Но Чикатило проигнорировал требование.
— Разрешите вопрос подсудимому? — обратился к судье прокурор.
Тот кивнул, и прокурор поднялся, глядя на человека в клетке:
— Подсудимый, вы утверждаете, что вас оговорили сотрудники Государственной безопасности?
— Так, — кивнул Чикатило.
— А как быть с делом Александра Носова? Об этом убийстве следствию стало известно только с ваших слов. И тело было найдено только после ваших показаний, в том месте, которое вы указали.
Вопрос бил не в бровь, а в глаз. Чикатило застыл, словно притворившееся мертвым насекомое, глаза его остекленели, как случалось с ним всегда в момент опасности.
— Так как? — поторопил прокурор.
— Якого Олександра? — невнятно пробормотал подсудимый, глядя перед собой стеклянным взглядом.
— Александра Носова, тело которого вы закопали. О чем следствие узнало с ваших слов.
Чикатило вдруг отмер так же внезапно, как и застыл до того.
— Я не розумію, що ви говорите. Вимагаю перекладача. Моя справа сфабрикована КГБ. Як етнічний українець считаю це переслідуванням за національною ознакою.
Человек в клетке смотрел не на прокурора, а на журналистов и говорил теперь скорее для них, обращаясь при этом к суду.
— Шановний суд, ви легко можете провірити мої слова. Ще работая на комуняк позаштатним кореспондентом, я підписував свої статті як українець, а не як москаль. Підніміть архіви. На всіх моїх статтях стоїть прізвище Чікотіло. Через «о». Бо я українець, а не москаль!
Защелкали вспышки фотокамер.
— Подсудимый, сядьте, или я удалю вас из зала заседания! — раздраженно бросил судья, понимая, вероятно, к чему все идет.
— Ти з ними в сговоре! — резко переключился на судью Чикатило, продолжая начатую игру. — Комітетський прихвостень!
— Выведите подсудимого! — потребовал судья.
Конвоиры поспешно зашли в клетку. Взяли Чикатило под руки, но тот вывернулся.
— Але зараз цей номер у вас не пройде! Слава богу, у нас гласність! — выкрикивал он новые, прочитанные в газетных статьях, слова.
В зале снова поднялся шум. При этом все камеры журналистов теперь были направлены на Чикатило.
— Ви мені рот не заткнете! Сатрапи! — надрывался он. — Я оклеветан за національні ідеали! Хай живе вільна Україна!
Под вспышки фотокамер подсудимого выволокли из клетки, потащили вниз по лестнице. Но Чикатило был доволен — он добился нужного эффекта.
Александр Семенович Ковалев был зол до крайности, и тому была причина. Новая инициатива Птицы-Говоруна, как окрестил московского полковника Эдик Липягин, создавала кучу проблем в довесок к уже имеющимся. Ковалев попытался отвлечься, переключить мысли на работу с документами, но выходило плохо, что злило еще больше. Поэтому, когда в дверь постучали, полковник готов был спустить собак на вошедшего, кто бы он ни был.
Но в дверь заглянула Ира Овсянникова, и Александр Семенович оттаял, даже чуть улыбнулся:
— А, товарищ старший лейтенант. Освободилась? Очень кстати. Бери руки в ноги и продолжай электрички отрабатывать.
Ира зашла в кабинет, плотно прикрыла за собой дверь и подошла к столу начальника УВД.
— Александр Семенович, а я как раз шла к вам, чтобы сказать, что перехожу на кабинетную работу.
Ковалев все так же с улыбкой глядел на Овсянникову, но в глазах отразилось раздражение, улыбка сделалась недоброй.
— Вот оно как! — саркастично заговорил полковник. — А я как раз сидел и ждал, когда у меня подчиненные сами решать начнут, что они на рабочем месте делают.
— Александр Семенович… — попыталась вставить слово Овсянникова, но Ковалева уже несло, гнев его нашел выход.
— А может, прикажешь мне самому идти «Лесополосу» отрабатывать? — заговорил он, уже не сдерживаясь, на повышенных тонах. — Самому по электричкам ходить и под кустами дежурить, блядь?
— Товарищ полковник…
— Хватит! — Пресек новую попытку Ковалев и рубанул ребром ладони себе по горлу: — Вот вы мне все где со своими закидонами. Я не мамка и не бабка, чтоб с вами со всеми тут нянькаться.
Полковник бешено сверкнул глазами, но взял себя в руки, выдохнул.
— Не хочешь работать, клади рапорт! — бросил устало.
— Вы так говорите, как будто без меня по электричкам ходить некому, — сердито огрызнулась Ирина.
Ковалев выудил сигарету из пачки, чиркнул спичкой, прикуривая.
— Именно что некому, — подтвердил он, с усталой злостью выпуская струю дыма. — Брагин всех к проверке дальнобойщиков припахал. У нас теперь две спецоперации. И каждая требует полной отдачи. Людей вот только почему-то не удвоилось. Сколько было, столько и осталось.
Ковалев почувствовал, что снова заводится, и замолчал, зло попыхивая сигаретой. Овсянникова глядела на него с сочувствием.
— Так точно, товарищ полковник, — приняла решение старший лейтенант. — Есть отрабатывать «Лесополосу».
— Вот сразу нельзя так было? Обязательно выдрючиваться? — досадливо поморщился Александр Семенович.
— Разрешите личную просьбу?
Ковалев, вместо ответа, лишь устало махнул рукой, проси, мол.
— Александр Семенович, можно сделать так, чтобы о моих дежурствах не знал капитан Витвицкий? — тихо, словно нашкодившая школьница, попросила Ирина и осторожно посмотрела на полковника.
Капитан Витвицкий в это время шел по коридору рядом с директором семнадцатой автобазы.
— Конечно, любое содействие, товарищ капитан, — говорил на ходу директор. — Вот только не совсем понимаю, чем мы вам можем помочь.
Он остановился возле двери с табличкой «Отдел кадров», толкнул дверь и широким жестом пригласил капитана войти.
В кабинете пахло картоном и варено-копченой колбасой. Из-за стола навстречу Витвицкому поднялась упитанная тетка с высокой прической.
— Это Вера Михайловна, наш кадровик, — представил директор и кивнул на Витвицкого. — А это капитан Витвицкий из милиции.
— Виталий Иннокентьевич, — вежливо улыбнулся тетке капитан.
— Очень приятно, — немного заискивающе отозвалась Вера Михайловна.
— Так какого рода содействие от нас требуется? — Снова повернулся к Витвицкому директор.
— У нас проходит проверка по всем транспортным предприятиям области, — спокойно принялся объяснять капитан. — Для начала я бы хотел ознакомиться с личными делами ваших водителей. Это возможно?
— Конечно. — Кадровичка кивнула на стоящий вдоль стены солидных размеров шкаф, полки которого были уставлены папками. — Вон шкаф. Знакомьтесь.
— Простите, а которые полки с водительскими анкетами? — уточнил Витвицкий.
— Все, — легко отозвалась Вера Михайловна.
Витвицкий по-новому поглядел на стеллажи, оценивая объем бедствия. Потом перевел взгляд на кадровичку — вдруг женщина шутит? Но та явно не шутила, да и вообще сомнительно было, что она обладала чувством юмора.
Капитан подошел к шкафу, остановился в растерянности, не зная, с чего начать, и потянул на себя первую попавшуюся папку. Кадровичка наблюдала за Витвицким с сочувствием. Наконец сжалилась:
— Может, вас что-то конкретное интересует? Вы спросите.
Витвицкий поставил на место папку и с благодарностью поглядел на женщину.
— Среди ваших водителей судимые есть? — спросил напрямую. — Или, возможно, у кого-то из них родственники с психическими заболеваниями, передающимися по наследству?
Кадровичка крякнула и переглянулась с директором. Оба посмотрели на Витвицкого: не шутит ли?
— Ну и вопросы у вас, товарищ капитан. — Директор первым справился с чувствами.
— У нас психов нет, — сказала кадровичка с такой обидой, будто речь шла о ее родных детях.
— Не психов, — поправился Виталий Иннокентьевич.
— Говорю же, — сердито отозвалась Вера Михайловна. — Не, бывают такие, которые за воротник закладывают и по пьяни бузят. Вон Потапов по пьянке в милицию попал недели две назад. Но только это не на работе. Что они там в свой законный выходной делают — не мое дело. А так у нас все сотрудники нормальные.
— Вы уверены?
Кадровичка фыркнула и кивнула на шкаф.
— Не верите, проверяйте.
На кладбище Чикатило вернулся к вечеру, когда спала дневная жара. Нашедшие здесь последнее успокоение родственники жены его не интересовали, он шел в противоположную от могилы Одначевых сторону, в дальнюю часть нового кладбища, туда, где у самого забора оставались еще свободные участки. Тут не было пока ни могил, ни памятников, ни оградок, но участки уже разметили.
Андрей Романович направился к тому, возле которого росло высокое раскидистое дерево. Шаг его замедлился, глаза сделались пустыми. Чикатило остановился и какое-то время стоял не шевелясь, глядя на клочок земли рядом с могилами. Затем он медленно, будто пытаясь распробовать ощущение от каждого движения, опустился на колени, лег под деревом и растянулся на земле, примеряясь к месту.
Над головой шелестели на ветру листья дерева, сквозь ветви пробивались лучи заходящего солнца. Но умиротворение не пришло, у Чикатило снова, как днем, неприятно сморщилось лицо.
Он резко встал, оглядел могилы, бросил взгляд на клочок земли под деревом и, словно решив что-то для себя, быстро пошел прочь.
— Где вы были восьмого марта этого года?
— Я извиняюсь, вы на календарь смотрели? Я, товарищ капитан, дневник не веду, и память у меня самая обыкновенная, что было несколько месяцев назад, не помню, — говорил крепко сложенный мужик лет сорока с наколкой «Север» на правой руке.
Витвицкий устало помял виски пальцами. За день перед ним прошли десятки таких мужиков, похожих друг на друга и отвечающих примерно то же самое на одни и те же вопросы.
— По нашим данным, в этот период вы ездили в Шахты, — сообщал капитан другому дальнобойщику, здоровяку с суровыми чертами лица и серебристыми от седины висками.
— Может, и ездил, — нехотя отвечал тот. — Что я, помню, что ли? Вы по путевым листам сверьтесь, так вернее будет.