- Существа, имеющие слишком чистую родословную, перестают заботиться о чистоте своих душ. - Провозгласил он. - Не считая здесь присутствующих, конечно. Этот пес мне подходит - он так много повидал, что я кажусь ему божьим благословением. Поэтому он пристал ко мне в безлюдной глуши. И всячески настаивал, что должен сопровождать меня. Я назвал его Счастливчиком…
- Помой его. - Приказала герцогиня. Глаза её перестали заплывать слезами, но лицо все ещё оставалось тревожным. - Ты и впрямь был на море?
Сегодня Элсил стал черным. На целых полсила. Ты видел это?
На полсила? Он молча подумал, что мать, наверно, считает все то время, что прошло от первого мгновенья, когда на Элсил наползла тень, до того момента, как она уползла.
Герцогиня ждала его ответа, поэтому он кивнул.
- Да, матушка, я видел это. И знаете, что подумал? Может, и впрямь пора найти себе пару? Устроим бал, вы разошлете приглашения самым красивым дочкам самых знатных властителей…
Его семейное счастье было единственным, что могло отвлечь мать от любой темы. Расчет оказался верен - герцогиня тут же пустилась вслух перечислять, кого следует пригласить обязательно, а насчет кого нужно подумать.
- Да-да. - Согласился он, когда она сделала наконец паузу. - Вы подумайте об этом, матушка. А я тем временем повидаю отца. Не знаете, где он может быть?
Герцогиня озабоченно покивала - и устремила взгляд куда-то над его головой, сосредоточенно сводя на переносице брови.
- Да, он тоже беспокоился, как ты. Франц заходил ко мне сразу, едва Элсил посветлел. Справлялся о моем самочувствии. Когда уходил, сказал, что пойдет на ристалище…
Он откланялся, чувствуя себя виноватым. Матушка скороговоркой пожелала ему спокойной ночи - и тут же встала, обрушив на пол лютню.
Струны жалко звякнули, короб ответил им горестным хрустом.
- Ах. - пробормотала матушка. И ногой отпихнула любимую лютню подальше от кресла. - Вечно она лезет под ноги… Рут, ты не знаешь, куда я положила тисненную бумагу, которую заказала два года назад для этого случая?
- В шкафчик под окном. - Пробормотал он, отступая к двери. -
Счастливчик, за мной.
На стояках высокого ристалища - каркаса, где эрни отрабатывали бой на высоте - сияли воткнутые в держаки флиги. Отца Рут нашел на осыпи -
холмистом квадрате, где среди неровно насыпанных камней раскинула узорчатые листья вьюнка, низкая розовато-коричневая травка.
Герцог упражнялся с коротким эрнийским боевым мечом. Кожаный камзол, с прорезями на локтях и под руками, поблескивал в свете флигов.
Рядом с ним никого не оказалось - прочие эрни, решившие потренироваться сегодня в ночном бое, выбрали другие квадраты. Четверо даже залезли на высокое ристалище. Снизу они смотрелись черными тенями, что скользили по стоякам - и лишь иногда темными силуэтами возникали в круге света флигов.
Лицо герцога было спокойным. Словно ничего и не случилось. И вот это спокойствие разом разрешило все сомнения Рута.
- Я был в Ярге, отец. - Неспешно сказал он. - И видел там богиню Триру.
Кстати, замка над Яргом больше нет - он рассыпался по котловине.
Герцог на мгновенье застыл, а потом завершил начатый перед этим замах.
Клинок рванулся вниз, чуть слышно свистнув. И тут же мигнул светом, отразив огни факелов на ристалище - отец, закончив удар, подкинул меч в воздух.
Счастливчик, все это время державшийся у ноги Рута, взвизгнул и унесся в сторону оранжереи. Вид обнаженного оружия псу не понравился. И в этом он прав, подумал Рут, прислушиваясь к топоту лап по замковым камням.
Подзывать его обратно он не стал. Ворота Ваграна в этот час уже закрыты, поэтому из кольца крепостных стен Счастливчику не выбраться. Рано или поздно пес отыщется.
Отец, пока он раздумывал, поймал подкинутый меч левой рукой, тяжело выдохнул. И предложил таким тоном, точно Рут не сказал ничего серьезного:
- Пройдемся? Заодно и поговорим.
Он поспешно кивнул. И отметил про себя, что негромкие возгласы прочих эрни стихли. Над ристалищем теперь звучал лишь лязг сходящихся мечей, выдохи и звяканье подков на сапогах по камням. Никто не попытался
подобраться поближе, никто не остановился - но все навострили уши. Не подслушивали, но слушали.
Рут прикусил губу. Скоро род узнает все. Таков оказался его выбор. И сам он уже не узнает, как бы все сложилось, избери он молчание. Как эрни будут жить с мыслью об обреченности? Может, все дело в том, что ему самому не хотелось лгать и изворачиваться, не хотелось чувствовать себя предателем?
И он только что с легкостью обменял свое чувство вины на ощущение обреченности для всего рода?
Они зашагали к просвету между Второй башней и замковой стеной. Герцог на мгновение задержался у оружейной стойки под навесом, чтобы бросить меч в узкое гнездо на деревянной полке с прорезями. Рут не стал останавливаться, поджидая отца. Просто замедлил шаг.
Осенняя ночь уже рассыпала по коричневому небу колкие желтые звезды.
Но их было мало, большую часть закрывали невидимые во мгле облака. Окна жилых башен, ярусами уходящие вверх, сияли во мраке намного ярче звезд.
Витражи расцвечивали окна, превращая башни в дырявые ларцы с драгоценностями.
Между громадами Второй и Третьей башни светилась оранжерея округлая шкатулка, подсвеченная изнутри флигами и украшенная листвой, что приникла к стеклянному куполу. Листва казалась кружевом, наложенным на светло-желтый алмаз. Застекленные скаты перетекали один в другой, как грани огромного камня.
Сторожевые башни Ваграна в этот миг кутались во мглу - и растворялись в ней, не освещенные ничем. Свет, долетавший от окон жилых башен, выхватывал из мрака лишь куски их оснований, округлые, мощные, каменные. Дозорные, охранявшие Вагран, не нуждались в свете - из темноты смотреть гораздо удобнее.
Лишь завиток спуска, падавший от дыры в стене, освещался пунктиром флигов. Там, за темным зевом отверстия, повис над городской улицей мост, соединявший замок с Вратной башней.
Рассказа Рута хватило как раз на то, чтобы дойти до главных ворот
Ваграна - простых, выходивших в Тарус, столицу Керсы. И оттуда снова вернуться к ристалищу, пройдясь на этот раз не возле Второй башни, а рядом с Третьей.
Когда Рут смолк, отец некоторое время молчал. Затем остановился. Он тоже замер, в ожидании первых отцовских слов.
Ристалище, до которого они почти дошли, расстилалось перед ними. Рут перехватил взгляды двух эрни, махавших мечами в трех десятках шагов.
Лица их прятала тьма. Лишь изредка, когда они поворачивались к одному из флигов, желтоватый свет вычерчивал их облик резкими тенями. А потому он не мог понять, как они на него смотрят - отчужденно, как Энгер, или подругому. Скажем, недовольно или подозрительно…
- Мы знали, что когда-нибудь этот день наступит. - Тихо проронил отец.
После долгого молчания. - В один из веков, в одной из эпох, когда-нибудь…
Демон мести не может простить, на то она и демон мести, чтобы мстить за все. А уж за предательство - многократно. Мы плюнули Трире в лицо, отказавшись от её дара, чтобы выжить. Что ж, этим предательством мы выкупили несколько эпох жизни для нашего рода. Достойная плата, что ни говори. Но все когда-нибудь кончается. И оплаченный нами срок подходит к концу.
Рут резко обернулся к отцу.
- Я думал… может, нам просто разбрестись по Анадее? По одному, по двое? Перестать быть родом, и попытаться выжить по отдельности?
- Ты слишком много общался с людьми, Рут. - Укорил его отец. - Даже думать начал, как они. Демона… то есть богиню мести нельзя обмануть.
Нельзя провести словесными увертками, одурачить, обхитрить, притворившись обычными людьми. Это не торговец из Таруса. И не Тарлани, грозные, но в чем-то по-прежнему наивные. Даже если все мы исчезнем завтра из Ваграна, возникнув в разных уголках Анадеи под новыми именами, месть Триры все равно найдет нас. Она новая богиня эпохи. Ты хоть представляешь себе, какие силы ей подвластны? Существует ли сила, способная отвлечь богиню мести от её собственного возмездия, которого она ждала несколько эпох? Нет. И я не хочу, чтобы нас убивали по одиночке, в разных краях, одиноких, никому не нужных, вспоминающих былую жизнь в
Вагране как сон. Лучше мы умрем на пороге своего дома. Всем родом, как и жили.
Герцог Франц смолк, помолчал. Потом пробормотал:
- Прогуляемся ещё.
Пара эрни, тренировавшихся неподалеку, уже не скрывала, что слушает разговор своего герцога с сыном. Мечи не лязгали, а звенели легко, колокольчиками - верный знак того, что лезвия лишь самую малость соприкасаются друг с другом при ударе.
- И что теперь? - Спросил Рут, когда они дошли до Третьей башни.
Герцог пожал плечами - отблеск из ближайшего окна мигнул на коже камзола сине-зелеными сполохами.
- У нас есть и хорошая новость. Один эрни останется жить. Ты посланник богини, тебя она не тронет…
- Эта новость худшая из всех. - Пробормотал он.
- Нет. - Спокойно возразил герцог. - Один эрни - это лучше, чем ничего.
Если ты наделаешь с десяток сыновей, со временем наш род возродится.
Только назови его по-другому, чтобы не привлекать внимания Триры.
Скажем, благородный дом Рута Керсийского. Даже имя нашей линии -
Хедаск - не упоминай…
- Отец! - С этим возгласом Рут выдохнул весь воздух, что был в груди. И продолжил уже на сипящих, низких нотах: - Ты не собираешься бороться?
Сдался? И мне предлагаешь такую жизнь, такое будущее…
Герцог застыл на полушаге. Сказал тихо:
- Что за человеческие страсти? Ты эрни. Веди себя, как положено эрни. И помни, кто ты, даже когда нас не станет. Ты примешь такую жизнь. Потому что такая, как ты выразился, жизнь - это все, что останется от нас. А сдаваться… ну, этого мы не умеем. Но когда придет неизбежное, ты останешься жить в этом мире, как живой памятник всем нам. Мне жаль тебя, сын. Жить, держа в памяти лица тех, кого помнишь с детства, это проклятие.