Но Джелалу оставалось жить недолго. На пути в землю курдов он заснул, притомившись, где-то в горах неподалеку от Амида. Курдские разбойники, увидев костер, нагрянули с визитом. Не признав в нем шаха, они убили его, забрав одеяния и деньги[1955]. Со всей поживой лиходеи вернулись в Амид, где их повязали и казнили, увидев примечательные наряды Джелала. Но на этом история шаха не закончилась. По крайней мере, еще десять дней возникали подставные Джелалы, претендовавшие на его вотчину[1956]. Однако хотя бы эта «заноза» перестала беспокоить монголов. Особое удовлетворение Чормагану доставляла далеко не героическая смерть противника. Как бы то ни было, один из его немногих обожателей элегически написал: «Видно, так судьба предначертала, чтобы этого храбрейшего льва погубили хитрые лисы»[1957].
В 1231–1237 годах Чормаган подчинял монгольскому господству персидские земли, подавлял мятежи в племенах Кавказа и наслаждался благами, которые предоставляли должность военного наместника в Иране и плодородные равнины Мугана, столь похожие на его родные края. Он назначил видных людей гражданскими губернаторами Хорасана и Мазендерана, а именно киданя Чин Темура, превосходно исполнявшего обязанности администратора до самой смерти в 1235 году, и несторианина-уйгура, рекомендованного Чинкаем[1958]. В 1231 году войска Чормагана разграбили Марагу на восточной стороне озера Урмия и перебили жителей, потому что они оказали сопротивление. Ибн аль-Асир сообщает, что монголы, убивая, смеялись и пародировали молитвы Аллаху. С Марагой связана и другая жуткая история о том, как один монгол смог зарубить несколько десятков людей: они были настолько напуганы, что просто лежали и ждали удара.
Монголы затем двинулись к Эрбилю, но отошли, когда город согласился платить ежегодную дань Угэдэю; его примеру вскоре последовал Тебриз[1959]. Амид, бывший главной целью кампании 1233 года, натерпелся страху не меньше, чем Хорасан и Трансоксиана в 1221–1222 годах. Чормаган полностью разрушил Гянджу на Кавказе в 1236 году и к 1237 году окончательно завоевал Иран и Азербайджан[1960]. Чормаган не враждовал с Джагатаем, но, похоже, испытывал неприязнь к исламу и признавал христианство, исключая Грузию и Армению[1961]. Хитроумный царь Киликии Хетум I (1226–1269) благоразумно подчинился монголам на самой ранней стадии, сделав акцент на конгруэнтности интересов Угэдэя и христианства, особенно в отношении ислама.
Чормаган придерживался традиционной политики религиозной терпимости — заложенной еще Чингисханом — исходя не из искренней веры в необходимость сосуществования различных конфессий, а из циничных расчетов на то, что религиозные различия помогут более эффективно проводить политику «разделяй и властвуй»[1962]. Но только лишь к концу 1236 года он смог приступить к реализации главного замысла — покорения Грузии и Армении, царств, столь сильных, что они уже смогли пережить два поражения, нанесенные Джэбэ и Субэдэем, и три поражения от Джелала. Чормаган имел приказы от Угэдэя не доводить до конца операцию до тех пор, пока армия Батыя не появится в Булгарских степях на пути в Русь, и тогда перекрыть пути для отступления русских войск на Кавказ и подвоза подкреплений[1963]. Он быстро завладел Грузией, вынудив царицу Русудан бежать. Правда, царица успела приказать своему градоначальнику в Тифлисе при подходе монголов сжечь кварталы мастерового люда, сохранив лишь дворец и богатые предместья, но он запаниковал и спалил все. Монголы приняли капитуляцию многих феодалов, разуверившихся в Русудан, но заставили их поступить к ним на службу[1964].
Более жестокой и тяжелой была кампания по завоеванию Армении, начавшаяся в 1239 году. Особенно кровопролитными были осады Ани и Карса. К 1240 году Чормаган мог сообщить Угэдэю о том, что задачи, поставленные перед монгольскими войсками в Грузии и Армении, выполнены[1965]. По странному стечению обстоятельств, триумф Чормагана совпал с резким ухудшением здоровья. В 1240 году он в силу неясных причин потерял дар речи и покинул свой пост. До прибытия замены обязанности наместника исполняла жена Алтана-хатун. На следующий год Чормаган умер. Это был воин, занимавший далеко не последнее место в череде талантливых монгольских полководцев[1966].
В планах по-прежнему оставалось возобновление войны с Цзинь, которая заглохла в период междуцарствия 1227–1229 годов. Имели место лишь отдельные столкновения, заканчивавшиеся в пользу цзиньцев: победа (в малом бою) цзиньского генерала Ваньяня Хэда — первый триумф цзиньского командующего в открытом сражении с монголами — и снятие осады крепости Цзинян на юге провинции Шэньси генералом Ила Пуа, приведшее в смятение монгольского командующего Дохолху[1967]. Цзиньский император Ай-цзун пытался умилостивить монголов дарами, чествующими память усопшего Чингисхана, но Угэдэй отказался принять их, потребовав, чтобы они сопровождались декларацией о повиновении. Когда монголы отправили на юг послов с таким текстом, Ай-цзун приказал их убить, что автоматически означало возобновление войны[1968].
Цзиньцы испытывали иррациональный оптимизм, вдохновившись возвратом большей части бассейна реки Вэй в Центральной Шэньси в 1227–1230 годах, в том числе крепости Дунгуань, располагавшейся южнее слияния рек Вэй и Хуанхэ и контролировавшей подходы к провинции Хэнань, а также крепости Хэчжун на северной стороне Хуанхэ в юго-западном углу Шэньси[1969]. Более того, в последней плеяде монгольских генералов в Китае, похоже, не оказалось никого, кто по статусу мог бы сравняться с Мухали; неуклюжие действия монголов вынудили многих прежних союзников уйти от них к цзиньцам либо задуматься о дезертирстве.
Угэдэй набрал огромную армию — будто бы численностью 100 000 человек[1970] — и вместе с Толуем вторгся в Китай. Ай-цзун, наслушавшись похвальбы Хэда и Пуа о победах над монголами, поручил им остановить противника, напугав обоих, поскольку они хорошо понимали разницу между теми легкими триумфами и предстоящими грозными сражениями[1971]. И у них были все основания для серьезного беспокойства: Угэдэй замышлял не просто завоевать новые территории, а отлавливать и полностью уничтожать цзиньские армии. Монголы начали с того, что прошли сквозь Шаньси и Шэньси, истребляя цзиньцев и разрушив шестьдесят фортов[1972]. На какое-то время они задержались при осаде основательно укрепленной крепости Фунчжан-фу, которую Ай-цзун потребовал от Хэда и Ила Пуа, утративших рвение, отстоять любыми средствами. Исход был именно такой, какой и ожидали Хэда и Ила Пуа: сокрушительный разгром превосходящими силами Угэдэя. Ай-цзун не прислал подкреплений для снятия блокады, и монголы методично удушали город, отрезая его от источников провизии. Доведенные до отчаяния, защитники крепости сдались[1973].
К маю 1230 года монголы отвоевали все города в бассейне реки Вэй, потерянные во время «потешной» войны 1227–1229 годов. Угэдэй посвятил в свои план Толуя: в 1231 году они должны войти в провинцию Хэнань и навязать цзиньцам решающее сражение. Он одурачит их ложным отступлением на север, в то время как Толуй пойдет на юг в соответствии со стратегией, опробованной Чингисханом, и вступил на территорию Сун, чтобы сделать крюк и напасть на Кайфын с юга[1974].
Стратегия Угэдэя предусматривала координацию действий трех отдельных монгольских армий: Толуй должен был войти на территорию Сун; самому Угэдэю надлежало продвигаться на юг через Шаньси; Сугэдэю (левое крыло) предстояло тоже идти на юг вдоль границ между провинциями Шаньси и Шаньдун и оберегать левый фланг Угэдэя[1975]. Каждая из этих операций заслуживает отдельного анализа, но ясно, что самую важную часть плана должен был реализовывать Толуй. Ему поручалось подойти к цзиньской столице Кайфыну с юго-востока и исключить таким образом необходимость в длительной и тяжелой осаде Дунгуаня, ключевой крепости, благодаря которой цзиньцы чувствовали себе увереннее и в большей безопасности.
В середине 1231 года Угэдэй отправил к сунцам послов с требованием предоставить свободный проход армии Толуя через их территорию, но местный сунский командующий убил их, совершив чудовищный поступок, совершенно не согласовывавшийся с прежними предложениями монголам заключить альянс против цзиньцев[1976]. Угэдэй отправил другую миссию, требуя объяснений, и этой миссии удалось добраться до столицы Сун. Не желая войны с монголами, сунцы извинились за злодеяние, совершенное командующим, но, устраняясь от формальных обязательств в отношении пропуска войск, косвенно дали понять, что не имеют ничего против появления Толуя.
Он соответствующим образом подготовился к очередному знаменитому монгольскому конному броску, взяв с собой незаменимых помощников Шиги-Хутуху и Дохолху-черби, брата Боорчу. Он прошел к западной части территории Цзинь, широким фланговым обхватом проникнув вглубь царства Сун и нарушив его суверенитет. Затем его 30-тысячная конная армия форсировала верховья реки Вэй, поднялась по склонам гор Циньлинь, где всадникам пришлось познать, что такое обморожения и нестерпимый голод