нулись домой, они промокли до костей и замёрзли так, что дрожь сотрясала их тела непрестанно.
Изрядно перепуганная грозой Береника едва ли не расплакалась от облегчения, когда увидела мокрого и замёрзшего Тобиаса, из полурасстёгнутого ворота которого выглядывала мокрая и грязная кошачья голова.
— Проходите скорее, у меня уж и взвар ягодный вскипел, — Береника засуетилась, заметалась, со смесью жалости и испуга глядя на едва стоящего на ногах инквизитора.
Приковылявший на звук голосов Эрик, чьё лицо отливало нежной весенней зеленью, скептически посмотрел на друга и жмущуюся к его ногам Веронику и хмыкнул, пряча за насмешкой собственную слабость и тревогу:
— Да уж, вид у вас, краше в гроб кладут. Может, подлечить?
Тобиас подхватил на руки Веронику, потёрся щекой о грязную, мокрую шерсть:
— Себя сначала подлечи, а то и стоять-то толком не можешь, за стенку держишься.
Эрик вскинулся было, да от резкого движения голова закружилась, во рту горько стало, пришлось опять за спасительницу стенку рукой хвататься.
— Узнал, кто меня отравил?
Тобиас щекой дёрнул, глазами полыхнул так, что даже дракон молодой проникся, и процедил негромко:
— Дурость бабья.
— Прошу к столу!
Береника выскочила к мужчинам, комкая в волнении переброшенное через плечо полотенце. Эрик при виде девушки расплылся в сладкой улыбке, грудь колесом выкатил, глазами заиграл, словно и не лежал пластом, света белого не видя.
— Благодарствую, хозяюшка, — проворковал молодой дракон, грациозно (куда только предательская слабость делась!) подбираясь к Беренике и норовя её за талию приобнять.
Внучка травницы сим манёвром не прониклась, краснеть, хихикать и кокетничать не стала, воззрилась на Эрика с видом алхимика, у которого в ходе рядового опыта радужный дым из колбы повалил.
— А вы девичьими жизненными силами питаетесь, да?
Молодой дракон даже не сразу понял, о чём его спрашивают, моргнул озадаченно, головой покрутил:
— Чего?
— Вам было плохо, вы меня увидели и сразу приободрились. Вы девичьими силами питаетесь, да? Поэтому драконы во все времена девушек похищали? А основой отбора является возраст или семейное положение? А если дама уже в возрасте, но без брачного венца, она вам как источник питания подойдёт?
У Эрика от изумления даже рот приоткрылся, он ошалело мычал, переводя круглые осоловелые глаза с Береники на инквизитора и обратно.
— Я… пойду кошку помою.
Тобиас подхватил меленько вздрагивающую от еле сдерживаемого смеха Веронику и сбежал, дабы громким, заливистым хохотом не оскорбить нежную драконью душу.
День двенадцатый. Тобиас
Честное слово, нам с этой внучкой травницы никаких скоморохов и развлекательных балаганов не надо, она постоянно как ляпнет что-нибудь, так за живот со смеху хватаешься. Правда, Эрику совсем не смешно, молодой дракон едва на чешую не исходит, а толку ноль, не воспринимает его Береника обычным мужчиной и всё тут. Негромко посмеиваясь над причудами судьбы, которая догадалась свести любвеобильного дракона с упрямой чародейкой, я тщательно намыл и закутал в пушистое полотенце Веронику, а потом и сам смыл остатки чужой тёмной магии. Не зря ведьма так ярилась, поняла, что мне удалось-таки её зацепить, теперь ей, голубушке, и на том свете от меня не скрыться! Сначала я собирался отправиться к ведьме сразу после ужина, да усталость брала своё, я едва не заснул носом в тарелку. Может, отправить к ведьме тайных наблюдателей? Нет, не стоит рисковать ни в чём не повинными людьми, что они смогут противопоставить её магическим всплескам? Правильно, ничего, только погибнут или покалечатся, а остановить ведьму не смогут. Надо самому к ней идти, вот отдохну немного и отправлюсь арестовывать негодяйку так долго обманывавшую жителей Лихозвонья. И ведь подумать только, какой тихоней прикидывалась, на неё бы век никто не подумал! Интересно, а если я Веронике скажу, кто чёрный мор на Лихозвонье наслал, она поверит? Я покосился на прижавшуюся ко мне всем телом Веронику, время от времени нервно вздрагивающую во сне. Нет, не стану её будить, вот арестую ведьму, тогда… Я и сам не заметил, как мои веки смежились, дыхание стало ровным и глубоким. Сон своим непроницаемым пушистым одеялом укутал всё моё тело, оттеснив в сторону все суетные дневные заботы.
Проснулся я в тот зыбкий час, когда первые бледно-розовые рассветные лучи сплетаются в первых, ещё нежных и робких объятиях со светлеющими от столь трогательной ласки небесами, а в мире царит тишина, по справедливости называемая хрустальной. Вероника уютно устроилась у меня на груди, уткнувшись головой мне в шею, щекоча кожу усами. Я ласково погладил любимую по пушистой спинке, почесал за ушком забавно насупленную во сне мордочку. Красавица моя, самая лучшая, самая нежная. Вероника громко замурчала, потянулась сладко, шутя ухватила мою руку лапками, прикусила кожу, кося на меня беззаботно-счастливыми глазами. Я притянул к себе мою красавицу, шепнул жарко ей в ушко:
— Прости, счастье моё, мне идти надо.
Вероника моментально насторожилась, напряглась, кончик хвоста нервно дёрнулся, защекотав мне бок:
— Мяу?
Сказать или сохранить интригу? Нет, последнее дело — таиться перед любимой, хватит с нас недомолвок да секретов.
— Я знаю, кто наслал чёрный мор на Лихозвонье.
Вероника так и подпрыгнула на месте от неожиданности, я потом плюхнулась мне на грудь, лапки хвостиком обвила и на меня выжидательно уставилась, мол, ну, говори, я слушаю. Я притянул свою красавицу чародейку поближе и прямо в любопытно оттопыренное ушко прошептал имя злодейки. Судя по скепсису, отразившемуся на мордочке Вероники, она мне не поверила. Что ж, ожидаемо, не будь я инквизитором, я бы и сам не поверил.
— Я не шучу.
— Мур? — Вероника поморщилась и потёрла лапкой нос.
— И не ошибаюсь.
— Мяв? Мряу… — моё пушистое чудо поскребло за ухом, задумчиво выпустила и втянула коготки.
Я подхватил Веронику на руки, поцеловал в мордочку:
— Прости, родная, мне пора идти. Нужно арестовать ведьму до того, как она попытается сбежать или спрятаться.
Вероника с готовностью подобралась, но я отрицательно покачал головой:
— Нет, ты остаёшься здесь.
— Мяу!
— Нет, и не проси.
Вероника умильно округлила глазки, заглянула мне в самое сердце. А может, действительно взять её с собой? Нет, загнанная в угол крыса и то кусается яростно, ведьма же опаснее крыса в сотни тысяч раз, я не могу, не имею права рисковать своей любимой. Я подхватил Веронику, прижался лбом к её лбу, зашептал горячо:
— Я люблю тебя, родная. И именно поэтому не могу и не хочу тобой рисковать. Ты останешься здесь, но я обещаю тебе быть очень осторожным.
Тоненькие пушистые лапки обвились вокруг моей шеи, длинные усы защекотали кожу. Вероника припала ко мне всем телом, а затем вздохнула, лизнула меня в кончик носа и спрыгнула с рук на пол. Один мудрец сказал: истинная любовь — это не желание держать того, кого любишь подле себя, а готовность отпустить его в любой момент, как только он попросит. Я улыбнулся своей ненаглядной чародейке и решительно вышел из комнаты. День мне предстоял непростой.
До дома ведьмы я добрался без приключений, Лихозвонье ещё только-только начало пробуждаться, первые ещё неуверенные струйки дыма поднимались из печных труб, жалобно скрипел колодезный ворот, сетуя на что-то, понятное лишь ему одному, мычали коровы, выгоняемые из тёплых хлевов. Домик ведьмы, уничтожившей треть горожан и искалечившей, изуродовавшей если не тела, то души тех, кто остался жив, ничем не выделялся из ряда других домов, стоящих справа и слева. Хотя, нет, маленькие, такие же неприметные взгляду, как и сама хозяйка, отличия всё же были. Помимо обязательных клумбочек перед окнами имелся небольшой огород с травами, часть грядок была заботливо прикрыта магическим пологом. Я прислушался, огляделся, дом выглядел пустым, словно бы обидевшимся на то, что его бросили и скукожившимся, сжавшимся, словно вышвырнутая на улицу собачонка. Осторожно, стараясь ничеть не трешать и не греметь, я поднялся на крыльцо, потянул на себя дверь. Та легко распахнулась, явив мне полумрак небольшого, едва уловимо пахнущего травами коридорчика. Бесшумно скользя по дому, я заглянул в кухоньку, подёргал дверь запертой на замок комнатушки, заглянул в спальню. Никого. Что ж, для очистки совести покличем хозяйку погромче, на случай, если она уединилась в домике неизвестного мастера и с чувством выполненного долга приступим к обыску. Того, что я точно знаю, кто пакостил в Лихозвонье для приговора всё-таки маловато, как любят твердить судьи, ваши догадки к делу не пришьёшь и жаждущим справедливости не покажешь. Инквизитор, конечно, персона значительная, а всё же не бог, следовательно, тоже может ошибиться.
— Ау, хозяюшка!
Мой громкий голос разлетелся по всем уголкам притихшего домишки, пробудив в памяти больно царапнувшую картину из прошлого, когда я вот точно так же громко звал Веронику, прекрасно понимая, что её уже нет, она сбжала, ничего не объяснив, лишь оставив убийственную по своей жёсткости записку. И пусть сейчас моя ненаглядная чародейка со мной и между нами нет никаких тайн, всё равно отголосок прежней боли мокрым пером прошёлся по позвоночнику. Я тряхнул головой и рявкнул громче прежнего, так, что даже стёкла возмущённо звякнули:
— Хозяйка!!!
Тишина, пахнущая травами и пылью. Сбежала ведьма, почуяла что я на её след вышел и в бега подалась. Так из города она скрыться не может, защитный купол её не выпустит, значит, будет прятаться в Лихозвонье, пытаясь всеми силами отвлечь меня от её поисков. А какие у меня слабые места? Вероника, Эрик и, пожалуй, Элеас с Береникой. Веронике ничего не угрожает, в самом худшем случае, её иллюз в тюрьме уничтожат, Эрик из дома никуда не уйдёт, его Береника не пустит, она кровно заинтересована в том, чтобы с молодым драконом ничего не случится. Да и пациенты, изрядно озлобленные тем, что их ненаглядного целителя кто-то извести пытался, наверняка за Эриком присматривать станут да и за Береникой тоже, она ведь помогала по мере сил и способностей. Сложнее всего с градоправителем, он муж взрослый, его дома не закроешь, да и за иллюз он прятаться не станет, не больно-то он, откровенно говоря, жизнью своей дорожит. Но если бы ведьма хотела его извести, уже давно убила бы, возможностей было предостаточно. Нет, чует моё сердце, что Элеасу беда не грозит, защита ему — любовь, что даже в самое чёрное и завистливое сердце лазейку нашла. А значит, я могу спокойно заняться поиском доказательств, а потом и по следу ведьмы пойти, пусть она успокоится, поверит, что обманула меня, ускользнула из лап инквизитора.