— Судя по этому театру мимики и жеста, ты ждал свою пассию, а не меня.
Витвицкий вспыхнул, но Горюнов успокаивающе выставил перед собой ладони:
— Простите, совсем забыл. Вы ждали.
— Что вам нужно, Олег Николаевич? — мрачно спросил Витвицкий.
— Зайду?
Витвицкий замялся, но Горюнов не собирался миндальничать.
— Ну, не тяни, Виталий Иннокентьевич. Поговорить надо.
Витвицкий вздохнул, отступил, сделал приглашающий жест. Горюнов вошел, окинул взглядом номер — с прошлого его появления здесь мало что изменилось.
Подойдя к столу, майор по-хозяйски сдвинул документы, не обращая внимания на поджатые губы Витвицкого, выставил на стол плоскую бутылку коньяка, взял с полки два стакана, поставил рядом с бутылкой и сел.
— Я не пью, — сухо сказал Витвицкий.
— А я выпью, — хмыкнул Горюнов, взял стакан, дунул, чтобы избавиться от пыли, которая могла в нем осесть, налил на два пальца, посмотрел через коньяк на Витвицкого. — Радуетесь своей сегодняшней победе над начальственной непробиваемостью?
Тот покачал головой:
— Нет. То, что батайские убийства совершил не наш потрошитель, для меня было очевидно. Признание этого факта руководством к поимке преступника нас не приближает. Меня сейчас куда больше занимает другой вопрос.
Горюнов покрутил стакан с коньяком в руке.
— Какой же?
— Если батайские убийства не наши, выходит, что наш потрошитель до убийства мальчика не убивал около года.
— Вас интересует, почему он не убивал? — спросил Горюнов.
— Да. А еще больше, почему он начал убивать снова.
Горюнов сделал глоток, поставил стакан, вытер усы.
— Вы задаете верные вопросы, Виталий Иннокентьевич. Только двигаетесь в одном направлении, не оглядываясь по сторонам.
— Это плохо? — нахмурился Витвицкий.
— Как знать. — Горюнов пожал плечами, допил коньяк. — Вот вы не задумывались, например, почему Брагин так резко переменил свое отношение к вашей версии?
— Может быть, потому, что он все же неглупый человек, а я был убедителен?
Горюнов невесело рассмеялся.
— Это он вам так сказал? Да нет, Виталий Иннокентьевич, он все же человек неумный, и, если упрется, никакие аргументы его не убедят.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Брагин свое отношение к вам поменял исключительно внешне, ему так начальство приказало, — веско сказал Горюнов. — А внутри он вас ненавидит, потому как вы его прилюдно унизили. Ну вы же психолог. Ковалева вон в свое время насквозь прорентгенили, а тут… Или личное отношение и дружеская улыбка вам глаза застят?
Витвицкий вздохнул, подошел к окну, заложил руки за спину.
— Между психологией и интригой, Олег Николаевич, большая разница, — сказал он после паузы. — В основе психологии — факты. А вы опять затеваете какую-то непонятную игру.
— Никакой игры, Виталий Иннокентьевич. Только факты, — улыбнулся Горюнов, достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение в красной обложке, протянул Витвицкому.
Витвицкий открыл корочки, прочитал вслух: — Комитет государственной безопасности СССР. Горюнов Олег Николаевич, майор, — после чего вернул удостоверение Горюнову, посмотрел на него выжидательно. — И давно вы в Комитете?
— Вы же не думали, что Государственная безопасность пустит дело такого масштаба на самотек. Нужен был контроль. Нужен был куратор. Вот он, перед вами, — Горюнов чуть театрально склонил голову.
Витвицкий сглотнул, посмотрел на бутылку.
— Так что, Виталий Иннокентьевич, выпьете? — поинтересовался Горюнов.
Витвицкий кивнул, принял у Горюнова стакан с коньяком, тихо спросил:
— Почему же вы решили рассказать мне об этом теперь?
— Потому же, почему дал полный расклад по твоей версии в Москву. Потому что Брагин — паршивое назначение, на которое я не могу повлиять. А твоя позиция мне кажется перспективной.
Витвицкий вертел стакан с коньяком, обдумывая услышанное, затем сел, отставил коньяк, посмотрел на Горюнова.
— И что дальше?
— Работать будем, что же еще, — усмехнулся тот, наливая себе.
Спустя час на столе стояла практически пустая бутылка и два стакана, в одном из которых янтарно поблескивал так и не выпитый Витвицким коньяк. Горюнов, прощаясь, сказал:
— На всякий случай: об этом нашем разговоре знать никому не стоит.
— Я понимаю, — кивнул Витвицкий.
— И не раскисай, капитан. Непробиваемой глупости кругом полно. Просто помни, что ты не один против всех, и не трать силы впустую.
Горюнов протянул Витвицкому руку. Капитан искренне ответил на рукопожатие.
— Олег Николаевич, я хотел… То есть я должен…
— А вот извиняться передо мной не надо, — Горюнов хлопнул Витвицкого по плечу.
— Спасибо.
— Бывай, капитан. Но не расслабляйся. Брагин просто так тебе это не оставит, помяни мое слово.
Горюнов вышел. Витвицкий закрыл за ним дверь, вернулся к столу, взял свой стакан с так и не выпитым коньяком, походил с ним от стола к окну и обратно, о чем-то напряженно размышляя. Спохватившись, пошел в ванную комнату, вылил коньяк в раковину и тщательно вымыл стакан.
Овсянникова приехала в Батайск к десяти и в начале одиннадцатого уже была в кабинете старшего лейтенанта Куликова, который вел дело.
— Ирина Алексеевна, доброе утро. Все знаю. Уже звонили, сказали, что дело вы у нас не заберете. Но я рад вашему участию, — улыбнулся грузный Куликов, поднимаясь из-за стола.
— Попробуем поработать вместе, — кивнула Овсянникова. — Что нового?
Куликов указал на стул напротив, сел, развернул к Овсянниковой раскрытую папку с делом.
— Ничего особенного. Свидетельские показания товарищей из лесхоза, которые нашли тело. Еще пришел развернутый отчет по трупу.
Овсянникова взяла отпечатанный на машинке отчет экспертов, пробежала глазами.
— По характеру ножевых вы и так все знаете, — продолжил Куликов. — Девушку убили в другом месте. Тело привезли и выбросили несколько дней назад. Из интересного, обратите внимание, на теле и остатках одежды обнаружены следы краски бежевого цвета и волокна овечьей шерсти.
— И краска автомобильная, — кивнула Овсянникова.
— Тело могли везти в багажнике, и тогда это краска с внутренней стороны багажника.
— А овечья шерсть? Вряд ли убийца перевозил в том же багажнике овец, — сказала Овсянникова.
— У вас ведь нет своей машины? — неожиданно спросил Куликов.
Овсянникова отрицательно покачала головой.
— Автомобилисты часто используют чехлы, чтобы не портить сиденья. Чехлы бывают разные, в том числе из овечьей шерсти, мохнатые такие. Очень модно сейчас, — объяснил Куликов.
— Что еще раз подтверждает, что наш убийца либо частный автовладелец, либо имеет отношение к автомобильной отрасли? — прищурилась Овсянникова. — Стоит проверить все предприятия автотранспорта.
— Обижаете, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся Куликов. — Мы здесь провинциалы, конечно, но не дураки. Уже проверяем.
Начальник батайской автобазы Тихонов был недоволен. Вместо того чтобы нормально работать, ему пришлось заниматься совершенно зряшным, с его точки зрения, делом: общаться с милицией.
Тихонов шагал вдоль боксов с машинами, то и дело поглядывая на белобрысого лейтенанта, фамилию которого он сразу забыл, помнил только имя — Николай.
— Помещение я вам выделю, — бубнил Тихонов. — Опросите, кого посчитаете нужным. Только зря вы так. У нас контингент приличный. Впустую время потратите.
— Разберемся, — кивнул Николай.
В стороне было припарковано несколько легковушек. Среди них выделялись ухоженные «Жигули» Черемушкина. Николай остановился, подошел ближе, заглянул в салон. На передних сиденьях белели чехлы из овчины.
— А это чей жигуль? — поинтересовался милиционер.
Начальник автобазы поморщился.
— Механика нашего. Кости.
— Неплохо у вас механики получают. Можно с ним поговорить?
Тихонов еще более скривился — милицейский визит явно затягивался — и молча указал на один из боксов, мол, прошу.
Черемушкин в рабочей одежде сосредоточенно гремел инструментом под капотом ЗИЛа.
— Черемушкин! Костя! — окликнул его слесарь, заходя в бокс.
Черемушкин дернулся, ударился головой о капот ЗИЛа, матернулся.
— Что такое?
— К начальству тебя вызывают. Срочно, — сказал слесарь, подходя к верстаку.
Черемушкин вытер руки ветошью, спрыгнул на землю.
— Что за срочность такая, Мишаня?
— Не знаю, — пожал плечами слесарь. — Менты там приехали. Тобой интересовались. В конторе ждут, в учебном классе. Ты это… натворил чего?
Черемушкин бодро хлопнул коллегу по плечу.
— Мишаня, я бы и захотел — не натворил. Когда? Дом — работа, работа — дом.
И не глядя сунув ветошь в руки слесаря, Черемушкин уверенным, широким шагом двинулся к воротам бокса. Впрочем, как только он вышел, вся его уверенность и напускная веселость исчезли, как с белых яблонь дым. Глаза Черемушкина забегали, ладони сделались влажными. Он закусил губу, лихорадочно соображая, на чем прокололся.
Войдя в контору, он остановился в коридоре у двери с табличкой «Класс инструктажа водителей и старших машин», достал из кармана обручальное кольцо, надел на палец, коротко постучал и распахнул дверь.
— Здрасьте. Вызывали?
— Здравствуйте. Гражданин Черемушкин Константин Геннадьевич? — спросил Николай, указывая на стул возле своего стола.
— Так точно, — весело ответил Черемушкин и несколько развязно уселся, закинув ногу на ногу.
— Автомобиль «ВАЗ-2103» бежевого цвета ваш внизу стоит?
— Мой, — кивнул Черемушкин. — А что такое? Вы из ОБХСС[7], что ли?
— Вопросы задаю я, Константин Геннадьевич, — посуровел Николай. — Вы на них отвечаете. С каких доходов приобретена машина?
— Смеетесь? Откуда у меня такие деньги? Батя с мамой подарили, — развел руками Черемушкин.