Если, конечно, они все еще зеленые.
Не думай о плохом.
А не можешь — вообще не думай!
Тянулось время. Сгустились за окном сумерки. Две молоденькие гномки, рыженькие, широколицые, большеглазые, принесли обед.
— Ты правда из Империи? — спросила одна.
— Да.
— Правда, что ваш император спятил?
Паола шагнула вперед; гномка шарахнулась.
— Эй, — быстро сказала другая, — она не хотела обидеть, прости. Нам просто интересно.
— Кто вам такую чушь сказал?
— Все говорят, — дерзко ответила первая.
— Это из-за того вашего купца, что за рынком лавку с амулетами держит, — объяснила вторая. — Он товара нового ждал, а ему вместо товара новость привезли. Будто ваш император объявил шпионами и предателями всех, кто торговал чарами и эликсирами. Велел схватить, допрашивать, пока не признаются, а товары в казну забрать. Ваших же, людей. Ясно же, что до такого, только спятив, додумаешься.
О Боже…
— Ты, может, знаешь, точно оно так? Или привирают?
Паола не смогла ответить. Стояла посреди комнаты, прикрыв глаза и сжав кулаки, пытаясь прогнать из памяти безлюдные утренние улицы, черный дым и сизый пепел.
Обед не полез в горло.
За окном белесая муть метели утонула в ночной темени. Почему-то глядеть в эту темень было легче, чем на дверь. Помогало не думать. Паола стояла, прижавшись лбом к холодному квадратику стекла в бронзовом переплете, и пыталась вообразить, что там, в темноте за окном, — зеленые, а не заснеженные деревья, брусчатка мостовой, а не протоптанные в снегу тропинки, привычная человеческая речь, а не…
На шаги в коридоре обернулась так резко, что едва не упала: Гидеон?! Но в дверях обнаружился всего лишь горец из охраны.
— Тебя зовут, пойдем.
Ну, вот и дождалась.
Она торопилась за гномом, украдкой вытирая о плащ вспотевшие ладони. Последние мгновения неизвестности…
Паола никогда не задумывалась, кто и как решает дела в горных кланах. Старейшины и старейшины: ей и в голову не приходило интересоваться, кто, сколько, за какие заслуги… Теперь, конечно, спрашивать было поздно.
Огромный темный зал, казалось, привык к куда более многочисленным собраниям. Стены терялись в сумраке, не разглядеть, бедно украшен или богато, пуст или притаились по углам незаметные стражники. Топот охранника отдавался гулким эхом, и даже почти беззвучные шаги самой Паолы порождали странно тревожащий отклик. В груди туго натянутой струной дрожало напряжение: что-то будет?
В дальнем конце этого почти бесконечного зала потрескивал на стене тусклый светильник, стояли в рядок пять кресел. Занято было три. Из крайнего слева кивнул Паоле тот самый колдун, что плыл с ними на корабле Альдерика. Паола перевела дух. Сейчас, как и тогда, гномий маг действовал на нее успокаивающе.
Паола ждала: спросят, зачем пришли. Почему с рыцарем послали ее, жезлоносицу. Может, о том гноме с заставы. Или, упаси Всевышний, о секретах Гильдии… да мало ли о чем! Но совсем не ожидала, что сидевший в центральном кресле старик скажет:
— Мне жаль, дева, что ты нас боишься. Прости того, кто причинил тебе боль, его разум помрачила дурная весть. Он не думал тогда ни о договорах, ни о чести. Я сожалею. Мы сожалеем.
Паола молча дернула плечами. В носу защипало. Извинения — это, наверное, хорошо?
— Ты ответишь на наши вопросы?
— Где Гидеон?
— Мы с тобой говорим сейчас, не с ним.
От мертвящей тишины заворочался в животе ледяной ком. Что ей делать? Как будет правильно?
— Я должна отвечать? — Почему-то Паола спросила это у мага.
— Тебе решать, — ответил тот. Старик прикрыл глаза; третий, рыжебородый, напоминающий Альдерика, разглядывал крылатую деву с откровенным любопытством.
Всевышний, надоумь!
— Я буду отвечать, — осторожно сказала Паола, — если вы не станете спрашивать лишнего.
Рыжебородый насмешливо хмыкнул.
— Надеюсь, просьба описать напавших на вас демонов не покажется тебе нескромной. — Голос мага, или нет, не голос, интонации, тоже напоминали Ольрика. — Рыцарь сказал, вы с ними дрались. Пожалуйста, расскажи как только можешь подробно.
Паола кивнула. Обхватила себя руками, унимая внезапную дрожь. Почему-то первым вспомнился запах — странный, чуждый лесу запах, предупредивший их о приближении врага. С запаха она и начала. Рассказывала медленно, стараясь припомнить каждую мелочь. Отчаянно понимая, как мало успела заметить. Помнились все больше и правда мелочи, вряд ли важные. Кожистые крылья, леденящий страх, огонь. Смрад паленых листьев и горящей плоти. Собственный крик, странно помогающий не бояться. Горцы слушали молча.
Потом ее расспрашивали о беженцах. О том, кто и как был ранен, что говорили об убитых. Паола говорила и говорила. Она уже не гадала, верят ли ей, где Гидеон, какая участь их ждет. Война догнала снова, вырвалась на поверхность из глубины памяти и мыслей, захватила подзабытым было ужасом. Паола дрожала, рассказывая, и только одного ей сейчас хотелось — объяснить этим привыкшим к миру горцам, насколько страшный враг объявился вдруг на зеленых землях Невендаара. Пусть представят, что начнется в их горах, если и сюда доберется!
И ей казалось, что у нее получается.
От вопроса о ранах вспомнился рассказ Линуаль, а следом — Хетта. Говорить о Хетте Паола не смогла, заплакала. Кажется, горцы поняли. Рыжебородый подошел, помялся рядом, протянул фляжку:
— Глотни, дева.
Паола отхлебнула, закашлялась. Просипела:
— Извините.
Обжигающая волна прокатилась ото рта к животу, растеклась по телу. Закружилась голова.
— О-ой… что это было, я ж пьяная! Вы меня подпоили!
— Пройдет сейчас.
Старик мелко хихикнул. Маг спросил:
— Обедала?
— Н-не-ет.
Рыжий захохотал. Хлопнул по плечу:
— Все равно пройдет. Зато развеселишься.
— Развеселишься с таких разговоров, — буркнула Паола. — Да, прояснилось вроде. Извините.
Подумала: надеюсь, тут не было подмешано ничего… такого. Развязывающего язык.
Впрочем, ни о чем, всерьез требующем развязывания языка, речь не шла. Единственное — потребовали рассказать о том едва не убившем ее выстреле. Угораздило же сболтнуть Альдерику о гномьей стреле! Да еще спросили, знает ли она, куда отправили других жезлоносиц. Паола ответила коротким «нет». Если ей и не поверили — промолчали.
Но в этот раз тишина не показалась Паоле мертвящей.
— Рыцарь просил нас о помощи, — заговорил наконец старик. — Он был убедителен. Как и ты, дева. Ваши слова не противоречат друг другу, и теперь мы поговорим о вашей просьбе.
Паола пожала плечами:
— Я думала, союзников о таком не просят. То есть специально не просят.
— Не скажи, — обронил маг. — У нас договор о военной помощи, да. Отряд пошлем. Но открывать перед вами свою казну мы не обязаны. А ваши маги хотят именно этого. И даже не золото! Частицу мудрости рун.
— Будто они поймут, — буркнул рыжебородый.
Вот оно что, осенило Паолу. Гидеон попросил доступ к руднику, открыто попросил! Решил выполнить бесчестную миссию честным путем!
— Мы не готовы делиться, — продолжил тем временем гномий колдун. — Однако мы согласны торговать. Помощь в обмен на помощь — как считаешь, дева, это честно?
Паола сглотнула.
— Да. Честно.
Маг пригладил бороду, снова неуловимо напомнив Ольрика:
— Надеюсь, твой рыцарь думает так же.
На этом разбирательство и закончилось, оставив у Паолы странный осадок. Так долго боялась, чуть ли не помирать готовилась, и так быстро и легко все разрешилось! Облегчение накатило, накрыло с головой, настолько же сильное, как державшая ее все эти дни за горло тревога. Девушка сама не поняла, как, на каких остатках сил дошла до отведенных им комнат. Даже то, что Гидеона здесь не оказалось, теперь не испугало. Мало ли, чем занят.
Она упала на постель, не раздеваясь, и заснула мгновенно, крепко, как спят уставшие, но счастливые дети.
Проснулась от солнечных лучей, настырно щекочущих глаза. Лениво подумала: метель улеглась, хорошо. Потянулась, удивилась, нащупав одеяло: кто-то укрыл ее ночью. Гидеон?
Рыцаря снова не было. На столе сиротливо ждал давно остывший завтрак. Сколько же времени сейчас? Паола привела себя в порядок, торопливо проглотила холодную кашу и выглянула в коридор.
На этот раз ее не остановили. Очевидно, теперь они с Гидеоном и впрямь считались гостями. Паола побрела наугад по коридорам, галереям, залам, разглядывая вязь незнакомых рун, вырезанную в камне и дереве, удивляясь отсутствию сквозняков — надо же, только заметила, как здесь тепло! Редкие встречные не обращали на нее особого внимания — не больше, чем она сама замечала гостей во дворе Гильдии. И это тоже успокаивало. Их не считают врагами. А тот страж границы был просто сумасшедший! Не стоит по нему одному судить обо всех.
Она уже собралась возвращаться — вернее, спросить у кого-нибудь дорогу назад, потому что сама давно запуталась в лабиринте переходов. Но тут из-за неприметной двери послышался голос Гидеона.
После она не раз гадала, почему прибрела именно сюда. Какие высшие силы направили, зачем? Должна была она что-то сделать или нет? Но что толку гадать — после…
А тогда — просто заглянула в дверь… хотела заглянуть, едва приоткрыла… и замерла.
— …Верно ли я понял, что вы предлагаете мне в уплату за вашу помощь попросту отдать жизнь в безнадежной схватке?
Голос Гидеона звучал с тем спокойствием, которое Паола привыкла уже слышать в крайней опасности. Девушка застыла, прижавшись к стене у дверей. Войти нельзя, это очевидно. Закрыть дверь, наверное, тоже: могут заметить. А просто уйти — невозможно. Не теперь. Не после таких слов…
— Вы ведь не думаете, что я справлюсь там, где обломали зубы ваши лучшие бойцы? Или вы не посылали туда лучших? Сомневаюсь.
— Ты прав, туда ходили лучшие. Но с тобой они тоже пойдут. Мы надеемся, с вашей девой-целительницей схватка выйдет не безнадежной.
— Вот только ее не надо впутывать!