Он выдохнул и решительно поднялся.
— Идем, у нас поезд через полчаса.
Ковалев сидел над документами, когда внезапно затрещал телефон. Полковник поднял трубку, бросил дежурное:
— Ковалев. Слушаю.
— Привет, Саня, — совершенно недежурно поздоровался знакомый генеральский голос из трубки.
— Здрасте, дядь Володь, — обрадовался Ковалев. — Как там Москва? Стоит?
— Москва интересуется, как там ваш потрошитель? Подвижки какие-то есть?
— Да какие подвижки, дядя Володя. Нагородили вокруг дела не пойми чего, теперь не разгребешь.
— Как так? Ты же говорил, что дело верное, — в голосе отцовского друга появилась неприятная жесткость.
— Было верное, — не уловил тревожного изменения Ковалев. — Только наши столичные коллеги любят тень на плетень наводить.
— А ты, значит, тень на плетень не наводишь? — в голосе уже открыто зазвенел металл. — У тебя, значит, все складно?
Ковалев напрягся, чуя неладное, но не успел ответить.
— А что же ты, сучонок, мне забыл сказать, что твой угонщик троллейбусов трезв был как стекло, — заорала трубка. — Что и он, и все твои убийцы — выходцы из интерната для дебилов? Я сейчас в политбюро сам по твоей милости как дебил выглядел.
— Дядя Володя… — попытался оправдаться Ковалев.
— Вот сейчас, товарищ Ковалев, я тебе не «дядя Володя» и даже не Владимир Панкратович, а товарищ генерал! Понял? Дело у него стопроцентное…
— Товарищ генерал, вы не владеете информацией в полном объеме, дело в том…
— Дело твое в полном объеме у меня на столе лежит. Блядь! — взорвался генерал, отметая все возможности для оправданий. — Ты хоть понимаешь, Саня, у кого теперь на контроле это ваше дело?! Выше уже некуда! А ты мне мозги ебешь! В общем так, Ковалев, делайте что хотите, можете с Кесаевым глотки друг другу перегрызть, можете единым фронтом выступить, но результаты нужны незамедлительно.
— Дядя Воло… Товарищ генерал! — в последний раз попытался Ковалев, но из трубки раздались короткие гудки. Ковалев посмотрел на нервно пищащую трубку, стиснул ее так, словно хотел придушить, и медленно, очень аккуратно вернул на аппарат.
Все шло не так. Расследование выбилось из привычного формата, убийцы, один он был или несколько, оказались какими-то нестандартными. Кесаев со своим капитаном-психологом, ботаником сраным, путали все карты и добавляли хаоса туда, где его и без них было предостаточно.
Ковалев отодвинул документы, встал из-за стола и открыл шкаф.
…Когда через час в дверь постучали и в кабинет привычно, не дожидаясь приглашения, вошел Липягин, полковник был пьян в стельку.
— Слушай, Александр Семенович, я…
Майор замолчал на полуслове, ошалело глядя на Ковалева.
Полковник сидел красный, в расстегнутом кителе. Перед ним на столе стояла почти пустая бутылка коньяка, рядом лежала развернутая, надломленная, но не тронутая шоколадка.
Ковалев мутно посмотрел на Липягина.
— Дверь закрой, — потребовал он.
Майор послушно щелкнул замком. Ковалев на его памяти, а работали они вместе много лет, мог пропустить на работе рюмку-другую коньяку, когда того требовал случай, но никогда не позволял себе напиваться и всегда сохранял кристальную ясность ума. Да что на работе — таким пьяным Липягин никогда не видел начальство даже в нерабочей обстановке.
— Что случилось, Саня? — спросил он осторожно.
— Ни хуя не случилось, Эдик. Просто все заебало, блядь! — Ковалев сгреб в кулак какие-то документы со стола, потряс ими с усталой яростью. — Все вот это вот за-е-ба-ло!
Его отпустили досрочно. Все вышло буднично, без намека на торжественность. Он привычно прошел по коридору, остановился у окна проходной. Расписался в журнале у вахтера, на стене за спиной которого красовался плакат: «Я честно трудился, хорошо себя вел и освободился досрочно. А ты?», и вышел.
Его никто не встречал. Чикатило шел вдоль пустой дороги. Услышав вдалеке нарастающий звук работающего мотора, он остановился, обернулся. Завидев едущий вдалеке «жигуленок», поднял руку.
Автомобиль приблизился, притормозил. Водитель подался к нему через переднее сиденье, принялся крутить ручку, опуская стекло:
— Здравствуйте, — приветствовал Чикатило. — Я в Новочеркасск еду. Подбросите? Хоть докуда?..
Водитель открыл дверь:
— Садись.
Чикатило сел на переднее сиденье, пристегнулся. Посмотрел в зеркало. На заднем спали двое ребятишек — мальчик и девочка.
Машина тронулась.
— А чего тебе в Новочеркасске? — спросил водитель.
— Дом у меня там.
— Не ближний свет.
— Знаете, как в песне поется: «Далеко-далеко отсюда мой дом, и все-таки он начинается здесь»[13], — улыбнулся мужчина.
Он снова посмотрел в зеркало — вид спящих детей был невероятно притягателен. Чикатило быстро облизнул пересохшие губы. Заметив это, водитель насторожился. В салоне возникло нехорошее напряжение.
— У меня тоже сын и дочка, — улыбнулся Чикатило, разряжая атмосферу. — Только постарше.
Заметно успокоившись, водитель кивнул и принялся крутить верньер радиоприемника «Турист», висящего на зеркале заднего вида.
Отбывая положенный срок на принудительных работах, Чикатило прекрасно знал, чем живет его семья. Знал, что жена с сыном и дочерью переехали в Новочеркасск. Знал, что обустроились в новой квартире. О том, что его досрочно отпустят, он тоже знал. Но не посчитал нужным информировать семью.
Он хотел вернуться так, будто ничего не произошло. Будто он просто уезжал в длительную командировку. Поэтому, прежде чем ехать домой, Чикатило решил утрясти вопрос трудоустройства и отправился на электровозостроительный завод.
Теперь он сидел перед директором, который внимательно изучал его анкету. Анкета, еще недавно идеальная, была подпорчена теперь нехорошей статьей, и это директору явно не нравилось.
— М-да… — протянул он, отстраняясь от документов.
— Там еще положительная характеристика есть с места отбывания наказания, — кивнул на документы Чикатило. — Я ведь досрочно… за усердный труд…
— Вот именно, что «с места отбывания», — с неудовольствием сказал мужчина.
— Вы поймите, — вкрадчиво принялся объяснять Чикатило, — это все одно большое недоразумение. Я всю жизнь трудился честно.
— Понимаю, — кивнул директор. — Только и вы поймите. Взять вас сейчас начальником отдела снабжения я не могу. На такую должность с такой загогулиной в личном деле… м-да… Надо сперва поработать, пообтереться, познакомиться поближе, что ли…
— Я готов.
— В таком случае могу предложить вам должность рядового инженера, — закончил неприятный разговор директор. — Оклад сто двадцать рэ. Пока. Образование вам позволяет, а дальше все зависит от вашего желания.
— Есть желание, — улыбнулся Чикатило.
Витвицкий вернулся из командировки без предупреждения, как снег на голову. Просто постучал в кабинет Кесаева, услышал: «Да, войдите» — и толкнул дверь:
— Доброе утро, Тимур Русланович… то есть… Здравия желаю, товарищ полковник.
При виде капитана с массивной папкой под мышкой Кесаев сдержанно улыбнулся.
— Привет, капитан. Рад тебя видеть.
Полковник поднялся из-за стола и пожал Витвицкому руку. Он и в самом деле едва ли не впервые был рад капитану.
— Есть какие-то новости, Тимур Русланович?
— Работаем. Вокзалы, электрички. Режим повышенной бдительности в местах скопления людей. Отрабатываем созвучные дела. Между делом несколько не наших убийств раскрыли.
Он вернулся за стол, жестом предложил Витвицкому сесть.
— Читал ваши отчеты. Есть, что к ним добавить?
Витвицкий положил на стол перед начальством папку.
— Здесь копии дел. А это… — он выудил из папки и развернул карту, — я отметил здесь географию убийств, которые с максимальной долей вероятности подходят под почерк нашего убийцы.
С материалами дел можно было ознакомиться чуть позже, а вот география убийств в самом деле была интересна. Кесаев подался вперед, склонился над физической картой СССР, на которой с ученической прилежностью было отмечено десятка три красных точек. Большинство из них скучились в Ростовской области: Шахты, Новошахтинск, Ростов-на-Дону, несколько в других населенных пунктах области. Еще пять оказались раскиданы по карте довольно далеко, от Москвы до Ташкента.
— Вот такое расширение географии, — скромно сказал Витвицкий. — Товарищ Некрасов был прав в своих выводах. Профессиональная деятельность нашего убийцы, вероятно, связана с разъездами.
В дверь звонили долго и настойчиво. Фаина бросила мытье посуды и теперь поспешно шла по коридору, на ходу вытирая руки полотенцем и повторяя:
— Иду-иду.
Звонивший был настойчив. Из комнаты выглянули дети: Юрка и Люда.
— Ма, кто там? — спросила дочь.
Вместо ответа Фаина отперла дверь и отступила, едва не выронив полотенце. На пороге стоял Чикатило.
— Андрюша, — со слезами в голосе произнесла она.
— Папка! — радостно бросился к двери сын.
И только Людмила, бросив на отца неприязненный взгляд, ушла обратно в комнату и закрыла дверь.
…После казенных харчей домашняя еда приносила невероятное удовольствие. Чикатило сидел за столом, со смаком хлебал борщ. Напротив устроилась Фаина и, подперев щеку рукой, с умилением смотрела на мужа.
Мужчина отставил тарелку, промокнул салфеткой красные от борща губы.
— Второе будешь? — спохватившись, вскочила Фаина.
Чикатило кивнул. Жена, считаные секунды повозившись у плиты, уже ставила перед ним полную тарелку.
— Как вы здесь обустроились? — спросил Чикатило, принимаясь за еду.
— Обустроились, — буднично отмахнулась женщина. — Поначалу непривычно было, а потом… Вещи те же, с ними кажется, что и дом тот же. Юрка уже освоился, каких-то приятелей себе нашел.