— Я узник совести! Сообщите в ООН! Свободная пресса, я обращаюсь к вам! — он тут же перешел на украинский: — Передайте в канадське посольство і українську діаспору, що тут безвинно засуджують хвору людину…
— Подсудимый! Прекратите! Немедленно прекратите! — рявкнул судья.
Но Чикатило было уже не остановить. Он бился в клетке, на губах выступила мыльная пена, словно у него начался эпилептический приступ. Тряся решетку, он орал на весь зал:
— Пусть весь мир знает — проклятые русские осуждают даже больных! Свободная пресса, призываю вас вмешаться! Нехай весь світ знає — прокляті москали засуджують навіть хворих! Вільна преса, закликаю вас втрутитися!
По знаку судьи охрана начала отпирать клетку. Чикатило упал, задергался, весь рот у него был в пене.
Молоденькая журналистка не выдержала и закричала:
— Человеку плохо! Эпилепсия! Что вы все стоите? Врача!
— Да какой он человек, сука, — перебил ее мужской голос из зала.
— Не надо врача. Пусть сдохнет! — поддержала мужчину женщина с печальным лицом.
— Надо врача! — настаивала журналистка.
Судья с нескрываемой ненавистью посмотрел на дергающегося Чикатило, устало махнул рукой:
— В заседании объявляется перерыв. Пригласите врача.
Электричка отъезжала от платформы пригородной станции. Длинная вереница пассажиров шла по дорожке к лесополосе, за которой виднелся поселок.
На перроне несколько человек — дачники, местные жители — ждали следующую электричку. У кирпичной будки с надписью «КАССА» и расписанием движения поездов курил скучающий дежурный милиционер, старший лейтенант Востриков.
Впрочем, скука его пропала, как только он увидел на платформе местную жрицу любви по прозвищу Мальвина. Эта изрядно потасканная и сильно пьющая особа была хорошо знакома старлею. Он посмотрел на короткую юбку, сетчатые чулки, ярко накрашенные синими тенями глаза, скривился, выкинул окурок мимо урны и решительно направился следом за Мальвиной.
Та шла, покачивая бедрами, и стреляла глазками в поисках клиентов.
— Малинина! Гражданка Малинина! — окликнул ее Востриков.
Мальвина узнала голос старлея, резко свернула и пошла к лесенке, делая вид, что не слышит и что у нее какие-то дела.
— Гражданка Малинина, я к вам обращаюсь! — Востриков догнал ее, схватил за руку. — Шо это мы, внезапно оглохли? Или Олегыч в ухо засветил? А может, не Олегыч? Кто там у тебя новый сожитель?
Мальвина повернула к Вострикову невинное лицо.
— Ой, товарищ страшный лейтенант! Приветик. А я вас и не почуяла. Иду себе… Иду…
Востриков снова дернул Мальвину за руку.
— Ты мне тут из себя козочку невинную не строй. Я тебе говорил, шоб ты на платформу не ходила? Говорил, а?!
Мальвина отвернулась, надула губки.
— Ну говорили…
— Меня начальство дрючит: «У тебя, Востриков, асоциальные элементы на участке». А ты тут разгуливаешь, да еще в таком виде… — Востриков нагнулся и негромко сказал в ухо Мальвине. — В общем, Наташа, уходи!
— Ну това-а-арищ старшенький лейтенант…
— Иди отсюда, я сказал! Быстро! — Востриков отпустил руку Мальвины, кивнул на лесенку.
Мальвина с обиженным видом пошла по платформе, Востриков проводил ее глазами. Мальвина спустилась по ступенькам на небольшую пристанционную площадь, прошла мимо пивного ларька, бормоча под нос.
— Сам ты быстро, мент поганый…
От ларька к Мальвине подошел мужчина в кепке и плаще. В этот день Чикатило не стал надевать шляпу, хотя без нее он выглядел непрезентабельно.
— Он вас обидел? — участливо спросил Чикатило. — Нехорошо это. Нехорошо.
— Тебе-то что? — окрысилась Мальвина. — Хорошо, нехорошо… Иди тоже туда же. Быстро!
— Куда? — улыбаясь, уточнил Чикатило.
— На хуй! — отрезала Мальвина и пошла дальше.
Чикатило замялся, он не ожидал такой агрессии. Чтобы как-то наладить контакт с проституткой, Андрей Романович сделал вид, что не обиделся, догнал Мальвину и заговорил подчеркнуто вежливо:
— Вас, наверное, кто-то обидел?
— Отвали!
— Пива хотите?
Мальвина остановилась, недоверчиво посмотрела на Чикатило.
— Шо?
— Я просто подумал… — Чикатило смущенно улыбался. — Тепло сегодня. Жарко даже. Вдруг вы пива хотите?
Мальвина на глазах подобрела, улыбнулась в предвкушении, стрельнула глазками.
— Ну, допустим, хочу, — жеманясь, пропела она совсем другим голосом. — А ты чего хочешь?
Чикатило делано застыдился, едва сдерживая улыбку.
— Известно, чего хочет мужчина, когда видит красивую женщину…
— Пятерка за раз, — деловым тоном сказала Мальвина. — А если перорально, то трешка.
— Как-как? Пер…
— Это по-латыни. Я медсестрой работала, знаю, — засмеялась Мальвина.
Чикатило непонимающе посмотрел на нее. Мальвина, смеясь, прошептала объяснение на ухо Чикатило простыми словами, спросила:
— Ну шо, согласен?
— Хорошо, договорились.
— Но сперва пиво! — Мальвина опять засмеялась. — А шо, сам предложил. Щас, я за банкой сбегаю… Жди тут!
И оставив Чикатило мяться возле ларька, Мальвина, покачивая бедрами, удалилась, весело напевая:
Из полей доносится: «Налей!»
В жаркие дни милиционеры обычно выходили курить на крыльцо здания УВД. Липягин и Горюнов стояли в сторонке от дверей, продолжая начатый в кабинете разговор.
— Отправил Холина, Наумочкина и Вадьку Рыбчука прочесать станцию, где Ирку избили, — говорил Липягин. — Уродов наказать треба.
— Думаешь, найдут?
— Мои-то? — Липягин хищно улыбнулся. — Найдут, конечно. Ирка приметы точно назвала. Так что не сомневайся.
— Что ж мы потрошителя тогда никак поймать не можем? — спросил Горюнов. — Вроде и приметы есть, и…
— Тут ты, товарищ майор, ошибаешься, — покачал головой Липягин. — То, что у нас есть, — ни хуя не приметы. Это так, прикидочки. Камуфляж, понял?
— Камуфляж?
К крыльцу подъехала машина. Липягин кивнул, выбросил окурок, сунул Горюнову ладонь.
— Все, бывай, пора мне.
Пожав руку Горюнова, он сбежал вниз, сел в машину и уехал. Горюнов, медленно выпуская дым, задумчиво смотрел вслед Липягину.
Чикатило сидел в зарослях на стволе поваленного дерева и воровато оглядывался по сторонам. Здесь было тихо. Он увел Мальвину подальше от платформы и дорожки, по которой ходили на электричку местные дачники. Выбор уединенного места ее не насторожил: не пиво ж пить они туда шли, в самом деле. Хотя и пиво тоже.
Мальвина жадно припала к горлышку трехлитровой банки, сделав несколько глотков, шумно выдохнула и протянула посудину Чикатило.
— Фу-у-у-х, хорошее сегодня пиво. Свежее.
Тот принял банку, сделал глоток и поморщился. Алкоголь Андрей Романович в принципе недолюбливал, а тут еще и:
— Теплое…
Он отставил банку в сторону, поднялся и подошел к Мальвине. Неловко погладил по голове. Девушка смотрела снизу вверх, в глазах ее была насмешка.
— Шо, невтерпеж уже? Пиво хоть дал бы допить…
Чикатило лежал на голой Мальвине и судорожно подергивался, пытаясь заниматься сексом. Полноценного акта не выходило, и это злило. А проститутка, ко всему прочему, еще и поглядывала на недопитое пиво.
— Куда ты смотришь все время? — спросил он.
— На тебя, дурашка, — с тоской обронила Мальвина. — Давай уже, холодно мне!
Он и рад был бы дать, но ничего не получалось. От осознания своей неполноценности пришла злость на весь мир и на суку, которая думала не о нем, а о пиве. Чикатило резко схватил Мальвину за горло. Та захрипела, замахала руками, стараясь отбиваться, но мужчина от этих вялых попыток лишь сильнее сжал пальцы.
Девушка оттолкнула Чикатило, вывернулась и отползла в сторону, держась за горло.
На случайного знакомого она теперь смотрела с неподдельным страхом. А он поднялся, медленно, словно в страшном сне, и, поддернув расстегнутые штаны, с пугающей неотвратимостью пошел на нее.
— Э, ты шо?! — прохрипела Мальвина. — Ты шо творишь?! Блядь, ты дурак, чи шо?
Он не ответил, бросился на проститутку. Девушка, отчего-то тоже молча, отмахивалась руками и ногами, какое-то время отбивая атаки Чикатило. Если бы только она закричала, позвала на помощь… Но Мальвина не проронила ни звука. Вскрикнула она один-единственный раз, когда ненормальный мужчина сбил случайным ударом банку. Недопитое пиво пенной струей хлынуло на траву.
— Пиво разлил! Отвяжись, сука! Уйди!
Но Чикатило, впав в безумие, схватил Мальвину за лицо, пытаясь порвать ей рот. Девушка заглянула в остекленевшие глаза еще недавно казавшегося безобидным мужчины и вдруг осознала, что это уже не просто драка, что ее сейчас, возможно, убьют.
— Не надо… — цедил Чикатило сквозь зубы, страшно кривя лицо. — Не надо смотреть!
Эти слова стегнули, будто хлыстом, приводя в чувства, призывая к действию. Мальвина извернулась и каким-то невероятным образом вцепилась зубами в палец насильника. Сжала челюсти изо всех сил, так, что на губах ее появилась кровь.
Чикатило дико заорал. С трудом вырвал руку с окровавленным пальцем и шарахнулся к своему портфелю. Мальвина мгновенно подскочила на ноги, но, вместо того чтобы бежать, заметалась по полянке, собирая раскиданные вещи. Эта проволочка стоила ей жизни. Когда она, подхватив блузку и юбку, бросилась к кустам, Чикатило уже был рядом. В руке его сверкнул нож, глаза горели. Он в два скачка нагнал Мальвину, ухватил ее свободной рукой за волосы, и резко дернул назад. Девушка споткнулась, Чикатило повалил ее на землю и принялся бить ножом, не разбирая, куда наносит удары…
1992 год
Теперь Чикатило обращал внимание именно на журналистов и телекамеры. Он улыбался, позировал, вставал и садился таким образом, чтобы выигрышно смотреться перед объективом.
— Встать! Суд идет!
Шум в зале стих, люди привычно встали, наблюдая, как входят в зал и проходят к своим местам судья и его помощники. Чикатило тоже встал вместе со всеми.