Саша только махнул рукой.
— Слушай, а хочешь, пойдем ко мне, — внезапно, словно бы припомнил о чем-то, оживился Чикатило. — У меня видеомагнитофон есть. Я из Венгрии из командировки привез. Там, знаешь, такие фильмы, которые в кино не покажут. «Рэмбо» есть. И «Терминатор» про робота из будущего. Хочешь?
Саша недоверчиво посмотрел на доброго дяденьку в шляпе.
— А про Брюса Ли есть? — тихо спросил он.
— И с Брюсом Ли есть. Много. У меня двадцать пять кассет, — гордо сказал Чикатило.
— А можно про Брюса Ли посмотреть? — спросил Саша.
— Конечно, можно. Идем?
Саша кивнул, улыбнулся. Настроение улучшилось, жизнь наладилась. Пусть и не «Хищник», но он сегодня посмотрит кино с Брюсом Ли, кумиром всех мальчишек с их двора.
Саша и Чикатило вместе пошли по улице, оживленно болтая о кино. Чикатило достал платок, украдкой вытер губы и, увлекая за собой мальчика, свернул во двор.
Ночная электричка была практически пустой. Овсянникова, одетая на этот раз просто и скромно, не спеша шла по вагонам. Дежурство ее заканчивалось, хотелось домой, горячего чаю и спать.
Очередной вагон тоже почти пустой — два-три пассажира. Овсянникова прошла его насквозь, устало села у окна, на всякий случай оглядела пассажиров. Похожих на потрошителя людей здесь не было.
Через проход от Овсянниковой сидела совсем молодая девушка. Вот она была одета по самой лихой молодежной моде — мини-юбка, кофточка с вырезом, яркая косметика, крашеные волосы дыбом.
Овсянникова отвернулась, стала смотреть в окно, на проносящиеся ночные пейзажи. Из задумчивости ее вывел пьяный голос:
— Петюня, иди сюда.
Овсянникова повернула голову — напротив девушки уселись два нетрезвых бугая, стали, хихикая, разглядывать красотку, посыпались шуточки.
— Петюня, глянь, какая нимфа! — гоготал тот, что повыше. — Мы, кажись, третьего нашли.
Второй бугай изобразил «солидняк», делая вид, что подкатывает по всем правилам уличного флирта. Говорил он нарочито бархатным голосом, но звучало это вульгарно:
— Милая леди, не изволите ли составить компанию двум скучающим джентльменам в распитии веселящих напитков?
— Я не пью в электричках, — отрезала «милая леди».
— Слышь, Петюнь, она не пьет, — заржал длинный и вдруг ухватил девушку за голую коленку. — А мы, может, тоже не пьем, слышь? Мы спиртное уничтожаем!
На этот раз заржали оба. Девушка стряхнула руку, отсела, зло поджав губы.
— Да ладно тебе ломаться. Чего ты как неродная? Мы же нормальные пацаны, — позабыв о «бархатном» голосе, пробасил второй.
Девушка встала, вжикнула молнией кофточки, собираясь уйти, но низенький перекрыл ей дорогу. На лице девушки появился испуг.
— Гав! — шутливо гавкнул длинный.
Девушка отшатнулась, бугаи снова заржали. Электричка остановилась — станция. Девушка поспешила в тамбур на выход. Бугаи, перемигнувшись, устремились за нею.
Овсянникова проводила их взглядом, секунду потратила на принятие решения, поднялась и вышла следом.
Выйдя на перрон, Овсянникова увидела, что в стороне, у ограждения, бугаи догнали и остановили девушку. Та пыталась вывернуться, чтобы уйти, но бугаи не давали ей такой возможности, притирая к ограждению. Сыпались сальные шуточки, то и дело кто-то из бугаев гоготал. Со стороны все это выглядело вроде бы весело, но шутки уже давно перестали быть шутками и ситуация дошла до той грани, за которой веселье превращается в угрозу.
По платформе шло несколько запоздалых пассажиров. На девушку и бугаев они старательно не обращали внимания. Овсянникова вздохнула: «Если не я, то кто?» — направилась к бугаям.
— Молодые люди! — она старалась говорить как можно жестче и официальнее.
Бугаи обернулись. По их лицам было видно, что они уже распалены и готовы на все.
— Что здесь происходит? — спросила Овсянникова.
— Тебе чего? — рыкнул длинный.
— Старший лейтенант Овсянникова. Милиция.
Низенький ухмыльнулся. В гражданской одежде Овсянникова походила на кого угодно, только не на милиционера. Длинный театрально вскинул руки.
— Ой, боюсь-боюсь. А форму ты где потеряла, лейтенантка?
— Старший лейтенантка, — толкнул локтем приятеля низенький.
Оба заржали.
Девушка посмотрела на Овсянникову умоляюще.
— Я, кажется, спросила, что здесь происходит? — не обращая внимания на шуточки, повторила Овсянникова.
— Ничего. Общаемся, — пожал плечами низенький.
— А девушка хочет с вами общаться?
— Нет, я уже ухожу. Мне домой надо, — пискнула девушка, протискиваясь между бугаями. Оказавшись на свободе, она быстро пошла прочь, цокая каблучками по перрону.
— Э-э-эй! — Длинный дернулся было следом, но тут на платформе появилось несколько мужчин, видимо, работяг, возвращающихся с вечерней смены.
Овсянникова пошла следом за девушкой, стараясь держаться ближе к работягам. Бугаи зло смотрели им вслед, но сделать что-то не решились: на платформе было слишком много свидетелей.
Девушка спустилась с платформы, пошла вдоль лесополосы. Овсянникова нагнала ее, пошла рядом, спросила на ходу:
— Испугалась?
— Нет, — тихо ответила девушка.
— Ты себя-то не обманывай, — усмехнулась Овсянникова.
Девушка свернула в лесополосу, за деревьями вдалеке стали видны частные дома, в некоторых еще светились окна.
— Ты проще одеваться не пробовала? Сама же их провоцируешь. Знаешь, как моя бабушка говорит: «Не соблазняй. Люди слабые. Если в музее открыто выставить золото и бриллианты и выключить свет, что-то обязательно пропадет, какими бы честными ни были люди в зале». Не надо провоцировать.
— Вы как моя мама говорите, — недовольно бросила девушка.
— Так, может, стоит маму послушаться?
— Слушайте, что вам от меня надо? — сердито повысила голос девушка.
— Чтоб ты домой дошла без приключений.
— Спасибо. — Девушка театрально поклонилась. — Я дошла. Вон мой дом. Всего хорошего.
Она быстро пошла к ближайшему дому, открыла калитку, исчезла за забором. Ирина проводила ее взглядом и зашагала обратно к платформе.
Пока она шла мимо лесополосы, пришла электричка и забрала поздних пассажиров. Когда Овсянникова поднялась на платформу, там уже никого не было.
Она направилась к кирпичной будке кассы — там стояли скамейки. Внезапно из-за будки вышел низкий бугай, дурашливо хлопнул в ладоши.
— О-па! Моя милиция меня бережет.
Он пошел навстречу Овсянниковой с поганой ухмылочкой, широко раскинув руки, точно для объятий. Овсянникова быстро огляделась по сторонам, оценивая ситуацию, отступила на несколько шагов и услышала за спиной тяжелое дыхание.
Она резко обернулась, и в этот момент длинный ударил ее кулаком в живот:
— Н-на, сука!
По безлюдному ночному кладбищу двигался черный человеческий силуэт с мешком на плече. Чикатило — это был он — подошел к забору в дальнем конце кладбища, остановился возле ямы, сбросил мешок на землю, затем столкнул в яму. Мешок раскрылся, в темноте забелела детская рука. Чикатило быстро снял плащ, шляпу, аккуратно сложил их на портфель в стороне от ямы, засучил рукава, взял лопату и принялся забрасывать яму землей.
Вскоре и мешок, и детская рука исчезли, и на месте ямы образовался ровный слой земли. Чикатило притоптал ее, отбросил лопату под забор, за дерево, вытер руки платком, оделся. Постояв некоторое время над безымянной могилой, он вдруг с превосходством усмехнулся, будто бы переборол смерть и стал бессмертным.
В тот вечер Витвицкий не дождался Ирины с дежурства. Он пришел к ней довольно рано, открыл дверь своим ключом, приготовил ужин, поел и в ожидании Овсянниковой уснул в кресле перед телевизором. Передачи закончились, на экране появилась настроечная таблица, а потом — белым шум.
В дверь постучали уже под утро — резко, долго, нервно, настойчиво. Витвицкий встал с кресла, потирая лицо, поспешил к двери, открыл. На пороге стояла испуганная соседка.
— Виталий Иннокентьевич, вам из больницы звонют. С Ирочкой что-то…
Спустя полчаса растрепанный и взволнованный Витвицкий уже бежал по больничному коридору, вглядываясь в таблички на дверях. Не останавливаясь, он пронесся мимо сестринского поста. Дежурная медсестра поднялась со своего места.
— Мужчина!
Витвицкий никак не отреагировал. Медсестра поспешила за ним.
— Мужчина, вы куда?
Навстречу Витвицкому по коридору шел врач. Витвицкий вынужденно остановился, зажатый с двух сторон.
— Извините. У вас здесь Ирина Овсянникова. Тридцать пятая палата.
— К ней нельзя. Она спит. Приходите в приемные часы, — сказала медсестра.
— Что с ней?
— А вы ей кто? — спросил подошедший врач.
Витвицкий на секунду замешкался, нахмурился и ответил:
— Муж.
Врач посмотрел на Витвицкого, отвел глаза, жестом отпустил медсестру, заговорил тихо, глядя в сторону:
— Ее доставили с пригородной платформы. Я не знаю в подробностях, что там произошло. В анамнезе множественные гематомы, сотрясение мозга. Но переломов и внутренних кровотечений нет. Так что можно сказать — повезло. И еще, — врач сделал паузу, тронул Витвицкого за рукав. — Она потеряла ребенка.
Витвицкий посмотрел на врача в растерянности. Ребенок для него был новостью.
— Что?..
Врач понял его по-своему.
— Я понимаю ваше состояние, но выкидыш на таком раннем сроке явление неопасное. Последствий по женской части нет. Вы молодые, все у вас еще будет.
Витвицкий наконец-то все понял, опустил голову, спросил глухо:
— Я могу ее увидеть?
Врач кивнул:
— Пойдемте.
Ирина лежала на больничной кровати, до подбородка укрытая одеялом. Лицо ее было обезображено кровоподтеками, глаза заплыли. Выглядела она пугающе. Витвицкий подошел к кровати, позвал очень тихо, одними губами: