воплощает его в этом мире. А он, Ирвин, в угоду своим воззрениям перешагивает через эту память.
– Ты сам хранилище воспоминаний, надежда на вечную жизнь, – промурлыкал грудной женский голос. В углу слышалось, как при каждом шаге бьются друг о друга бусины жемчуга. – Вечная жизнь любой ценой? Тогда почему не псевдогероизм?
Ирвин опустил руки. Волна голоса Молодой Смерти не ударилась о стены сопротивления. Он услышал её, впустил в свою голову. Переливистый смех заполнил комнату. У Ирвина из носа пошла кровь. Со спины послышалось шарканье приближающихся ног, мелькнули над головой серые старческие руки.
– Всё, – пронеслось в сознании, но… в дверь настойчиво зазвонили, при этом вдавив до упора кнопку звонка.
«Лера», – мелькнуло в голове и кровь прилила к вискам. Ирвин резко поднялся. Он стоял в комнате один. Зажимая пальцами нос, он поспешил открыть дверь и тут же, до того как внучка зашла, укрылся в ванной комнате, ледяной водой стал умывать лицо. Незачем внучке беспокоиться о его здоровье.
– Ты что, Тедди? – послышался недовольный голос из коридора.
– Ты пока проходи в дом, ничего только не трогай, – торопливо проговорил Ирвин. – Без предупреждения приехала. Мне себя в порядок нужно привести…
Ирвин закрыл крышку унитаза и сел на неё, откинув голову назад. Кровь медленно останавливалась. Лера тем временем скинула портфельчик на тумбу и устроилась перед монитором.
Кровь остановилась. Ирвин отмыл алые разводы с кожи и вышел. Лера сидела перед экраном. Ирвин знал, что упади сейчас стены, это не так поразило бы внучку, как перебои в сети. Её жизнь сводилась к светящемуся виртуальному окну, а остальные вещи являлись излишествами, признаком изобилия. Главная потребность, давно потеснившая безопасность, любовь и еду, синими бликами озаряла лицо внучки. Ирвин подумал, что, может быть, это и он виноват? Не только время, не только родители… Он, со свой бережливой любовью к вещам, не доверяющий Лере даже старой фарфоровой чашки? Он, который возвёл драгоценности супруги в культ? Девушка сменила формат – чашку на экран, а суть осталась той же. Мир кричит о прогрессе, а письма всего лишь заменил телефон, телефон сменился Интернетом. И его внучка трепыхается мушкой во всемирной паутине.
– Ко мне тут Иришка заезжала… – начал было Ирвин.
– Угу, – хмыкнула Лера, не отрываясь от монитора.
– Не хочешь узнать, как у неё дела?
– А что там узнавать, – отмахнулась Лера. – Никак у неё дела. Ничего не происходит.
– Почему? – удивился дедушка.
– Социальные сети пустуют. Я же на её обновления подписана. А их нет. Значит, и жизни нет.
– А ты не думала, что ей просто не хочется свою жизнь в отчет превращать? – вступился за старшую внучку дед.
– Ой, не смеши меня, – Лера кокетливо выгнула кисть. – Кому кроме неё и самых близких это нужно? Силовым ведомствам? Следить за всеми? Они слишком ленивы для такого мониторинга. Ира просто не развивается. Топчется на одном месте со своей серой, позорной жизнью. Пф-ф-ф!
– Серой? – удивился Ирвин.
– Конечно! Такая же, как все эти неудачники.
– Какие? – Ирвин подался вперёд.
– Ну… Те, которые живут серой жизнью, не развиваются, не следят за собой и самое главное – цепляются за других людей, трусят оставаться наедине с собой. Те, кто не индивидуальности… – скомкано объяснила Лера.
– А ты индивидуальность? – уточнил Ирвин.
Лера самодовольно улыбнулась и посмотрела на дедушку свысока, как на отстающего несмышлёныша.
– Я объясняла тебе в прошлый раз и в позапрошлый, ну-ка вспоминай!
– Повтори старому, сделай милость.
– У тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает. Ну ладно, только запомни, как следует. – Лера отодвинулась от экрана и повернулась к Ирвину лицом. – Я занимаюсь самореализацией, активизирую и выпускаю вовне свой потенциал. И я не нуждаюсь в других, для того чтобы почувствовать гармонию и полноту жизни, для того чтобы ощутить любовь. Я индивидуальность, и я отличаюсь от…
– От кого? – перебил её Ирвин. – Оглянись вокруг, спроси у любого встречного прохожего твоего возраста… Все как штампованные: самореализация, индивидуальность, отличаюсь от других… Или ты гордишься тем, что отличаешься от меня, столетней черепахи? Так в этом твоей заслуги нет. Так и должно быть. Дети выше родителей. Тот максимум, которого достигли родители, вы берёте за точку старта и шагаете вперёд.
Лера захлопала глазами.
– Я просто способна вступать в отношения с миром один на один… – выдавила она неуверенно, как заевшую запись с поцарапанного диска.
– Ты себя с другими реально сравнивала? – разошёлся Ирвин. – Ты отслеживала истоки собственных убеждений? Я, чтобы найти истоки, сравниваю, есть ли моё убеждение у другого. И если есть, то моё ли оно, или вдолблено в меня извне? Или ты только говоришь, не слушая, бездумно копируя информацию?
– Ты просто завидуешь! – выплеснула Лера своё раздражение и резко встала. В её глазах Ирвин распознал стену. Ту самую, о которой говорила Ира. Слова Ирвина ударились об неё и отлетели, не достигнув внучки. Ирвин поднялся и прижал Леру к себе, по-отечески, тепло. Старческие пальцы запутались в уложенных волосах в попытке погладить уже давно не малышку.
– Прости, прости, – Ирвин поцеловал девушку в макушку. – Я знаю, что там, глубоко-глубоко внутри, живёт моя внучка. Однажды ты разрушишь стену и… И общайся с сестрой побольше. Эта стена падёт. Рано или поздно.
– Ты что, Тедди, – отстранилась Лера, поправляя причёску. – А Ира… Я так ей восхищалась в детстве. И когда сестрица бросила всё и автостопом укатила в путешествие, без цели, без денег и практически без багажа… она просто стала моим кумиром. Путь ради пути… ты понимаешь? Откуда потом в ней появилась эта слабость, потерянность? Потребность в мужчине? Такая унизительная и животная… И что за чувство собственной неполноценности, которое она называет любовью?
Ирвин покачал головой.
– Ладно, – Лера поморщилась, брезгливо потрясла руками, как если бы влезла ими в грязную воду. Несколько минут постояла, скрестив их на груди и не глядя на деда, подхватила портфельчик и выпорхнула из его квартирки.
– Пока, – повисло в коридоре, вместе с деревянным стуком множества маленьких бус, всколыхнувшихся на нитях занавеси, вслед сбежавшей.
Ни поцелуя в щёку напоследок. Ни взгляда на прощание.
Ирвин тяжело опустился в любимое кресло. Брошка, уехавшая на Иришке, больше не подмигивала старику искрящим блеском.
Экран замерцал, призывая своего старого адепта. И Ирвин повиновался, принял видеозвонок с незнакомого номера.
На экране возникла средних лет женщина. По бегущей строке секунд Ирвин понял, что ему выслали запись. Женщина казалась знакомой. И прошла добрая половина записи, прежде чем до старика дошло, что он помнит видеогостью ещё совсем малышкой. С экрана вещала дочь его близкого боевого друга. Много лет назад она поссорилась с отцом. И вот теперь… Неужто помирилась? И почему она звонит ему, Ирвину?
Старик отмотал запись к началу, включил звук погромче. Никакой интриги в происходящем не крылось. Дочь всего лишь приглашала на похороны отца. Из её рта со словами вылились на Ирвина тени мертвецов, те, которые тащил на себе друг. Они перелились бурным, массивным потоком в Ирвина. Бедняге стало плохо. Скрутило живот. Задрожали мышцы ног, ослабли колени.
– Ты надломился, Ирвин. Слишком многих мёртвых пытался пронести в жизнь на своих плечах, – услышал он по-дворянски надменный голос, и жемчужины яростно ударились друг о друга. – И всё молча, в одиночку. Ты не бездонная чаша. Настал и твой предел.
Громко ухнуло и ослабло сердце. Ирвин понял, что от сердечной мышцы расплывается по телу предательская слабость и… разочарование. Поток «ушедших» своей мощью прорвал броню. И Ирвин услышал, как приближаются Тёмные Сёстры. Старик знал, что ему уже нечем защититься.
Ирвин закричал, но сил хватило лишь на сухой шёпот.
– Я не умру… – тихо прозвучало в комнате.
Старуха мягко ступала босыми ногами, шаг за шагом.
В её руке бились друг о друга изношенные сандалии.
– Скорее, чего ты ждёшь? – торопила Юная Смерть. – Хватай, пока он слаб!
– Нужно закрепиться на каждом захваченном рубеже, на каждом подступе, чтобы внезапным потоком сил не отбросило… – сдержанно ответила Старая. – А резкое движение может привести к резкой реакции.
– Я бы… Я бы… – замельтешила Юная.
– Ты приходишь к влюблённым и к героям, к тем, кто тебя зовёт и восхищается тобой. Та, что постарше, соблазняет. А у меня свой путь к сердцу мужчины. Я просто отрезаю ему пути к отступлению. Лучше отвлеките Малышку. Чую я, ей неспокойно…
Искривлённые пальцы Старухи тянулись к Ирвину. И чем ближе подползала мерзкая тварь, тем сложнее было ей удержаться на полу. Её сдувал сильный молодой ветер. И когда она сделала очередной выпад и ледяные когти царапнули одежду, раздался мощный звуковой раскат, и из разлома в потолке спустилась маленькая девочка. Она спокойно встала за спиной Ирвина.
– Знала же, что это твои проделки, – сопротивляясь нарастающему ветру, прокричала Старуха.
А девочка села подле Ирвина и протянула ему руку.
– Пожалуйста, пойдём со мной, – колокольным перезвоном прозвучал детский голосок.
Ирвин посмотрел ей в лицо… Он понимал, что маленькая гостья – одна из них, из тех, что безуспешно пытались влезть в его голову.
Он понимал, что появление девочки может быть очередной уловкой. Он приказывал себе не сдаваться, не вестись на так хорошо разыгранную провокацию. Но влажные глаза Малышки тревожно подрагивали, а лицо казалось неправдоподобно знакомым.
– Пропади всё пропадом! – Ирвин вложил свою руку в её, легко поднялся на ноги, так, как если бы не он поднялся, а комната подстроилась под его движение.
Малышка повела его странными тропами, из комнаты в комнату, только вот раньше этих помещений в его квартире не было. Распахнув очередную дверь, девочка вывела его на улицу. Она тянула его по мощёным дорогам незнакомого парка. Сердце его торопливо билось от непривычно быстрой ходьбы. А Малышка молча семенила и тянула старика за собой.