Человек. Лучше подохнуть! Вот если ты, Гюлен мне дашь...
Вентимиль протягивает деньги Гюлену, тот отдергивает руку. Деньги падают. Человек поднимает их.
Гюлен. Куда ты?
Человек. Напиться, чтобы забыть.
Вентимиль. Что забыть?
Человек. Что я на самом деле не свободен. Негодяй! (Уходит.)
Вентимиль. Кривляка! Трудно придумать что-либо глупее оборванца, который изображает из себя гордеца, не имея для этого никаких оснований. До свиданья, уважаемый. Спасибо.
Гюлен. Оставьте при себе вашу благодарность. Я не хотел называть вас, иначе вы не ушли бы отсюда живым. Это было бы предательством с моей стороны, а я человек честный. К тому же я не поклонник насилия и нисколько не верю в их революции. Но я не с вами, и уж ни в коем случае не допущу, чтобы вы причинили вред моим товарищам. Зачем вы сюда пожаловали?
Вентимиль. Я нахожу, что ты чересчур любопытен.
Гюлен. Прошу прощения. Но вы играете со смертью. Разве вам не известно, как вас ненавидят?
Вентимиль. Я возвращаюсь от любовницы. Не менять же мне свои привычки из-за двух-трех сумасшедших!
Гюлен. Вы даже не представляете себе, какое их множество!
Вентимиль. Вот и прекрасно. Чем они многочисленнее и наглее, тем лучше.
Гюлен. Для кого?
Вентимиль. Для нас. В наше время слишком много развелось чувствительных душонок. Оттого никто и не решается действовать. Из страха пролить несколько капель крови не смеют отдать приказ о пресечении гнусного своеволия черни. Слабость — причина беспорядков, разоряющих королевство. Мы не избавимся от зла, если не доведем его до предела. Хороший мятеж — вот что нам нужно. Повод для расправы. Мы не заставим себя просить. В двадцать четыре часа мы покончим, по крайней мере лет на пятьдесят, со всеми дурацкими бреднями наших философов и адвокатов.
Гюлен. Значит, Революция вам на руку? Вы ничего не имеете против того, чтобы народ применил кровавые насилия? А при случае совершал преступления?
Вентимиль. А почему бы нет? Любое — лишь бы побольше шума.
Гюлен. А если начнут с вас?
Вентимиль. Что за вздор!
Гюлен. Представьте, что я бы сам не прочь...
Вентимиль. Не верю.
Гюлен. Не дразните меня.
Вентимиль. Ну, ты-то, дружище, этого не сделаешь. Ты честен.
Гюлен. Почем вы знаете? Я сам уверил вас в этом, но я нахвастал.
Вентимиль. Ну нет, вот сейчас ты действительно хвастаешь. Что бы ты о себе ни говорил, от этого ты не переменишься. Ты честен — это написано на твоем лице.
Гюлен. Разве это помешает мне арестовать вас, если я захочу?
Вентимиль. Безусловно. Кто хочет быть порядочным, должен идти на известные жертвы. Что бы ты стал думать о самом себе, Гюлен, если бы ты меня предал? Разве ты не потерял бы навеки неоценимый дар — самоуважение? Не так-то легко заставить совесть молчать. Ты понапрасну выходишь из себя, Гюлен. Поверь мне — ты честный человек. Прощай! (Удаляется.)
Гюлен. Он издевается надо мной. Да, он меня изучил. Он прав — у мерзавцев есть и будет преимущество перед честными людьми: одни подчиняются принципам, другие — нет. Но к чему тогда честность, если по ее милости остаешься в дураках? Все дело в том, что я не могу поступать иначе. А, впрочем, так оно все-таки лучше! Да разве можно дышать, будучи нравственным уродом, человеком с низкой душой? Они одолеют нас, это яснее ясного... И довольно скоро!.. А хорошо все-таки было бы победить... Бедные мы! Они нас уничтожат! (Пожимает плечами.) Ну что ж...
Вдалеке слышен веселый голос Гоша, прерываемый смехом и криками одобрения. Окна в домах раскрываются. Люди высовываются посмотреть, что происходит. Демулен, Робеспьер и их друзья выходят из кофейной, где они совещались.
Это Гош! Узнаю его смех! Сразу отлегло от сердца!
Входит Гош, окруженный отрядом гвардейцев. Они, как и он, при оружии. Военных сопровождает смеющаяся и кричащая толпа. На общем фоне выделяется своим искрящимся весельем Конта. Из другой улицы выходит, подозрительно оглядываясь, Марат.
Гош(смеясь, показывает своим товарищам воздвигнутые народом укрепления). Какова работа! Посмотрите! Да у них завелись свои Вобаны! Вот молодцы! Так бы всех вас и расцеловал! Потрудились-таки! Но, черт подери, чего ради? Против кого все это, друзья мои? Не против друзей же! А враги не подумают прийти сюда — будьте спокойны!
Народ. Да здравствует гвардия!
Марат устремляется к Гошу и, расставив руки, загораживает ему дорогу.
Марат. Остановись, солдат! Ни шагу дальше!
Изумленная и заинтересованная толпа перешептывается и теснится ближе к Марату и Гошу.
Демулен. Что с ним? Совсем голову потерял...
Гюлен. И давно уж.
Марат. Отдай саблю! Разоружайтесь все!
Демулен. Дождется он, что его зарубят!
Гвардейцы. Каков прохвост!
— Чтобы я отдал мою саблю? Вот воткну ее тебе в брюхо, тогда будешь знать!
Народ. Уничтожить его!
Гош. Спокойствие! Дайте мне объясниться с ним. Я его знаю. А ну-ка, убери руки, дружище!
Марат(поднимаясь на цыпочки, чтобы ухватить Гоша за ворот.) Отдай саблю!
Гош(спокойно высвобождаясь, удерживает вырывающегося Марата). Что ты намерен с ней делать, приятель?
Марат. Я не позволю тебе сразить Свободу.
Гош. Не доверяешь людям, которые пришли сюда, чтобы пролить свою кровь за народ?
Марат. Кто поручится за твою преданность делу народа? Почему я должен доверять этим солдатам? Мы их не знаем!
Гвардейцы. Руби его, Гош!
Гош успокаивает их жестом; улыбаясь, смотрит на Марата и отпускает его.
Гош. Он прав. Почему он должен доверять нам? Он ведь не видел нас в деле.
Озадаченный Марат внезапно умолкает и замирает на месте.
Гвардейцы. Хороши, нечего сказать! Рискуешь ради них жизнью, а они же еще и подозревают тебя!
Гош. Ну так ведь он и вправду не знает нас. (Ласково.) Ты ошибаешься, Марат, но ты хорошо делаешь, что так твердо охраняешь интересы народа. (Народу.) Мы, солдаты и народ, понимаем друг друга с полуслова; нам не нужно долго раздумывать, чтобы распознать тех, кто достоин доверия. И все же необходима бдительность — мы на войне, и ваше право спрашивать у всех отчет в их поступках. Никто не смеет уклониться от этого.
Народ. Мы знаем тебя, Гош! Ты — друг.
Гош. Остерегайтесь друзей. (Улыбается.) Я не о себе говорю. Помните: пока вам трудно, можете не бояться избытка друзей — сейчас такая опасность еще не грозит вам. Но когда вы станете могущественны, ложные друзья появятся со всех сторон, и вот тогда-то надо будет неусыпно следить за ними.
Гвардейцы. Гош всегда таков — любит давать советы другим. Учит нас быть настороже, а сам готов довериться каждому.
Гош(смеясь). Это правда! Если мне приглянутся чьи-нибудь глазки, я сразу попадаюсь! Но моя глупость не приносит вреда никому, кроме меня самого. А вам ведь предстоит спасти весь мир. Не подражайте мне! Нас несколько сотен — гвардейцев. Офицеры, пронюхав о наших симпатиях к народу, хотели отправить нас в Сен-Дени, чтобы разлучить с вами. Мы покинули казармы и перешли к вам на службу. Чтобы успокоить Марата, разделите нас на группы по десять или по двадцать человек, и пусть каждая из этих групп вольется в народные батальоны... Таким образом, вы будете хозяевами над нами, а мы сможем руководить вами и обучать вас. А со мной пусть идет Марат. Ты согласен, Марат? Мы оба не останемся внакладе. Ты убедишься, что честные люди еще существуют на свете, а меня, быть может, научишь распознавать предателей, хоть я и боюсь, что ты зря потратишь время на мое перевоспитание.
Марат пожирал Гоша глазами, с напряженным вниманием следя за его речью; тут он приближается и протягивает ему руку.
Марат. Я ошибся.
Гош(улыбаясь, пожимает ему руку). Как это должно быть тяжело — вечно подозревать! Я бы предпочел умереть.
Марат(вздыхая). Я тоже. Но ты ведь только что сказал — речь идет не о нас, а о Нации.
Гош. Оставайся же бдительным оком народа. Но не завидую тебе; моя обязанность легче!
Марат(глядя на Гоша). О, Природа! Если глаза и голос этого человека лгут, тогда честности больше не существует. Солдат! Я тебя публично оскорбил. Перед лицом народа я прошу у тебя прощения.
Гош. Ты не оскорбил меня. Кому лучше меня знать, что такое военачальник и как он может быть опасен для дела Свободы! Правительство, опирающееся на военную силу, подходит только рабам, но не свободным людям — мы ненавидим его так же, как и ты[4]. Мы по собственной воле только что разделались с той слепой силой, частью которой мы сами являлись. Примите же нас в свои объятья, дайте нам место в кругу вашей семьи, верните нам нашу былую свободу, нашу совесть, которая так долго была закована в кандалы, наше право быть людьми — такими же, как вы, равными вам, быть вашими братьями. Солдаты, станемте вновь народом! А ты, народ, весь как один стань воином — защищайся, защищай нас, защищай нашу поруганную душу! Возьмемся за руки, обнимемся, сольемся в едином дыхании! Друзья! Каждый за всех! Все за одного!
Народ и солдаты(в порыве восторга и братских чувств целуются; слышны плач и крики). Да! За вас! Ради вас! Ради наших братьев — простых людей! Ради наших братьев — солдат! Ради всех угнетенных! Всех страдающих! Всех людей!
Восклицания раздаются со всех сторон, сливаясь в общий гул; слышен голос народа, голоса солдат, кричат с улицы, из окон, с балконов, где полно женщин и детей.