вую узду.
Таким образом, мысль о философском камне, дающем человеку вечное здоровье и бесконечное могущество, появилась как следствие мистического настроения Средних веков.
Изучая историю древности и алхимии, я пытался выявить главную проблему естествознания — развитие учения о веществе. В результате изучения источников Средних веков я не нашел никаких достоверных и детально разработанных теорий эволюции вещества вплоть до Роджера Бэкона. Р. Бэкон в 1250 году проповедовал идеи о единстве вещества. Бэкон первый заявил о ненужности магии, объявив истинным знанием опыт и наблюдения.
Я показал, что мысль Бэкона пошла по ложному пути по — тому, что была направлена на получение золота, в чем Бэкон видел совершенство природы. Я объясняю этот исторический момент тем, что наука Средних веков была еще настолько слаба, что не давала возможности отличать существенное от второстепенного, внутреннее сходство от внешнего.
Сопоставляя содержания понятий «атом» и «вещество», я показал, что в сущности атомистической теории уже скрывается идея превращения металлов и всех видов вещества друг в друга. Но положение о неразложимости атомов оказалось плодотворным в развитии химии и, пройдя путь через интереснейшие открытия и накопление многих новых элементов, привело к созданию периодической системы Д. И. Менделеева.
С открытием периодического закона в истории эволюции вещества началась новая эпоха, с которой становится ясным, что периодичность свойств химических элементов совершенно отбрасывает идею о вечном существовании атомов в природе. Особенно важно, что мнение о простом составе атомов у окружающих нас металлов, как и многие другие старые мнения, совершенно противоречит истине. Именно понятие о сложности атома делает реальной идею трансформирования элементов, присутствовавшую в алхимии.
Как уже не раз случалось в истории естествознания, человеческая мысль и здесь шла многообразными путями к одной и той же конечной цели — выяснению истинного строения и эволюции атомов. В самый разгар реакции против алхимических фантазий, реакции, господствовавшей почти безраздельно среди химиков XIX века, провозглашенная алхимиками идея о единстве вещества и трансформируемости его видоизменений нашла себе приют у самых выдающихся физиков. В то время как многие химики того периода наделяли атомы современных минеральных элементов даже предвечным существованием в природе, физики и астрономы постепенно приходили к совершенно обратным выводам.
А после появления в астрономии спектроскопа, чему способствовали исследования Фраунгофера, Плюккера, Кирхгофа и Бунзена, появилась новая точная наука под названием «химия небесных светил», содержащая знания о химическом составе вещества во Вселенной, тождественного веществу Земли.
Связь различных наук с химией, в том числе и биологий, способна определить развитие химии. Эволюционная теория, которую применили Ламарк и Дарвин к органической жизни, проникла в невидимый мир атомов и тоже обнаруживает в нем закон прогрессивного осложнения действующих единиц, она бросает нам луч света и на химию будущего.
Не кажется ли и самая мысль о камне философов как бы предчувствием той новой силы, которую, может быть, дадут нам скоро в руки явления радиоактивности? Движение человеческого познания не упраздняет, а только исправляет то, что было достигнуто уже ранее. Разъяснение эволюции всех видов вещества, способы их превращения и разложения до самых первичных компонентов — это конечная цель, достигнув которой химия закончится как отдельная наука и в дальнейшем своем пути сольется, как один из притоков, с могучим потоком объединенного знания, общей естественной философией будущего».
Позже С. А. Стебаков узнал, что долгое время книга Морозова оставалась единственным монографическим изданием по истории алхимии на русском языке. Книгу «В поисках философского камня» нельзя причислить только к исторической, так как она насыщена фактическими данными современной автору эпохи и творческой их интерпретацией. Однако сочетание истории науки с идеями современности в ней отличалось гармоничностью. Эта органичная связь четко вырисовывает не только познавательное, но и прогностическое значение истории науки. Многие видные ученые нашей страны с благодарностью вспоминали, что труды Н. А. Морозова оказали значительное влияние на формирование их научного мировоззрения и вызвали у них неослабевающий интерес к историко-научным исследованиям.
Но это было позже, а сейчас они расстались, договорившись о завтрашней встрече.
На следующий день Николай Александрович продолжил свой рассказ о занятиях наукой в Шлиссельбурге:
«Несмотря на то что к моменту ареста я достаточно много занимался наукой, многое мне пришлось осваивать уже в заключении. Я самостоятельно пополнил свои знания по механике, сопротивлению материалов, дифференциальному и интегральному исчислению, астрономии, физике, химии. Иногда мне в этом помогали более сведущие в том или ином предмете товарищи. В процессе изучения у меня возникали различные идеи, которые после дополнительного продумывания выливались в научные работы. Многие из них были положены в основу книг и статей, изданных уже после выхода на свободу. Вот некоторые из них…»
И он махнул рукой на полку, на которой разместилось с десяток книг разного формата и переплета. Там стояли: «Функция», «Основы качественного физико-математического анализа и новые факторы, обнаруживаемые им в различных явлениях природы», «Законы сопротивления упругой среды» и ряд других. Но Николай Александрович обратил внимание гостя на книжку небольшого формата — «На границе неведомого».
«Я занимался в крепости и литературным трудом. Здесь было написано много стихотворений, рассказов, первая часть мемуаров «В начале жизни» и «Письма из Шлиссельбургской крепости». А вот эта работа лежит на границе литературы и науки. В свое время для развлечения товарищей по заключению я в литературной форме описал ряд научных идей. После освобождения я собрал эти шесть рассказов вместе и издал в 1910 году. И хотя сборник имеет подзаголовок «Научные полуфантазии», там обсуждаются интересные проблемы строения и эволюции Вселенной, к которым я возвращался в дальнейшем и развивал их в своих трудах.
В первом рассказе, «Эры жизни», рассматривались последовательные этапы эволюции звезд, планет и различных форм органической жизни, которые могли бы возникнуть в разных физических условиях, характерных для всех этапов эволюции. Эти проблемы постоянно меня волновали, наиболее подробно они были развиты в моей работе «Периодические системы строения вещества» и в ряде работ, выполненных уже после освобождения. Но об этом мы подробно говорили вчера.
Во втором, «Путешествие по четвертому измерению», я рассмотрел вопрос вопросов — о свойствах пространства, времени и размерности реального физического мира. Сравнение пространственных координат с временной показывает, что в отличие от трех пространственных координат, вдоль осей которых можно свободно перемещаться в обе стороны, временная ось, к которой мы хронологически прикреплены, доступна нам лишь в одном направлении — от прошлого к будущему. Именно это свойство позволяет использовать время для измерения скоростей перемещения в трехмерном пространстве. Я полагаю, что вообще для полного описания физических явлений необходимо выбирать такие координаты, из которых хотя бы одна обладала такими же свойствами, как время.
Касаясь вопроса о том, сколько измерений имеет реальный физический мир, я задумался над тем, какие факты могли бы доказать существование четвертого или более высоких пространственных измерений. Я показал, что такие факты должны были бы казаться необъяснимыми с помощью известных физических законов и воспринимались бы как чудеса, вроде проникновения предметов сквозь неповрежденную стену. Установив, что современное мне естествознание такими фактами не располагает, я обратился к математике, с ее геометрией п-мерных пространств и неевклидовыми геометриями, а также с ее алгеброй, включавшей теорию мнимых и иррациональных величин.
Из этого рассмотрения я пришел к выводу, что геометрия Евклида описывает лишь идеализированный и неподвижный мир, тогда как неевклидовы геометрии, хотя и не дают фактов о существовании пространства четырех и более измерений, описывают реальное пространство — время в движении. Аналогичный вывод был сделан и об алгебре, с ее бесконечным рядом степеней, с ее лжемнимыми и лжеиррациональными выражениями. Мы не имеем никаких указаний на существование пространств с большим числом измерений, чем то, в котором мы обитаем.
Этому же вопросу я посвятил ряд страниц в работах, написанных еще в Шлиссельбургской крепости, — «Основы качественного физико-математического анализа» и «Начала векториальной алгебры в их генезисе из чистой математики». В последней я показал, что мнимые и иррациональные величины занимают вполне определенное место в реальном физическом мире, а потому их действительно можно назвать лжемнимыми и лжеиррациональными.
К началу XX столетия векторное исчисление, созданное в 40-х годах XIX века У. Р. Гамильтоном и Г. Грассманом, получило признание значительного числа математиков. Существенную роль в этом признании играло систематическое применение исчисления Гамильтона Дж. К. Максвеллом к теории электромагнитного поля, в результате чего была создана теория электромагнитных волн, являющаяся теоретическим основанием радиотехники; при этом Максвелл фактически пользовался не всей алгеброй кватернионов, открытой Гамильтоном, а только векторной алгеброй. По сути дела, «Начала векториальной алгебры» представляют собой популярное сочинение, отражающее в то же время мои раздумья по этому вопросу.
Я ограничился рассмотрением векторов на плоскости, которые отождествил с комплексными числами. По существу, эта книга и посвящена комплексным числам…