Гарт опечалился, даже отвел руку от подноса.
– Но прочие в нем свободны, – поспешно сказал Рут, ощутив что-то вроде жалости. – Я скажу матушке, и она будет рада видеть девиц и княжон Тарланьских на празднике Поворотной звезды в нашем замке. Мы пришлем вам приглашения. На праздник, кстати, прибудут поместные властители из разных краев Керсы.
Гарт крякнул.
– Благодарю, мы подумаем. Конечно, Совет магов не обрадуется, но, похоже, нашим бывшим слугам скоро будет не до нас.
Они еще какое-то время опустошали поднос, потом Гарт блаженно завалился на кучу подушек, лежавших на скамье. Звучно зевнул. Рут понял, что трапеза окончена, поднялся, сказал с привычной церемонностью:
– Пойду прогуляюсь по другой стороне города, благородный Гарт. Прошу меня простить…
– Да что вы! – отозвался тот. Метнул непонятный, с прищуром, взгляд. – Вы тут не хозяин, а такой же гость, как и я, сидеть со мной не обязаны. Идите, ваша милость, подышите воздухом.
И Рут вышел, досадливо поморщившись при виде идущего навстречу Увира. Старик, едва его завидел, тут же с кряхтением переломился в пояснице.
Элсил клонился к закатной стороне, от башни из клеток пахло развороченными нужниками. Двое горожан лениво бродили у дальнего края сооружения, что-то бросали в ведра. Сначала Рут подумал, что они так же, как и он до этого, приносят жертву Велате. Но потом услышал жестяной звук, который раздавался при каждом взмахе рук, и понял, что горожане бросали в ведра для милостыни камни.
Милые, добрые забавы жителей Аретца…
Рут прошелся по рассветной стороне набережной. Здесь возвышались дома побогаче, с задними двориками, с террасами; под навесами некоторых прятались лавки. Ближе к вечеру на набережной начали появляться богато одетые женщины; и честные горожанки в плотных элиморских шелках, ведущие за руку детей, и девицы легчайшего поведения, вокруг которых по морскому ветерку стелились серендионские вуали, таяли в запахах соли и гниющих водорослей облака бесценных серендионских ароматов.
В одной лавке Рут прикупил для себя местную одежду: штаны, рубаху из темной шерсти и кожаный жилет. Этой ночью предстояло одно дело, и он хотел выглядеть как местный житель. Зауженные штаны ничем не походили на элиморские пузыри, которые сейчас болтались у него на бедрах, и уже этим несказанно ему нравились.
Потом он совершил круг по внутренним кварталам Аретца, бедным, далеким от моря. На одном из перекрестков Руту подвернулся мальчишка, который за две серебрушки указал дорогу к одному дому и даже проводил до места. Он осмотрел подходы, запомнил улицу и пошел назад, к площади с клетками.
Когда Рут вернулся в домик, прятавшийся в переулке за трактиром «Юная дева», Увир уже тащил в зал очередной поднос. Гарт, лежавший на лавке, на еду глянул без интереса, но зато подозрительно оживился, завидев Рута. Тут, к счастью, появились Арлена с Алвином, и Гарт переключился на них. Княжич нес свертки со своим всегдашним любезным видом, Арлена была задумчива и невесела.
Вести, принесенные магами, оказались безрадостными. Никто из торговцев платьев с длинным подолом не продавал. Более того, все заявляли, что на продажу такого чуда никто не держит – к чему портить ткань, выкраивая юбки длиннее обычного?
– Скорее всего, княжна сейчас одета по-местному. Если только она тут… – Арлена с усталым вздохом опустилась на низкую лавку, с болезненной гримасой потерла поясницу под пышными юбками – и тут же с интересом уставилась на поднос с тарелками. – Конечно, неизвестный похититель мог пройти через Врата и попасть в какую-нибудь страну, где живут благородные, а в лавках продаются платья приличного фасона. Но мы не в состоянии допросить всех лавочников Анадеи. Так что будем собирать сведения о серендионцах, появившихся в Аретце недавно, ну и прислушиваться к сплетням и слухам.
Рут кивнул, выждал, пока Арлена перепробует все блюда, стоявшие перед ней на подносе. И лишь потом высказался:
– У вас ведь есть люди в Кир-Авере, благородная Арлена? Хорошо бы узнать, что требовали котоборцы Лиги от мага, который бежал из Аретца последним.
– Попробуем, – кивнула Арлена.
Элсил уже начал закатываться за городские крыши. Алвин с Гартом попрощались и ушли; как выяснилось, маги Тарланьского дома снимали комнаты в трактире по ту сторону площади с клетками. Площадь, кстати, звалась Вратной, горожане почему-то считали Врата самой большой достопримечательностью этого места.
По мнению Рута, площадь следовало переименовать в Клеточную.
После ухода магов Арлена какое-то время смаковала мелкими глотками вино, глядела с сонным прищуром в маленькое окошко зала. Потом бросила несколько ласковых слов Увиру, который увивался вокруг, спрашивая, не нужно ли чего доброй госпоже, и отправилась спать. Рут тоже ушел к себе.
Комнатушка, которую отвел старый слуга Тарланьского дома наследнику, была небольшой, там едва помещались топчан и маленький стол, под которым прятался грубый деревянный сундук для вещей. Но она располагалась на передней стороне дома, рядом с входом, что было ценно для Рута. И имела достаточного размера окно, выходившее во дворик.
Рут бросил на стол захваченный из залы сверток с покупками, упал на кровать и застыл с закрытыми глазами.
Этим утром Рут соврал, сказав, что задолжал услугу только Тарланям. Сейчас его слегка мучил стыд, потому что ложь предназначалась отцу, не чужому человеку. После обеда в трактире, где служительница элиморского храма попросила помочь спасти Элимор, Рут то и дело лгал. Или умалчивал. Или изворачивался. Жаль, но дорог, на которых помогаешь всем и никому не врешь, не существовало. В этом Рут уже убедился.
Маленькая ложь во спасение. Да простит его Трира-Прародительница. Правда, утренняя ложь была не во спасение, а ради спокойствия отца.
Тридцать семь дней назад он поклялся девице из борделя отомстить за ее смерть, если хозяйка борделя и впрямь к этому причастна. Хозяйка, Аар Калана, сбежала в Аретц, открыв здесь заведение с привычным для нее товаром. Так что у Рута было в Аретце и другое дело помимо поисков пропавшей княжны. Долг по клятве.
Клятву он дал на правой руке, что делало ее обязательной. День принадлежит Тарланям, которым он задолжал за услугу, а ночь ему. И она послужит для уплаты долга убитой мастерице постельных дел.
Когда Рут открыл глаза, зеленовато-терракотовый сумрак за окном сгустился в коричневую темень. Он поднялся, неспешно сменил элиморское одеяние на местное. Вытащил из-под кровати узел со своими вещами; в сундук Рут не положил их намеренно, чтобы не шуметь ночью, вытаскивая деревянное хранилище из-под стола.
Он кинул узел на узкий топчан, развернул и выбрал пару сапог без набоек, но с подошвой из шкуры налега – плавучего зверя, водившегося в северных морях. Шкуру налега сплошь покрывали мелкие наросты, поэтому каменотесы любили использовать ее для полировки камней, а сапожники пускали на зимние сапоги – и по льду не скользит, и в раскисшем снегу не мокнет. Охотники и рыбаки обувь из налега надевали на промысел даже летом.
А эрни – когда предстояли дела, которые не предполагали больших драк, но требовали тишины.
В рукавах купленного в лавке одеяния не было хитрых петель для далтов, как в его керсийском камзоле. Зато к рубахе прилагался широкий тканевый пояс, который следовало накрутить поверх штанов. Рут так и сделал, после чего, достав из перевязи шестерку далтов, эрнийских кастетов с жалами, сунул их за пояс. В складках полосатой ткани поместились еще два кинжала, а напоследок Рут взял с кровати кошелек. Там, куда он шел, без денег не пускали.
Дверь домика Увир запер на ночь, а оставлять ее просто притворенной Рут опасался. Поэтому на двор он выбрался через окошко, головой вперед. Скользнул на каменные плиты террасы, приземлившись на руки, застыл на мгновенье, прислушиваясь. И только потом встал.
Звезды светили неярко, словно издалека. Ночной Аретц был на удивление тих. Странно, учитывая, что рядом располагалась площадь с добрым десятком питейных заведений.
Он потратил один кристалл из кошелька, чтобы прыжком с заклятием преодолеть стену, приземлился в переулочке и пошел, держась поближе к высокой ограде.
По Вратной площади Рут проскользнул неспешно. Со стороны клеток неслись надсадные вздохи, близкие к рыданиям. Теперь, когда город затих, ничто не заглушало звуков, которые издавали узники.
Аретц был укутан тьмой, как коричневым шелком, и сияющие окна дырявили шелк, превращая его в прорезное кружево, сверху подсвеченное звездами.
До нужного дома он добрался быстро. Огляделся за два шага до своей цели. Все были тихо, лишь вдали по улице брели двое подвыпивших горожан. Парочка падала и спотыкалась на ходу, но не горланила и не буянила, не в пример его родным керсийцам. Рут мгновенье смотрел в сторону удаляющихся пьянчуг, потом поднялся на ступеньку из белого мрамора с резьбой в четырех углах. По мрамору ползли кровавые тени – сверху, над крыльцом висел флиг, прикрытый алым стеклом.
Рут поднял руку и постучал.
Дверь черного мореного дерева, усаженная железными скрепами, отворилась после небольшой паузы. В проеме возник немолодой, но еще крепкий мужчина с бородой и шевелюрой, по которым густо шла седина. Привратник оглядел Рута с ног до головы, досадливо свел брови на переносице.
Мой внешний вид, сообразил Рут. Я не кажусь ему достаточно богатым. Это может стать проблемой.
Он спешно выхватил из складок пояса кошель, подбросил, поймал. Звук и вид шитого золотом кошелька подействовали на привратника умиротворяюще, он даже выдавил что-то похожее на улыбку. А самое главное – отступил на шаг, открывая Руту проход.
– Впервые к нам, почтеннейший? Раньше мы вас что-то…
– Да и мы вас, – бросил Рут, протискиваясь мимо мужика. – Ваше заведение открылось недавно, ведь так? Я о вас услышал только на днях.
– И надеюсь, только хорошее, – значительно произнес женский голос сбоку. Не просто громкий, а прямо-таки трубный голос.