[1977]. Перейдя через верховья реки Хань[1978], он разбил лагерь в горах между верховьем Хань и реки Тао, откуда штурмом взял сунский город Ханьчжун, устроив невообразимую массовую резню.
Причиной массового кровопролития стала, в сущности, морская и речная сноровка сунцев, разъярившая Толуя. После 40-дневной осады на плотах из крепости сумели скрыться 12 000 гарнизонных солдат. В наказание Толуй распорядился убить всех, кто еще оставался в городе, исключая некоторых женщин и детей, которых он взял в рабство[1979]. Потом он двинулся на юг, вдоль реки Цзялинцзян. Оказавшись в глубине провинции Сичуан, идя попеременно по горам и равнинам, «бескрайним, как океан», воины Толуя уже могли разглядеть далекие пики Тибета. В ноябре 1231 года, будто бы захватив в этом походе 140 городов и крепостей, Толуй начал поворачивать на северо-восток. В декабре он остановился лагерем на берегу реки Хань и после некоторого отдыха перешел на другой берег на территорию Цзинь в конце января 1232 года[1980].
Его появление в провинции Хэнань вызвало шок в столице цзиньцев. Имперские советники предлагали перевезти все население в укрепленные города, утверждая, что монголы так устанут после длительного верхового похода, что смогут осадить лишь один или два города. Однако Ай-цзун решил иначе: его народ настрадался, и его нельзя больше подвергать мучениям. Проявив высокую моральную стойкость, он повелел набрать еще одну армию для защиты западных и южных границ Хэнань от монголов[1981].
Учитывая значительное уменьшение численности войск после тяжелейшей одиссеи, Толуй решил повременить с решающим сражением против цзиньцев и развязать войну на истощение. Оказали на него влияние и долгие разговоры с Угэдэем, убежденным в правильности тактики изнурения таких «мягкотелых» людей, как китайцы[1982]. Командующий цзиньцами хотел дождаться, когда Толуй попытается форсировать Хуанхэ, и тогда напасть на него, но из Кайфына требовали незамедлительных результатов. Отрывочные стычки с авангардом Толуя предназначались для того, чтобы заманить цзиньцев в ловушку, но они раскусили трюк. Чувствуя себя в безопасности, цзиньский командующий отменил боевую готовность, а Толуй устроил в густом лесу засаду и захватил весь вражеский обоз. Чтобы скрыть этот промах, цзиньский командующий сообщил, будто предыдущая стычка была на самом деле грандиозной битвой, которую они выиграли; доверчивый Ай-цзун был вне себя от радости[1983].
Тем не менее цзиньцы жаждали возмездия за унижения. Дразня и забрасывая стрелами цзиньцев, монголы отступали в горы, где Толуй приготовил засады в пещерах на скалистых склонах. Мало-помалу монголы заманили цзиньцев на самый верх, в снега. Цзиньцы, непривычные к снегу, потеряли много людей из-за обморожений[1984]. Но и победу монголов следовало бы назвать не иначе, как пирровой. И во время маневров, и в ранних операциях в Сичуане им катастрофически не хватало съестных припасов, они не могли привычно кормиться за счет местного населения, а зимняя охота на дичь была скудная. Голодная смерть была реальностью, избегать ее удавалось каннибализмом — единственные и бесспорные случаи зафиксированы именно в этот период монгольской истории[1985].
Рассеяв цзиньских преследователей, Толуй двинулся прямо к заставе Дунгуань у слияния рек Хуанхэ и Вэй. Кто бы ни шел с юга, должен был неминуемо пройти через перевал, который сейчас цзиньцы заблокировали огромной армией. Значительно уступая в численности войск, Толуй решил применить испытанный прием — ложное отступление — и выслал вперед конницу Шиги-Хутуху, чтобы заставить противника пуститься за ней в погоню; но тактику цзиньцы разгадали[1986]. Толуй оказался в затруднительном положении: отступление деморализовало бы войска, перетерпевшие уже столько бед; лобовая атака на укрепленные позиции противника была слишком рискованной.
Сначала Толуй попытался выманить цзиньцев почти самоубийственным броском тысячной конницы Дохолху-черби на расстояние полета стрелы, но цзиньцы оказались ловчее и проворнее, и налет завершился неприемлемо большими потерями людей, когда Дохолху уходил обратно[1987]. В такой безнадежной ситуации оставался один выход — прибегнуть к магии. Толуй обратился за помощью к колдунам из племени канглы, которые предложили устроить обряд вызывания дождя камнями. К всеобщему удивлению, фокус удался, хлынул ливень, Толуй приказал войскам надеть тяжелые дождевые плащи, и, прикрываясь стеной дождя, войско Толуя проскользнуло через передовые посты цзиньской армии и оказалось в местности, изобиловавшей и провиантом, и одеяниями, оставленными крестьянами, бежавшими от войны, затеянной их властителями[1988].
Три дня и три ночи мчалось конное воинство Толуя, убегая от хлестких потоков ливня, лишь иногда останавливаясь передохнуть в деревнях. Цзиньцы, когда поняли, что их обвели вокруг пальца, бросились в погоню. Но им не повезло: на четвертый день ливень превратился в снегопад, вся местность вокруг была покрыта снегом и льдом, а деревни, в которых они пытались найти прибежище, были полностью опустошены монголами[1989]. Еще три дня непогода терзала цзиньцев, в то время как монголы, опережавшие их, успевали отдохнуть в укрытии деревень. Прошел еще один день, снежная буря не прекращалась, но Толуй решил, что его люди достаточно отъелись, набрались сил и были готовы к сражениям. Он двинулся обратно по следам, пока не нашел цзиньцев, понурых, еле переставлявших ноги и «напоминавших стадо овец, идущих, упираясь носами в хвосты друг друга». Неминуемо произошла еще одна массовая кровавая бойня: монголы накинулись на своих жертв, как львы на перепуганных антилоп. Лишь немногим цзиньцам удалось уйти в снежных завихрениях, пять тысяч цзиньских воинов остались лежать в снегу[1990].
А дальше монголы еще раз продемонстрировали свою уникальную способность находить выход из самых затруднительных ситуаций. Когда они вышли к Желтой реке возле того места, где находится современный Лоян, перед их глазами предстало широкое русло, разбухшее от дождей и половодий. К счастью, половодьями на берега нанесло множество огромных валунов. Толуй поставил перед своими воинами геркулесову задачу перетащить камни в реку и построить нечто вроде примитивных молов, разделяющих мощный поток на отдельные русла и уменьшающих глубину. Через неделю каторжного труда конница Толуя перешла по этой импровизированной гати; говорили, будто бы тогда впервые удалось перейти вброд нижнее течение Желтой реки[1991]. Монголы разрешили проблему, долгое время ставившую в тупик чжурчжэней и до и после перевоплощения в династию Цзинь: как провести коней через глубокие реки[1992].
Оказавшись на другом берегу, Толуй уже смог отправить к Угэдэю гонцов с сообщениями о своем местонахождении. Угэдэй, тревожившийся за исход опасной экспедиции брата, был рад хорошим вестям. Сам же он дошел до южной оконечности Шаньси и, повернув на восток, двигался в направлении Кайфына. Его задержала лишь затянувшаяся осада Хэчжуна, длившаяся тридцать пять дней: взять город удалось с помощью пирамидальной башни высотой 200 футов[1993]. Разозлившись на правителя, так долго не желавшего сдавать город, он сразу же приказал его казнить; Угэдэй еще больше рассвирепел, когда узнал, что из города на лодках бежал военный комендант с тремя тысячами воинов. Этот подвиг не помог цзиньскому командующему: когда он уже чувствовал себя в безопасности, его обвинили в трусости и обезглавили[1994].
В некотором смысле более трудная задача стояла перед Субэдэем, командовавшим третьей армией: ему противостоял самый многоопытный цзиньский полководец Ваньянь-И, автор почти всех успешных операций в долине Вэй и Ганьсу в период междуцарствия 1227–1229 годов. До того как поступить в распоряжение Толуя, Дохолху-черби потерпел поражение от Ваньяня-И — в чем он винил больше Субэдэя, не оказавшего своевременной поддержки. Не желая марать репутацию брата Боорчу (фактически канонизированного в монгольском пантеоне в качестве самого давнего друга Чингисхана), Угэдэй принял довольно слабые объяснения Дохолху и возложил вину на Субэдэя, до которого ему, вообще-то, никогда не было никакого дела. Угэдэй сравнил поражение Дохолху с «укусом блохи», что можно считать образцом рационалистического мышления:
«Со времен Чингисхана мы много раз сражались с армией Китая и всегда побеждали; мы захватили большую часть их земель. Сейчас они нас побили, это всего лишь знак их беды, лампа перед тем, как сгореть, вспыхивает и загорается ярким светом, и тут же гаснет[1995]».
Когда Субэдэй проиграл небольшое сражение Ваньяню-И, оценка Угэдэя подтвердилась. Субэдэй провел блистательные кампании в Восточной Шаньси и Западном Ляодуне при активной помощи в последнем случае многократного перебежчика Янь-ши. Этот загадочный персонаж Янь-ши — в китайской коммунистической историографии возведенный в ранг лидера «лендлордов» в противовес лидерам крестьянского движения «красных курток»[1996]