:

Формула для оценки культивированных родов труда,

где Ц_o есть его годичное вознаграждение; П_о — продолжительность его труда, выраженная в годах же; Д_о — жизнетратный эквивалент этого труда по отношению к золотым деньгам. Величина Ж есть средняя продолжительность жизни человека этой профессии; А — время его детства до начала обучения; У — время его учения и И — издержки обучения, так как он за это время не только не получал платы, но сам тратил и за учение, и за нужные книги. Таким образом, считая, что где-нибудь врач в среднем поступает в приготовительный класс гимназии в 8 лет, мы имеем А = 8; зная, что он учится 14 лет, имеем: У = 14; трата его за учение и книги могла быть за 14 лет обучения эквивалентна 6 годам чернорабочего труда, значит, И = 6. Допуская, что средний возраст жизни человека этой опасной профессии в данной стране 35 лет, находим:

т. е. гонорар его должен бы быть вчетверо больше, чем гонорар, например, простого сторожа или рабочего[28].

Говорят, однако, что эта точка зрения не вполне ясно обоснована.

Прежде всего за обучение врачей в современном обществе платит обыкновенно не оно целиком, а родные, которые содержат детей в годы учения не в долг, а безвозмездно. Дети им не возвращают ничего. Значит, тут как будто незачем получать и четверного гонорара.

Однако это возражение можно устранить тем, что все, что врач получил от родителей при своем обучении, он морально обязан возвратить своим детям, чтоб продолжать и дальше эту культивированную профессию, так необходимую для человечества. И притом он должен воспитать к культурному труду не одного сына, а всех, т. е. в среднем — трех детей, считая, что жена его, посвятив себя воспитанию детей и домашнему хозяйству, не имеет своего заработка.

Эта точка зрения, несомненно, должна считаться правильной, пока общество не дает всем своим гражданам одинакового общего образования.

При таких условиях интеллигентным профессиям для продолжения своего существования ничего не остается делать, как вычислять свой гонорар по вышеуказанной формуле, хотя это и приводит практически к замыканию интеллигенции в особую касту.

Но если б все получали обязательное общее образование, а для высшего, и тоже бесплатного, избирались в достаточном числе наиболее талантливые ученики, как полные стипендиаты общества, тогда избыточные траты на них уже заранее раскладывались бы на себя всем населением и не было бы причины выше оценивать их труд.

В несравненно более своеобразном положении по отношению к опенке находятся: 1) исключительные предметы спроса, каковы, например, картины гениальных художников или какие-либо особенно редкие вещи, цена которых возрастает прямо пропорционально платоспособности покупателей и их желанию иметь эти предметы и обратно пропорционально предложению этих предметов их производителями; 2) размножаемые предметы спроса, например, литературные произведения, при которых цена каждого экземпляра может быть тем менее, чем в большем числе эти произведения распродаются; 3) привилегированные предметы спроса, например, служба в высших государственных должностях, опенка которых в случае малоограниченной верховной власти зависит всецело от ее произвола.

Приложение III

Выгоды и невыгоды социалистического землепользования. Формула социализации земель. Польза машин

В главе 7-й этого исследования я говорил о том, что переход в промышленности от капиталистического строя к социалистическому более характеризовался бы моральными выгодами, чем материальными. То же самое можно сказать и о земледелии.

Действительно, в случае социализации земной поверхности прежде всего пришлось бы известной частью земель, отчужденных у крупных и средних землевладельцев, удовлетворить их собственных сельских рабочих и мелких арендаторов из крестьян, разбирающих в людных местностях те частновладельческие земли, которые не использованы рабочими самого землевладельца.

Для «прибавки» окружающих крестьянских наделов пошло бы при этих обстоятельствах лишь то, что осталось бы после удовлетворения вышепоименованных лиц, и притом постольку, поскольку отдельный крестьянин может в данное время и при данных орудиях его производства увеличить ежегодное количество своего собственного труда, без надрывания себя работой.

Поясним это математическим анализом предмета.

Пусть крестьянских земель, пригодных для хозяйства, в данной области будет а, десятин; пусть частновладельческих земель в ней а₂ десятин. Пусть всех крестьян b₁ человек, а всех частных владельцев b₂; пусть, наконец, обрабатываемых рабочими частных земель оказывается только d%, а все остальные заброшены, лежат даром. Тогда, при социализации, отношение величины нового надела к старому выразится через и в формуле:

Основная формула социализации земель

Чтоб пояснить читателю примером эту формулу, допустим сначала: 1) что частновладельческие земли в стране совсем не обрабатываются, т. е. d = 0; 2) что их владельцы сбежали, т. е. b₂ = 0, и 3) что частновладельческих земель столько же, сколько надельных, т. е. а₁ = а₂. Тогда формула дает:

п = 2,

т. е. наделы увеличиваются вдвое.

Но пусть частновладельческие земли все обрабатывались посредством наемных рабочих, труд которых был настолько же интенсивен и продолжителен, как окружающий крестьянский. Тогда процент обрабатываемых земель d = 100; и формула даст:

n = 1,

т. е. надел изменится в 1 раз (другими словами, совсем не увеличится), как и должно быть, если все частные земли остались за их бывшими рабочими.

Допустим наконец, как третий случай, что землевладельцы при социализации не разбежались, но лишились дохода, который им доставляла эксплуатация труда рабочих, и заявили желание, чтоб и им был дан такой же надел, как всем крестьянам. Пусть число их в данной области было во сто раз менее числа общинных крестьян, т. е. b₂ = 0,01 b₁ тогда формула даст:

п = 0,99.

В этом случае общинный надел не только не увеличится от социализации при таких условиях, но станет около одной сотой доли меньше, чем прежде.

Понятно, что в тех странах, где уже не сохранилось надельных земель, под символом а₁ должна подразумеваться средняя величина землевладения местного крестьянства, обрабатывающего всю свою землю лично, без рабочих, а все, кто имеет рабочих, должны быть отнесены к категории b₂, а их земли к категории а₂.

Все эти многообразные равновесия между числом лиц надельных, лиц рабочих и частных собственников и между количеством земель во владении тех и других и приходится иметь всегда в виду общественному деятелю, серьезно относящемуся к своему делу, при исчислении материальных выгод или невыгод для крестьян от социализации земель в данной стране. Моральные же преимущества социализации для населения, способного их оценить, конечно, всегда очень велики.

Первая основа справедливости в общественной жизни — это, конечно, равноправие всех без исключения. Но это равноправие не должно быть низведением всех на самый низкий уровень жизни в данную эпоху и в данной местности, а наоборот.

Так, в тех случаях, когда частновладельческие рабочие обрабатывают сравнительно с одиночными крестьянами более десятин земли благодаря применению машин, ни в каком случае нельзя перевести их при социализации на меньший надел, уничтожив машины, которые давали возможность обрабатывать более земли при том же годичном эквиваленте физиологических трат, как и окружающие безмашинные крестьяне.

Совершенно наоборот.

Надо увеличить наделы последних до той же высшей нормы; удалив избыток населения путем колонизации или перевода на фабричную и заводскую деятельность, чтоб сделать машинный труд применимым для всех землевладельцев нового строя. При этом никогда не следует забывать, что всякое серьезное усовершенствование в орудиях производства более облегчает жизнь трудящихся масс, чем переход от самого худшего в моральном отношении строя к самому лучшему.

Понятно, что во всех тех местностях, где социализация освобождает больше земель, чем сколько их способно обработать земледельческое население доступными ему орудиями производства, избыток земель будет лежать без пользы, как теперь у нас в Сибири, в ожидании достаточного прироста населения. Но пусть в какой-либо стране, при данных условиях ее гражданского развития, переход к социалистическому землепользованию дает по нашей формуле социализации несколько процентов дополнительной земли, а с ней и материальной выгоды людям, лично обрабатывающим всю свою землю. Однако и тут будет всегда некоторый минус. Одна из главных трат современных средних землевладельцев заключается, как может видеть всякий, кто знаком с их жизнью, в доставлении среднего и высшего образования своим детям. Значительная часть студентов и курсисток, гимназистов и гимназисток везде из них.

Таким образом, в современном строе средние землевладельцы непроизвольно исполняют вместе с другими зажиточными сословиями функцию поддержания в стране интеллигенции, так необходимой для ее дальнейшей эволюции.

Отчуждение их земель и соответствующих доходов лишит землевладельцев возможности исполнять эту функцию. Отсюда ясно, что после социализации необходимо будет возложить эту обязанность на все трудовое население страны, в том числе и на крестьян, обложив их дополнительным, и притом значительным, налогом на всеобщее бесплатное и обязательное среднее образование, и еще вторым налогом, для доставления высшего образования наиболее способной части учащихся в средних учебных заведениях, для необходимого стране поддержания и расширения интеллигентных деятелей (докторов, инженеров, архитекторов, агрономов и т. д.). Приняв все это во внимание, возможно допустить, что при одинаковом применении земледельческих машин и при одинаковой милитаризации страны социализация земель не принесет совсем материальных выгод.

Но это еще не значит, что ее никогда не будет.

Ведь, несмотря на все преграды, человечество с каждым новым столетием постепенно приучается ставить моральные блага выше материальных. А эволюция науки и техники достаточно облегчит в будущем человеческий труд, чтобы с избытком вознаградить за все принесенные для них материальные затраты.

Многие у нас еще не вполне ясно сознают всю пользу машинного производства сравнительно с ручным и, видя, что продолжительность труда не сокращалась до сих пор пропорционально применению машин, воображают, что так пойдет и в будущем.

Но это глубокая ошибка. Польза машин определяется строго следующей формулой.

Примем современный рабочий день D_o за 1 нашего счета и спросим себя, как длинен должен быть, при всех прочих равных условиях, новый рабочий день D_n, если к какой-нибудь отрасли труда, дающей теперь занятие а процентам всего трудящегося населения в какой-либо изолированной экономически стране, мы применим новую машину, сокращающую физиологический эквивалент продуктов этого труда в и раз.

Нетрудно видеть, что математический анализ этого вопроса приводит к формуле:

Формула, дающая отношение длины нового рабочего дня к старому при введении машинного производства

Поясню ее примером.

Пусть к отрасли труда, дающей занятие 50 процентам всего рабочего населения изолированной экономически страны, применена машина, которая, за вычетом ее ремонтов, прислуги, топлива и ее собственного потребительного эквивалента (так как она не вечна), сокращает труд рабочего в этой отрасли вдвое. Тогда a = 50, n = 2, и формула дает:

Это значит: во всех областях человеческого труда, после введения этой машины, придется ввести во избежание перепроизводства новый рабочий день, продолжительность которого равна ³/₄ прежнего.

Почему же это так?

Ответ очевиден. Общие законы, уравнивающие время и жизнетратные эквиваленты всех родов труда, не допустят, чтоб труд сокращался вдвое лишь в одной отрасли, а разложат скоро полученное в ней сокращение и на все остальные отрасли. Поэтому и рабочий день вместо того, чтоб сократиться на половину для 50 процентов рабочего населения, занятого этим трудом, сократится лишь на четверть, но для всех.

Отсюда ясно, что чем меньше процент населения, занятого какой-либо областью труда, тем меньше пользы для всех приносит приложенная к нему машина.

Но почему же со времени Уатта, изобретшего паровую машину, она менее сократила время общечеловеческого труда, чем выходит по этой формуле?

Потому что благодаря развитию путей сообщения рабочее население промышленной Европы начало снабжать своими продуктами не один свой рынок, а и отдаленные страны, где машин еще нет, и, кроме того, потому что потребности европейского населения, особенно в интеллектуальной области (т. е. потребности чтения, образования), сильно увеличились.

Но увеличение рынков скоро должно будет прекратиться, расширение интеллектуальных потребностей будет удовлетворено всеобщим образованием, и тогда благодетельное действие замены ручного труда стихийными силами природы с помощью машин скажется в полной мере для рабочего человечества и сократит его ежедневный труд по крайней мере вдвое, если не втрое или вчетверо, сравнительно с современным.

Приложение IV

Влияние роскоши богатых и праздности ленивых на увеличение годичного количества труда остального населения. Обременительно ли для трудящегося человека брачное состояние?

Обременительное в прогрессивной степени влияние праздных людей в обществе определяется легко. Если в данной стране (в процентах) имеется Л праздных людей, не имеющих никакого полезного занятия, — чистых рантьеров[29], пенсионеров, нищих, прихлебателей, занятых непроизводительными занятиями (воины, рабочие на пороховых и др. заводах), а также детей и стариков, получающих в среднем тем или иным способом достаточное содержание, — то трудящейся части населения приходится увеличить ежедневное нормальное время (Т_о) своего труда еще некоторым дополнительным, лишним временем Т₁ по формуле:

Формула для определения обременительности праздных людей для трудящегося человечества

где Т₁ означает лишнее, прибавочное время труда трудящегося населения при наличности в данном обществе Л процентов праздных и непроизводительно занятых людей. С₁ означает, относительную величину содержания этих праздных людей по отношению к средней величине С_о самосодержания трудящихся людей. Таким образом, если, например, в обществе имеется 20 % (т. е. Л = 20) праздных и непроизводительно занятых людей всяких категорий, в среднем получающих такое же содержание C₀ как и содержание трудящихся С_о, то число ежедневных часов T₁ лишнего времени труда трудящихся будет:

Вы видите сами, что в то время как число праздных людей увеличилось только на 20 %, трудящемуся остатку пришлось увеличить время своего труда уже на 25 %. А если вы допустите в обществе присутствие 80 % праздных людей, то, как показывает формула, трудящимся пришлось бы повысить время своего труда уже на 400 %, т. е. работать впятеро более сравнительно с прежним.

Отсюда понятно, как важно для более легкой жизни человечества по возможности уменьшать в нем число праздных людей, способных к труду, т. е. всех бездельных, за исключением лиц одряхлевших, болезненных, искалеченных и т. д., и дать всем возможность (или даже поставить в необходимость) заниматься чем-нибудь полезным для общества.

С этой точки зрения чрезвычайно своеобразным оказывается положение прислуги в современном обществе. Прислуживая праздному хозяину, она сама обращается в паразита общества, а прислуживая трудящемуся, нередко оказывается чрезвычайно полезной сотрудницей. Однако в этом случае надо строго различать домашнюю прислугу от работников.

Допустим для простоты, что крестьянин, имеющий избыток земли, нанял себе работника. И сам он работает, и работник работает. Оба нарабатывают за год вдвое, и на каждого приходится нормальный годичный эквивалент труда. Здесь нет никакой потери в сумме общей деятельности людей, хотя бы работник и брал на себя часть домашних дел хозяина.

Теперь представим, что труженик в области науки нанял себе домашнюю прислугу. Она избавила его от потери времени на подметание полов, убирание посуды, ставление самовара, приготовление обеда и т. д. А он благодаря этому увеличил свой научный труд.

Здесь мы уже имеем дело не с простым домашним работником, как было в примере крестьянина, а с настоящей прислугой, так как в ее обязанности входит только снятие с хозяина необходимых в житейской прозе домашних дел, чтобы он мог отдать свое время более полезным для человечества занятиям, к которым способен или подготовлен не всякий. В этом случае прислуга, несмотря на то что она ничего своего не поставляет на общественный рынок ни через себя, ни через хозяина, не является паразитом общества, а становится как бы рычагом, повышающим труд одного из членов этого общества во много раз больше, чем если б она получила обратно свою прежнюю самостоятельную деятельность, от которой перешла к деятельности прислуги.

Но как же оценить в этом случае ее пользу? Степень нужности для данного общества какой-нибудь отрасли человеческого труда определяется ее оценкой на общественном рынке. Значит, прежде всего прислугу содержать имеет моральное право только тот, кто занимается деятельностью выше оцениваемой, чем средняя; другими словами, только тот, кто из своих собственных заработков может содержать, кроме себя с семейством, также и домашнюю прислугу, необходимую для повышения интенсивности его труда. Всякая излишняя и потому праздношатающаяся прислуга входит в отдел перечисленных мной выше паразитов общества — целиком, если она чисто парадная, или отчасти, если она не придает деятельности хозяина такого же эквивалента полезной жизнетратной энергии, как нормальный рабочий. Отсюда же ясно, что если «человек без определенных занятий» содержит еще и прислугу на свои незарабатываемые доходы, то число паразитов общества увеличивается, на все число служащих ему лиц.

Точно то же можно сказать и о брачном состоянии. Оно обременительно только для лентяев, чистых рантьеров и вообще праздно живущих людей, да и то лишь в том случае, если жена сама приучена извращенным воспитанием к праздности, франтовству и роскоши. Если этого нет и если дело идет о трудящемся человеке, то брачное состояние для него не только не обременительно, но, наоборот, выгодно, так как жена, беря на себя все домашние заботы, освобождает своему мужу время для более производительного труда, если даже и не работает сама в какой-либо области самостоятельно. Вот почему среди крестьян жена справедливо считается необходимостью в хозяйстве, независимо от лежащей на всяком нормальном человеке обязанности продолжать человеческий род.

К вопросу о равноправии и равноспособности женщин и мужчин такое разделение труда между обоими полами, понятно, не имеет никакого отношения, тем более что занятие первоначальным воспитанием грядущих поколений, которое естественно присвоили себе женщины, захватив благодаря этому и всю область домашней деятельности в семье, является наивысшим и наиважнейшим из всех остальных человеческих занятий, требующим для своего правильного осуществления наиболее высокой и всесторонней умственной и моральной подготовки, которая и должна быть доставляема женщинам средними и высшими учебными заведениями.

Дам математически точную меру этих домашних соотношений.

Каждый отдельный человек имеет свои собственные таланты и соответствующую им трудоспособность и продуктивность, которые зависят в физическом труде от силы тех или других мускулов, а в умственном — от развитости тех или других компонентов мозга. Пусть общественная опенка какой-либо культивированной области человеческого труда, которую назовем занятием М, выражается через

где Ю_о означает ее жизнетратный эквивалент, а коэффициент m₁/m₀ — отношение спроса на эту область труда к среднему спросу m_о на обычный труд (т. е. ее относительно высшая или низшая оплата сравнительно с обычным трудом). Пусть по условиям своей жизни данный человек может в году посвятить этому занятию только время t₁ составляющее лишь некоторую часть времени t_о его общих, необходимых занятий. Тогда его годичный заработок в культивированной профессии М₁ будет:

где Ю_о есть средний заработок человека в данной стране в данное время.

Но Ю, еще не весь его заработок, так как остальную долю t_o— t₁ своего рабочего времени t₀ он посвящает другим общедоступным занятиям M₂ (вроде подметания полов и т. д.), общий заработок которых (Ю₂) выразится для него через:

Значит, сумма его валовых заработков:

Общая формула права человека на содержание прислуги

Нетрудно видеть отсюда, что если общественная оценка культивированного труда М₁ двойная, т. е. т₁/т₀ = 2, то его деятель уже имеет моральное право снять с себя общедоступные занятия М₂, возложив их целиком на прислугу, и заниматься только трудом M₁. Действительно, тогда время t, его занятия этим высокоценимым трудом будет равно t_o, т. е. все рабочее время этого человека будет посвящено одному культивированному труду. А вся сумма его житейских, обычно ценимых занятий М₂ (у которых т₂/т₀ = I), приравнявшись к нулю, выбрасывается нашей формулой вон из его жизни, т. е. переносится на прислугу. Прислуга здесь работает для него, а он зарабатывает общеполезным трудом и на свою, и на ее жизнь. Бывают, конечно, и такие занятия, для которых современная общественная оценка т₁/т₀ много выше двойной. Таков труд популярных писателей, артистов, художников и т. д., иногда зарабатывающих в год и во сто раз больше, чем простой рабочий. Однако следует ли из этого, что они имеют моральное право содержать и 100 человек прислуги? Конечно, нет, потому что за исключением одного, двух или в крайнем случае трех слуг, действительно освобождающих талантливого или подготовленного долгим предварительным трудом к необычной работе человека от житейских занятий, все остальные служащие будут чистыми паразитами.

Это обстоятельство прямо приводит нас к вопросу о вреде для человечества всякой роскоши и излишеств в частной жизни. Для вычисления того, насколько роскошь и излишества богатых в данной стране и в данное время увеличивают время труда каждого трудящегося человека, приходится расположить все эти современные общественные пороки по величине потребительного эквивалента соответствующих им предметов роскоши и излишеств. Нетрудно видеть, что всякий товар имеет свой коэффициент индивидуального потребления в человеческой жизни, определяемый формулой:

К = П/ТЧ

Коэффициент индивидуального потребления предметов спроса

Как видно из этой формулы, коэффициент К индивидуального потребления всякого данного предмета спроса определяется отношением количества П потребленного предмета ко времени Т его потребления, причем если предмет потреблялся не одним человеком, а несколькими, то это отношение надо еще разделить на число Ч потребителей.

За единицу счета времени здесь обязательно принимается год, а количество П потребляемого предмета определяется детально, как П_о— П, где П_о есть закупленный запас данного предмета, а П₁ — его остаток к концу данного срока Т потребления. Кроме того, для сравнимости между собой разных предметов потребления надо обязательно заменять каждый из этих предметов его денежным эквивалентом

Коэффициент индивидуального потребления в его денежном эквиваленте

Здесь Д_о есть стоимость предмета в золотой монете в начале потребления, а — стоимость его остатка при конце потребления.

Эта формула сразу дает нам ряд откровений.

Покажем на примерах.

1) Пусть семья в четыре человека потребляет в сутки без остатка 1 фунт сахару, денежный эквивалент которого = 20 копейкам = 1/5 доля рубля. Тогда Д_о= 20, Д₁ = 0, Ч = 4 и время потребления Т = 1/365 доля года. Тогда наша формула дает коэффициент индивидуального потребления сахара:

К_сах = 18,25 рубля в год на человека.

2) Теперь взглянем на ожерелье, висящее на шее светской дамы, с брильянтами в 10 000 рублей. Здесь Д_о = 10 000, Д₁ = 10 000, Ч = 1. Промежуток Т времени, прошедший с того момента, как она его купила себе, и до того момента, когда его продали за долги, составляет 5 лет. Внесение в нашу последнюю формулу всех этих числовых значений дает:

К _ожр = 0,

т. е. коэффициент К индивидуального потребления этого ожерелья есть нуль, что и понятно: каким оно вышло из магазина, таким и возвратилось в него. Пусть даже магазин при обратной покупке не дал ей прежних 10 000 рублей, это не имеет никакого значения, так как наши символы Д_о и Д₁ показывают не рыночную цену, а жизнетратные денежные эквиваленты, которые могли уменьшиться лишь ничтожно за 5 лет употребления ожерелья от стирания золота, камней и от порчи художественной отделки.

Что же выходит? Если я съем вдвое больше сахара в год, чем мне нужно для жизни, я отягчу трудящееся человечество, так как кто-то где-то должен восстановить в это время потраченный мной запас для того, чтобы сахара хватило всем и в будущем году. А если светская дама носит на себе, как говорят, целое состояние, то она этим никого не отягчает, а только афиширует перед всеми свое легкомыслие.

Этим ожерельем она как бы говорит всем: «В моем распоряжении был раньше большой капитал в банке, который жил своей жизнью, созидал невидимо для глаз, но видимо для развитого ума новые здания, дороги, увеличивал благосостояние будущих поколений и благодаря этому обеспечивал и мою будущую жизнь, давая и мне, и моему мужу, и детям возможность каждый год получать с него и тратить на что хотим проценты. Но я заметила в ювелирном магазине целую гору трупов былого, бесполезного человеческого труда в виде этих блестящих камней и золота и променяла на них и будущее благосостояние всей своей семьи, и свою роль в эволюции человеческой культуры, передав ее тому ювелиру». Таков прямой вывод из моей формулы.

И нетрудно видеть, что коэффициенты индивидуального потребления для всех предметов спроса, различные для каждого их рода, редко соответствуют их рыночной цене. Так, коэффициент этот очень мал, даже близок к нулю, для самых дорогих люстр, картин и разных металлических статуэток и безделушек. Он уже более для фарфоровой, стеклянной посуды, мебели и подобных хозяйственных предметов, так как они бьются и ломаются и в среднем имеют свой определенный век, который и нужно подставлять в формулу под символом Т, и ясно, что чем продолжительнее этот средний век, тем меньше их годичный потребительный эквивалент в жизни.

Точно то же выходит с бельем и одеждой, в коэффициент индивидуального потребления которых должна быть прибавлена еще величина Д₂, обозначающая средние траты на их годичный ремонт, так что формула для этого случая принимает вид:

Коэффициент индивидуального потребления ремонтируемых предметов

Здесь все символы имеют то же значение, как и в предыдущих формулах, только под Д, т. е. ценностью остатка от потребления, здесь должна подразумеваться сумма денег, за которую остатки платья и белья проданы старьевщику.

Коэффициент индивидуального потребления каменных домов (хотя постройка их сравнительно дорога) может оказаться меньше равновеликих с ними деревянных, требующих более ремонта и менее долговечных. Сумма годичных квартирных плат данного дома, разделенная на число живущих в нем лиц, дает оценочную величину всегда более высокую, чем коэффициент индивидуального потребления данного здания по отношению к каждому отдельному его жильцу, так как в квартирную плату входят капиталистические проценты и всякие налоги, особенно высокие в больших городах.

Отсюда мы видим, что только введением коэффициента индивидуального потребления в оценку вреда различных предметов роскоши (т. е. того, на сколько тот или другой род отягчает ежегодный труд работающего человечества) и можно достигнуть правильных и точных представлений об этом предмете.

Роскошь есть ржавчина, особенно охотно поражающая скопления больших богатств, застоявшихся долго в одной фамилии. Она, как и многие виды ржавчины и плесени, принимает нередг ко очень красивые для вкуса современников формы, вроде дамских кружев, бархатных и шелковых платьев, быстро сменяемых модой, чтоб увеличить их потребительный эквивалент, уменьшая время Т их употребления. Она менее отяготительна для трудящегося человечества, чем это кажется с первого взгляда, благодаря ничтожному коэффициенту индивидуального потребления наиболее бросающихся в глаза предметов роскоши и является главным образом великим уравнителем частных богатств, постепенно разъедающим их и переводящим в руки поставщиков предметов роскоши.

Что же касается до других пороков зажиточных классов, вроде азартных игр, биржевой, карточной и др., то они совсем не обременительны для трудящихся масс. Они лишь переводят избыточные капиталы из одного-кармана в другой, что совершенно безразлично для остального человечества.

Приложение V

Работа и развлечение. Эволюция человеческой психики как основа всех изменений общественного строя

Работа, по представлению современного среднего человека, есть подготовка какого-нибудь наслаждения и сама по себе всегда неприятна. Вот почему когда наслаждаться ее результатами приходится не самому, а кому-нибудь другому, то — рассуждая с этой чисто эгоистической точки зрения — вам надо с воспользовавшегося плодами вашей работы получить соответствующий эквивалент, если не больше, своей работы.

Но точно ли полезный труд сам по себе всегда неприятен? Этого как будто совсем не должно бы быть.

Ведь во всяком человеческом организме происходит постоянный физиологический обмен веществ, в результате которого непрерывно выделяется химическая энергия, которая не может не превращаться, по мере своего возникновения, в какую-нибудь работу, умственную или физическую. Здоровый и нормальный организм требует себе работы и даже не может жить без нее, подобно тому как неиспорченный локомотив не может не стремиться к движению, пока его топят, и если не дать ему возможности везти вагоны, то вместо полезной работы он будет обращать всю выделяющуюся в нем энергию в бесполезный свист и гул своего предохранительного клапана или сам себя попортит.

Точно так же и человеческий организм, как только он лишит себя нормальной дозы полезного труда, сейчас же будет, искать и непременно найдет себе какое-нибудь бесполезное занятие, называемое развлечением, будут ли это праздные бесконечные разговоры, непрошеное вмешательство в чужие дела, карточная игра, спорт и т. д.

Такое развлечение не всегда бывает легче полезного труда.

Игра в футбол или гонки на велосипедах потруднее, например, работы маляра, и, однако же, в современном обществе едва ли многие пойдут к окружающим домовладельцам просить у них позволения раскрасить безвозмездно их дома, чтоб сделать себе некоторое развлечение от праздности и скуки.

Почему же это?

Нетрудно видеть, что причина тут та же, по которой современные люди и воюют друг с другом.

Она заключается в том, что основой психики современного, человека все еще служит эгоизм и даже конкуренция друг с другом, которая препятствует современному ординарному человеку оказать услугу другому, хотя бы это принесло пользу и его собственному здоровью. Обливаться потом и изнемогать при футболе или в велосипедной гонке человеку хочется, чтоб, не оказав при этом никому из окружающих никакой реальной пользы, наглядно показать свое преимущество над ними. Если он уверен, что в этой игре он от всех отстанет, он не будет охотно участвовать в ней, а только разве по усиленной просьбе желающих. Точно так же и во всякой другой современной игре приманкой является всегда желание обыграть других, хотя всякому игроку и ясно, что это доставит его компаньонам, обыкновенно даже приятелям, не только материальный вред, но и огорчение, которое остается даже и при простом безденежном проигрыше.

Отсюда мы видим ясно, что причина, по которой современные нам люди отличают труд от развлечения и предпочитают последнее, может действовать лишь при наличности у них чисто эгоистической психики. На этой психике построена, как на незыблемом фундаменте, и вся теория современного народного хозяйства и вся его практика. И стремление рабочих поменьше работать, когда продукты их труда не целиком к ним поступают, и стремление капиталистов побольше получить продукта чужого труда в свое распоряжение, и даже самое учение об эквивалентном обмене продуктов труда в народном хозяйстве — все это зиждется на наличности эгоистической психики и само собой рухнет, как только медленное, но непрерывное развитие человеческой души переведет человечество в грядущем к высшей, альтруистической психике.

Ведь когда вы искренно любите кого-нибудь, разве для вас не удовольствие сделать для него что-нибудь без всякого вознаграждения? Разве мыслитель, или ученый, или истинный друг человечества работает только для денег? Разве не терпит он часто, вместо материального или какого другого эквивалента, только гонения и лишения? Разве не просиживает он целые ночи в поисках истины и справедливости не для одного себя, но и для всех людей, сожалея только об одном — что в сутках не больше 24 часов? И придет ли ему даже в голову требовать обязательного ограничения времени своего труда восьмичасовым рабочим днем и запрещения себе работать по праздникам? Вы сами видите, что он всеми силами будет сопротивляться таким ограничениям, и это только потому, что любит свой труд, любит людей и понимает пользу своего труда для них.

Здесь мы уже видим случай перехода душевно и интеллектуально развитого трудящегося человека на высшую ступень эволюции человеческой души, и мы действительно видим, что все основы современного общественного хозяйства для него более совершенно не существуют. Его высшая психика перестала различать работу от развлечения и наслаждения, перестала видеть разницу между своей пользой и пользой других, ему хочется работать как можно более, а не как можно менее. А что он работает в этом случае не столько для себя, сколько для других, ясно из того, что он не только не стремится скрыть своих открытий от окружающих, но, наоборот, остается неудовлетворенным, пока не сделает плоды своих трудов, путем печати, всеобщим достоянием.

Не будет ли когда-нибудь того же самого и со всеми другими людьми? Ведь все отрасли полезной человеческой деятельности одинаково нужны для человечества, а потому и у сознательного каменщика или земледельца может возникнуть такое же желание работать как можно лучше и как можно больше независимо от того, что плодами его работы будут пользоваться другие.

Итак, все вышеприведенные законы относительно рыночных цен и эквивалентного обмена не являются абсолютными законами всякого общественного хозяйства, а только законами того периода умственной, моральной, а с ними и гражданской эволюции человечества, когда в душе большинства его представителей еще не выработалось действительной, а потому и действующей любви к своему ближнему, и сознания, что всякий другой человек есть Лишь повторение в иной физической оболочке его собственного «я».

Но это сознание с каждым веком вырабатывается в людях, а вместе с тем вырабатывается в их душах и эта действительная и действующая любовь к человечеству. Эгоизм постепенно истребляет сам себя войнами[30] и другими враждебными действиями, обусловливающими гибель и вырождение лиц и народов, стоящих на эгоистической стадии психической эволюции, верным признаком которой является низшая ступень развития гражданственности и образованности.

Приложение VI

Спекуляция

В предыдущем изложении я не раз останавливался на том, что вся современная теория торгового обмена, вся его практика И самое представление о товарном эквиваленте основаны на наличности у большинства современных людей чисто эгоистической психики и что современный экономический строй может существовать лишь до тех пор, пока эта низшая психика не сменилась новой, высшей, альтруистической психикой, уже нарождающейся в душах наиболее развитых представителей современного человечества.

Эгоистическая же психика, в основе которой лежит девиз «Меньше дать и больше взять», приводит постоянно и неизменно в местностях, пораженных общественными бедствиями, к чрезвычайно болезненным явлениям, вплоть до настоящего легального и нелегального грабительства друг друга. В осажденных городах или таких, которым грозит вторжение неприятеля и пути сообщения расстроились, эти болезненные явления проявляются особенно резко, напоминая собой состояние организма в лихорадке или горячке.

В последний день съезда представителей биржевой торговли, бывшего в Петрограде в конце апреля, об этом лихорадочном состоянии особенно много говорили. Вот как представляется оно с точки зрения крупных биржевых торговцев в изложении С. Любоша («Современное слово», 1 мая 1916 г.).

«Всю вину за дороговизну и хозяйственную разруху начальство охотно взваливает на торговцев, против торговцев настроены и обыватели, и широкие демократические массы, и пред этим настроением и возможными его последствиями охватывает жуть.

Элементарная, обывательская экономическая мысль ведь рассуждает чрезвычайно упрощенно: в дороговизне и в хозяйственной разрухе, от которых так тяжко приходится всем, виновна недобросовестная спекуляция.

И при этом забывает о том, что при здоровых и нормальных условиях спекуляция не может принять угрожающих размеров, что спекуляция и возникает на почве всяких расстройств производства, транспортирования и обмена.

Забывают, что не спекуляция создает дороговизну, а, наоборот, дороговизна питает спекуляцию.

Стремление к наживе, возможно большей прибыли есть основное свойство торговли.

Только при нормальных условиях оно умеряется условиями спроса и предложения и взаимной конкуренцией. Только разруха, которая нарушает и обмен, и соотношение между спросом и предложением, создает благоприятную почву для спекуляции.

Спекуляция — лишь внешний симптом хозяйственного недомогания, и ждать от торговцев воздержания от спекуляции во имя каких-то альтруистических чувств было бы наивно.

Серьезные основы торговли, установленная умеренная и верная прибыль — все это возможно в нормальных условиях, когда торговля может рассчитывать, учитывать и предвидеть.

Когда же вследствие нарушения всех основ торговой деятельности торговля превращается в скачки с препятствиями, в азартную игру, в которой все зависит от неучитываемых случайностей, тогда неизбежно являются и грабительство, и мародерство, и хищничество, и обирательство. И никакими репрессиями, никакими увещаниями одолеть этого нельзя.

Единственное, что может внести некоторый порядок в создавшийся хаос, — это широкие меры государственно-общественного характера.

Всероссийские городской и земский союзы, военно-промышленные комитеты многое сделали в этом направлении в тех областях снабжения и распределения, в которых они работают. Но там, где все во власти случая и хаоса, там разыгрываются и вакханалия грабительства, и азарт, и все последствия дезорганизации…»

Таковы печальные результаты преобладания эгоистической психики в современных поколениях человечества над психикой альтруистической: война, спекуляция, грабеж населения безответственными…

Однако спекуляцией, как показывает предыдущее изложение, можно объяснить только местные эксцессы современного поднятия цен, когда они вздуваются больше чем в три раза.

Обычное же всеобщее поднятие цен до трех раз выше тех, какие были до войны, — совсем не спекуляция, а естественный и неизбежный результат неумеренного печатания государственным банком бумажных денег в первый год войны.

Приложение VII

Милитаризм и социализм

Социализм, как и христианство, является по своей идеологии противником милитаризма.

«Но если он и восторжествует в сфере экономических отношений, то не будет ли он так же бессилен прекратить войны, как и христианство?» — спрашивают многие теперь, и участие социалистов в современной войне дает, по-видимому, положительный ответ на это.

Войны вызываются патриотизмом, как вторичным последствием преобладания эгоизма над альтруизмом в большинстве современных людей, и не могут окончиться, пока не прекратится это преобладание или пока одно какое-либо милитаристическое государство не покорит всех остальных, но и тогда внутри Покоренных народов, если они имеют свои национальные особенности, останется стремление начать внутреннюю войну против нации-покорительницы.

Однако не сможет ли социализм если не прекратить сразу, то хотя бы содействовать постепенному исчезновению националистических чувств, поднимая человеческую душу на высшую степень эволюции, ведущую к космополитизму? Но ведь социализм и сам может быть осуществлен в полном объеме лишь тогда, когда человечество во всей своей массе хотя наполовину поднимется на эту высшую ступень, а до тех пор социалисты, как и христиане, будут дети своих народов и будут участвовать в войнах всякий раз, как увидят опасность быть покоренными чужим народом, особенно если будут считать его на низшей стадии гражданского и умственного развития.

Значит, лучшее средство прекратить войны — это содействовать уравнению всех народов в гражданском и умственном отношении, и, конечно, не низведением передовых народов на исторически отсталые и потому низшие ступени гражданственности, а, наоборот, усиленным международным подъемом наиболее отсталых народов на высшие ступени, подобно тому как, взбираясь на высокую гору, наиболее сильные и ушедшие вверх путешественники поворачиваются назад, чтоб протянуть руку помощи отставшим и ослабевшим товарищам.

Социализм, как предвестник республиканских начал в созидании отдельных хозяйств, является принципиально республиканским и в созидании гражданского строя народной жизни, иначе в нем самом заключалось бы непримиримое противоречие.

В этом последнем пункте он сходится и с обычными новейшими демократическими и республиканскими партиями всего цивилизованного мира, считающими современное поколение человечества способным, однако, к осуществлению республиканского строя только в гражданской сфере, но не в экономической.

В этом же заключается и причина обычного противодействия развитию социализма со стороны правительств монархических государств.

Милитаризм, наоборот, есть естественный защитник монархических начал как в гражданском, так и в экономическом строе.

Основанный на принципе иерархического подчинения многочисленных нижних чинов высшим и, в конце концов, единому верховному вождю армии, он не может быть сторонником развития республиканских начал и в экономической жизни.

В этом причина его пышного развития в монархических странах и относительной слабости в странах республиканских, которые, без сомнения, и совсем отказались бы от него, вступив в федеративные союзы друг с другом, если бы страх завоевания со стороны соседних монархий не заставлял республики удерживать милитаризм и у себя[31].

Однако хотя социализм и милитаризм и являются двумя чуждыми друг другу силами, но обе эти силы ведут человечество к одной конечной цели — объединению, хотя и в двух различных формах. Социализм, вместе с радикальными партиями, стремится объединить все народы добровольно, на федеративных республиканских началах, милитаризм — сделать то же самое на началах иерархических. Конечный идеал социалиста — все соединить и граждански уравнять; конечный идеал истинного милитариста — все завоевать и подчинить своему верховному вождю.

В настоящий момент мы переживаем величайшую из всех попыток милитаризма осуществить эту свою конечную цель — дать германскому императору гегемонию, не оспариваемую никем, над всеми остальными монархами и обеспечить постепенное низведение их в такое же подчиненное состояние, в каком находятся низшие монархи в Германской империи. А в желании противодействовать чьей бы то ни было гегемонии в общечеловеческой гражданской жизни на земле заключается причина и того, что многие социалисты не германских стран, интернационализм которых вне подозрений, забыв его на время, добровольно сражаются в рядах противогерманской коалиции как в республиканской французской, так и в союзных с ней монархических армиях.

Но каков бы ни был конечный результат этой небывалой в истории человечества войны, та страшная боль, долго неисцелимые чудовищные раны и огромные экономические потрясения, которые она принесла и еще принесет всему современному и подрастающему поколению цивилизованных стран, заставят наконец оставшихся после нее в живых пересмотреть заново уже давно поднимавшийся друзьями человечества вопрос: целесообразно ли дальнейшее продолжение милитаристического строя в международной жизни, и не лучше ли поскорее перейти, как в Северной Америке, к федерализму, не ожидая повторения обрушившейся на наши головы катастрофы через несколько десятков лет?

«ЗАКОНЫ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СООТНОШЕНИЙ»