— Отставить.
Холодный звучный приказ, словно удар кнутом, разлетелся по крошечной каморке, заставив стражника испуганно подпрыгнуть и даже Элеаса вздрогнуть и неодобрительно головой покачать. Мрак пожирающий, моя выдержка и навыки конспирации летят к демонам в бездну, стоит мне только представить, как этот недоумок смеет поднять руку на Веронику. Я вскинул голову, холодно сверкнул глазами и ледяным тоном процедил:
— Отведите меня к арестованной, я должен убедиться, что она никуда не исчезла. Кроме меня и моего слуги никого к ней более не пускать, это понятно?
Стражник так отчаянно закивал головой, что мне на миг показалось, что его голова не выдержит тряски и покатится по полу, гулко стуча костями по камням.
— Вы тогда идите к ведьме, а я вас на улице подожду. Полагаю, вы захотите вместе со мной к Ангусу отправиться?
Я коротко кивнул Элеасу, от всей души возблагодарив всех богов разом за то, что градоправитель Лихозвонья не только мудрый, но ещё и деликатный мужчина, не растерявший своих душевных богатств в пору суровых испытаний. Стражник, который из кожи вон готов был выпрыгнуть, лишь бы услужить господину инквизитору, едва ли не вприпрыжку помчался по тюремному коридору, спеша исполнить мой приказ. Идти, к слову сказать далеко и не пришлось. У низкой обитой железом двери страж остановился, пыхтя от усилия и непривычной физической нагрузки, выбрал из внушительной связки (не иначе по всему городу для солидности ключи собирал) помеченный красной краской ключ и повозившись с замком распахнул передо мной дверь.
— Прошу, — прошелестел стражник, проворно отскакивая с моего пути.
Эта камера, определённо, была лучше того сырого каменного мешка, в котором обитала Вероника раньше. Тут даже окошечко небольшое в стене имелось, да и грубая лавка с узким, неприятно напоминающим гроб ложе, каким-то чудом были втиснуты в небольшую камеру.
— Прикажете разбудить? — прошелестел стражник, кивая на свернувшуюся калачиком на ложе Веронику, крепко спящую после вчерашнего отравления.
Я молча показал стражнику кулак, одними губами, даже не сомневаясь, что меня поймут, напомнил, что никого, кроме меня и моего слуги пускать к Веронике нельзя и вышел, бережно укрывая в глубине сердце образ меднокудрой чаровницы, слабо улыбавшейся во сне. Я должен хоть в лепёшку разбиться, но доказать для меня уже очевидное — невиновность Вероники. Скажете, что я поддаюсь чувствам и теряю объективность? Надеюсь, что нет. Хотелось бы в это верить.
У выхода из тюрьмы меня ждал встрёпанный, заспанный и злой до невозможности Эрик, который мрачно ковырял носком сапога землю, видимо, тренировался рыть могилу для одного наглого инквизитора. Я сельхозработами друга не проникся, крепко за плечо его взял, слегка встряхнул, чтобы хоть часть сонной дури из его головы выветрилась и прошептал негромко:
— Глаз с Вероники не спускай, а как она проснётся, расспроси её подробно о проклятии, понял?
— Ты меня тюремщиком решил сделать?! — возопил до глубины души оскорблённый творящимся произволом пылкий сын неба.
Только мне вот было абсолютно не до шуток и пустых препирательств.
— Нет. Своим помощником и другом, единственным в этом городе, которому я могу доверить и доверять.
Эрик польщено улыбнулся и непринужденно направился к тяжело переводящему дух после свалившегося на него с утра пораньше «счастья» стражнику. Голову готов дать на отсечение, что уже через десять минут молодой дракон станет этому стражу верным другом и собутыльником. Что ж, по крайней мере, я могу не волноваться за безопасность Вероники, и полностью сосредоточится на расследовании. Уже хорошо!
Увы, на этом хорошие новости для меня и закончились, без предупреждения и какого-либо знака сменившись чередой страшных провалов. Во-первых, Ангус оказался мёртв. Он лежал на кровати, запрокинув голову назад, и на его бледных морщинистых губах навеки застыла блаженная улыбка. Забудь-трава дарит своим жертвам дивные видения, которые мягко и ненавязчиво уводят добычу в мир мёртвых. На столе недалеко от кровати стояли остатки скромного ужина: миски с каплями похлёбки на дне, кружка с недопитым квасом и огрызок пирога с капустой. От всей еды шёл сладковатый запах забудь-травы, видимо, убийца в этот раз решил не скупиться.
— К родным своим ушёл, — вздохнул Элеас, закрывая старику глаза и на миг низко опуская голову. — Жаль его, славный старик был.
Я коротко кивнул, понимая, что моё присутствие здесь больше не требуется, убийца ловко подчистил все следы, даже магические отпечатки стёр. Тьма первородная, кто бы ни был этот гад, он знает, как противостоять инквизитору! Надеюсь, до травницы он ещё не добрался. Я попросил градоправителя внимательно осмотреть дом Ангуса и решить вопрос с похоронами старика, а сам опрометью бросился в лес, к одинокой избушке почтенной травницы. Даже магию быстрого переноса активировал, хоть подобные чудеса у инквизиторов и не приветствуются, они сильно истощают резерв, порой даже запас жизненных сил истощая.
Уже плавно опускаясь на траву неподалёку от домика травницы, я понял, что и в этот раз опоздал. Да и невозможно было поверить в лучшее в этой бьющей по ушам мёртвой тишине, такой густой, что её можно было ножом резать. Я активировал защитный щит и бесшумно двинулся вперёд, внимательно осматриваясь по сторонам. Вытоптанная трава, сломанные, а порой и вывернутые с корнем кусты, пятна крови, пятнающие свежую зелень… У самого порога скукожившегося, словно опустевшая скорлупа, домишка лежал верный страж госпожи травницы, густая борода растрёпанным веником топорщилась на бледном обескровленном лице. Так-так-так, а вот это интересно. Я склонился над убитым, внимательно осмотрел и ощупал его. Так, если я правильно понимаю, то бородач отчаянно сопротивлялся и полз за своим убийцей, даже схватить его смог, вон, в кулаке обрывок одежды зажат. Не без труда разжав скрюченные пальцы, я достал лоскут и засунул себе в поясной карман. Не стоит оставлять улики на месте преступления, кто знает, вдруг, убийца ещё не ушёл и только и ждёт момента, чтобы вернуть себе этот обрывок? Я внимательно осмотрелся, прислушался. Всё та же напряжённая безжизненная тишина. Перешагнув через лежащего на пороге бородача, до последнего защищавшего свою госпожу, я шагнул в дом.
В крошечном домике травницы всё было перевёрнуто, истерзано, растоптано, словно здесь метался обезумевший зверь. В самой дальней комнатке на заботливо вырезанной и украшенной завитушками кровати лежала травница, точнее то, что от неё осталось после многочисленных ударов ножом. Я смотрел на крошечное безжизненное тельце и понимал, что безнадёжно и безвозвратно опоздал. Теперь некому подтвердить невиновность Вероники, некому опознать ту женщину, которую травница считала повинной в произошедшем. Убийца рассчитал всё верно, отравил Веронику, чтобы я бросился спасать её, а сам хладнокровно расправился с травницей и её верным стражем. Мрак пожри всё вокруг! Я зло шарахнул кулаком в пол, ещё и ещё раз, вымещая злость и отчаяние на деревянных досках. Одна из половиц, не выдержав моих ударов, дрогнула и зашаталась. Отлично, осталось только доломать тут то, что не успел уничтожить убийца! А может… Я отодрал доску и восхищённо присвистнул, обнаружив старательно замаскированный тайник. А травница-то была отнюдь не так проста, тайничок сделала по всем правилам науки маскировки, то, что я его обнаружил — чистой воды удача! Нет, не удача, последняя милость хозяйки домика, её душа светлым полупрозрачным облачком порхнула к тайничку, повисела над ним, а затем растаяла, оставив после себе терпкий до зуда в носу запах трав. Я прошептал краткую благодарственную молитву, пожелав доброй душе без задержек добраться до светлого мира покоя, вытер влажные от волнения руки о штаны и вытащил из тайника небольшую стопку листов, аккуратно сшитых друг с другом тёмно-синими шерстяными нитками. Что ж, надеюсь, в этих записях я найду не только рецепты отваров от простуд и мазей от бородавок.
День пятый. Вероника
Забудь-трава дарит дивные, но смертельно опасные грёзы, а потому пробуждение от её дурмана весьма пакостно и мучительно. Не знаю, сколько я проспала, но когда, наконец, смогла разлепить опухшие веки, солнце уже начало своё движение к горизонту. Тихо постанывая и двумя руками придерживая разламывающуюся на две половины голову, я попыталась сползти с узкой койки, но даже это простое действие оказалось для меня непосильным. Пусть болотные комары пожрут того, кто пытался меня отравить! Чем его, интересно, белена, волчьи ягоды или оскал черепа не прельстили, почему он меня именно забывашкой попотчевал?! Я не сдерживаясь (а кого стесняться-то, я одна в камере) застонала, но попыток сползти на пол не оставила, меня мощнейшим магнитом тянуло к себе небрежно закрытое деревяшкой небольшое отверстие в полу. Кряхтя и охая, чувствуя себя столетней старухой на последнем издыхании, я кое-как добралась до желанной цели, затем поползла до грубого кувшина, стоящего в помятом, словно им упоённо в стену колотили, тазу. Так, отлично, мне покорилась вторая цель! Я попыталась вскинуть руки в победном жесте, но тут же скривилась и опять сжала голову. Ох-х, надеюсь, после умывания мне станет легче. Кое-как трясущимися от слабости руками я подняла показавшийся невероятно тяжёлым кувшин, налила в таз холодной воды и тщательно умылась, жадно глотая стекающие в рот капли. Живительная влага, моя верная помощница в деле лечения и даже колдовства, не подвела, и в этот раз я едва успела добежать до отхожей дыры, как меня вывернуло. Кашляя, хрипя и отплёвываясь, я скорчилась над дырой, поднимающаяся из неё вонь, побеждала мой несчастный желудок всё к новым и новым болезненным судорогам. О, первое заклинание, вдохнувшее разум, да когда же это уже кончится!
Когда рвота прекратилась, я обессилено распласталась на полу, не имея даже сил отползти подальше. Одно радует: теперь я окончательно избавилась от губительного яда забудь-травы, да и голова прошла, а силы… Вот сейчас полежу немножечко и медленно отправлюсь умываться. Холодная водица меня быстро в чувство приведёт и силы вернёт, она меня никогда не подводила. В замке надсадно, явно протестуя против чинимого произвола, заскрипел ключ, заставив меня испуганно подпрыгнуть и спешно отвернуться. Мама милая, Тобиас пришёл, а я вся грязная и воняю так, что у самой глаза щиплет! Надо немедленно умыться, эх, какая жалость, что нельзя попросить подождать, пока я себя в порядок приведу, стража наверняка решит, что я совсем обнаглела и прямо в камере чёрной ворожбой занимаюсь!