Травматолог кивнул.
— Какая у него была травма? Можете рассказать?
Травматолог на мгновение задумался, потом на губах у него появилась полуулыбка.
— Я ведь сразу подумал, что тут что-то не так. Что он врет. Собака не кусает передними зубами, у нее рабочие зубы — это клыки.
Липягин вопросительно смотрел на травматолога. Тот достал из стола снимок пальца Чикатило, показал на просвет.
— Да вы сами посмотрите. Видите? Укус был осуществлен передними зубами, пострадали мягкие ткани пальца и сустав. А собака рвет клыками, там совсем иной характер повреждений. Я бы предположил, что это укус человека.
Липягин задумчиво поглядел на врача:
— Спасибо, доктор. Вы очень помогли.
Вечером того же дня в кабинете Брагина шло совещание группы. Обобщенный доклад делал Горюнов. Он расхаживал вдоль стола, говорил по памяти, без бумаги.
— Таким образом, установлено, что совпадающий по приметам с проспективным портретом Некрасова и имеющий внешнее сходство с фотороботом человек, предположительно, ушедший с платформы электрички следом за гражданкой Малининой, — некто Чикатило Андрей Романович, пятидесяти пяти лет, ранее судимый, женат, двое детей, проживает с семьей в Новочеркасске, работает на Новочеркасском электровозоремонтном заводе.
— За что судим? — спросил Брагин.
— Там ерунда какая-то — аккумулятор свистнул, — вместо Горюнова ответил Липягин.
— В нашем деле, товарищ майор, — наставительно заметил Брагин, — ерунды не бывает! Расхититель социалистической собственности такой же опасный преступник, как убийца и грабитель с большой дороги…
— Я позволю себе вернуться к докладу, — сухо сказал Горюнов. — Дежуривший на платформе старший лейтенант Востриков встретил гражданина Чикатило ближе к вечеру, в районе девятнадцати часов, в лесополосе у станции. У Чикатило был поврежден палец. Чикатило утверждал, что искал потерявшуюся собаку, которая его и укусила. Уже установлено, что собаки у них в семье нет. На данный момент за квартирой Чикатило и им самим установлено наблюдение.
— Очень хорошо. Наблюдение продолжать, всем участникам расследования большое спасибо. — Брагин поднялся, давая понять, что совещание окончено.
— Мы с товарищем майором, — Горюнов кивнул на Липягина, — хотели бы отметить деятельное и неоценимое участие капитана Витвицкого. Без него, товарищ полковник, выйти на след этого Чикатило не получилось бы.
Брагин несколько секунд осмысливал и обдумывал услышанное, затем вдруг улыбнулся.
— Это замечательно. Но проверка в отношении капитана Витвицкого не закончена. И здесь уже от меня ничего не зависит.
— Нагадил — и в кусты, бля, — тихо сказал Липягин, когда все потянулись к выходу.
1992 год
Оглашение приговора длилось не первый час. В зале то и дело кому-то становилось плохо, у здания суда дежурила «Скорая помощь».
Чикатило в своей клетке не слушал судью, шарил глазами по лицам присутствующих в поисках журналистки.
— Также с тысяча девятьсот семьдесят третьего года Чикатило неоднократно совершал развратные действия с малолетними детьми и подростками, — зачитал судья.
Чикатило дернулся, вцепился в прутья.
— Это неправда! Брехня и поклеп! — заорал он.
Судья прервался, с откровенной злостью посмотрел на Чикатило.
— Подсудимый! Я сейчас удалю вас из зала, и приговор будет зачитан без вас!
— Произвол! Ви не даєте мені сказати правду! — снова заорал Чикатило, переходя то на украинский, то на русский. — Требую отвода судьи! Нехай живе вільна Україна! Свободу Росії і Україні!
В зале стало шумно, послышались крики, но все перекрыл голос журналистки:
— Господин судья! Я как представитель четвертой власти требую, чтобы представители прессы получили возможность взять интервью у подсудимого!
— Розпрягайте хлопці коней… — завопил Чикатило, скаля желтые зубы.
Судья беспомощно переглянулся с помощниками, с прокурором — прессы в стране с некоторых пор откровенно побаивались.
— Читайте приговор! Читайте! А то мы никогда не закончим, — зло процедил прокурор.
— Преступления Чикатило совершал при следующих обстоятельствах, установленных судебной коллегией, — начал читать с листа судья. — С начала тысяча девятьсот восемьдесят второго года и в дальнейшем на территории Ростовской области в лесополосах и в лесных массивах, прилегающих к городам Шахты, Новошахтинск, Новочеркасск, а также в роще Авиаторов, расположенной на выезде из города Ростова-на-Дону в сторону указанных городов, стали совершаться убийства молодых женщин, девушек, мальчиков и девочек.
Шум в зале не стихал, Чикатило продолжал петь. Журналистка пробралась через толпу к столу судьи.
— Дайте нам возможность взять интервью! — перекрикивая шум, заявила она. — Я буду жаловаться Яковлеву и Ельцину!
Судья продолжал читать, словно гоголевский Фома Брут в церкви у гроба панночки:
— По способу убийства эти преступления выделялись исключительной жестокостью и сопровождались причинением жертвам многочисленных — по нескольку десятков — ножевых ранений садистского характера. Преступник полностью раздевал жертву и после совершения убийства уносил и, как правило, прятал одежду жертвы на значительном расстоянии от места убийства, часто закапывал ее в землю.
— Тут человеку плохо! — закричали в зале.
— Скорую вызовите!
— Медики в зале есть?!
Судья резко захлопнул папку с приговором, посмотрел в зал.
— Так. Перерыв до завтра! Позовите врача!
Судья вышел из-за стола и двинулся через толпу к двери. Чикатило торжествующе смотрел на него из клетки, он опять выиграл время.
— А как быть с интервью? — не унималась журналистка. — Я буду жаловаться в правительство…
— Да хоть в Организацию Объединенных Наций! — раздраженно бросил судья на ходу. — Подайте запрос в письменной форме — вот тогда вам будет интервью!
И он вышел, хлопнув дверью.
Витвицкий с цветами шел по больничному коридору; белый халат, наброшенный поверх пиджака, развевался, в глазах отражались затаенная радость и надежда: он шел мириться с Ириной.
На пути Витвицкому встретился врач.
— Гражданин, вы к кому?
— К старшему лейтенанту… простите. К Ирине Овсянниковой, тридцать пятая палата, — сказал погруженный в свои мысли Витвицкий и собрался идти дальше, но врач не дал ему такой возможности.
— А, муж. Увы, больная Овсянникова выписана сегодня утром.
Витвицкий оторопел, опустил руку с букетом.
— Как? А почему…
— Вы же капитан Витвицкий? Я правильно понимаю? — Врач взял его под локоток, отвел в сторону.
Витвицкий непонимающе посмотрел на врача, кивнул. Тот достал из кармана халата сложенный тетрадный лист.
— Она оставила для вас письмо. Вот, возьмите. До свидания.
Врач ушел, оставив растерянного Витвицкого с письмом в руке посреди больничного коридора.
Это был обычный советский двор, каких по всей необъятной стране можно было найти не одну сотню, а то и тысячу: пятиэтажки, сушится белье, в песочнице возятся малыши, на скамейке сидят старушки, дети постарше играют в вышибалы, кто-то курит на балконе — провинциальная идиллия.
В припаркованной у подъезда машине сидели два оперативника, Липягин и Горюнов.
— Во сколько он обычно возвращается? — спросил у старшего опера Липягин, посмотрев на часы.
— Ближе к восьми. Будем брать, товарищ майор?
— Посмотрим… — ответил за Липягина Горюнов.
Внезапно из-за угла дома появился Чикатило — в плаще, шляпе, с портфелем.
— Вот он! — Второй оперативник хлопнул ладонью по спинке сиденья, привлекая внимание.
— Это точно он? — с недоумением спросил Липягин.
— Точно, товарищ майор, — кивнул старший опер. — Чикатило Андрей Романович. Адрес, место работы — все совпадает.
Чикатило шел, чуть прихрамывая. Он поздоровался со старушками, что-то, улыбаясь, сказал детям.
Липягин повернулся к Горюнову.
— Бля, но это же ботаник какой-то… Задрот, как теперь говорят. Чего думаешь, товарищ майор?
Горюнов молчал, но по лицу было видно, что он удивлен и раздосадован не меньше Липягина.
Чикатило зашел в подъезд.
— Собаки Найды у него нет и никогда не было, — сказал старший оперативник. — Это единственное, за что можно зацепиться.
— Херня это, Дима, а не зацепка, — покачал головой Липягин. — У любовницы он был. В карты с корешами играл. В мастерской у друга работал, левый товар делал. Тысяча вариантов. А про собаку спизднул, чтобы мент отвязался.
— Может, в квартире посмотреть? — подал голос второй опер. — Ну, как обычно, «Горгаз», проверка состояния газового оборудования?
— Сань, а что ты там хочешь увидеть? — невесело усмехнулся Липягин. — Коллекцию ножей на стене? Фотографии жертв? Он с женой и сыном живет, как я понял… — Липягин открыл папку, заглянул в бумаги. — Дочка к ним приезжает, недавно замуж вышла. Они вот сейчас сидят, небось, и ужинают. Макароны, котлеты, помидорки нарезали… Потом чай будут пить, Петросяна по телевизору смотреть. Мы не имеем права на ошибку.
В машине повисло тягостное молчание.
— Я отдал снимок пальца Чикатило на экспертизу, — сказал Горюнов. — Результат будет завтра. И если действительно окажется, что укус совершила не собака, тогда у нас, по крайней мере, будет повод для задержания. А пока нужна тотальная слежка. Чтобы каждый его шаг, каждый чих и вздох…
— Мужики, вы с этого момента и до полуночи, — распорядился Липягин. — Потом пришлю смену.
После того как Витвицкий прочитал письмо Ирины, он долго сидел за столом в гостиничном номере. Стемнело, но свет он не включал, горела только настольная лампа.
Перед Витвицким лежал тетрадный лист, а в голове звучал родной голос:
— Виталий, ты прав, и я слишком много на себя взяла… — Витвицкий встал, подошел к окну, посмотрел на тусклые фонари внизу, бросил взгляд на письмо, и в голове снова зазвучало. — Не ищи меня. Возможно, когда-то я успокоюсь и сумею найти силы вновь посмотреть тебе в глаза, но сейчас это для меня невозможно. Прости. Ирина.