[2254]. Фридриха отлучали от церкви четыре раза, а Григорий IX обозвал его антихристом. Надеялись, что избрание нового папы в 1243 году все изменит, но Иннокентий IV, заняв святейший престол в июне, сразу же подтвердил отлучение императора[2255].
Фридриха и папство больше интересовала внутренняя междоусобица, а не надвигающаяся внешняя угроза монголов; обе стороны конфликта заявляли, что они ничего не смогут предпринять против Батыя и Субэдэя до тех пор, пока кто-то из них не преклонится и не запросит мира. Верно, Фридрих в посланиях Святому Людовику Французскому и Генриху III Английскому предлагал предпринять совместные действия против монголов[2256], но это предложение было обыкновенной дипломатической уловкой, рассчитанной на то, чтобы получить пропагандистские дивиденды, показать недееспособность папства, как, собственно, и самого Фридриха, в отношении монголов. Настолько слабым был его ответ «кентаврам степей», что появились слухи, будто он и пригласил монголов в Европу[2257].
Единая Европа была бы непреодолимым препятствием для Батыя и Субэдэя, но именно в этот период наивысшей опасности Запад был безнадежно разделен; монголам не надо было даже задумываться о необходимости сеять раздоры в стане врага. Соответственно, монгольские вожди могли быть абсолютно уверены в успехе. Батый и Субэдэй планировали ввести в Венгрию основную армию численностью 30 000 человек и усиленную пленниками из Руси, которым было приказано идти в передовых колоннах. Однако им надо было учесть и возможность того, что на помощь Беле IV могут прийти Польша, Богемия и даже Фридрих II. Поэтому они предусмотрели и одновременное вторжение в Польшу армии численностью 20 000 человек во главе с Каданом[2258], вторым сыном Угэдэя, и Байдаром, сыном Джагатая[2259].
Они руководствовались классической монгольской стратегией: защищать фланг, которому угрожают, нападением на потенциального противника на этом фланге. Кадан и Байдар получили инструкции не углубляться в Моравию, если захватят Польшу, а после нейтрализации фланговой угрозы повернуть на юг для воссоединения с Батыем и Субэдэем в Венгрии. Выйдя из Волыни, двое напористых царевичей 13 февраля 1241 года переправились через замерзшую Вистулу (Вислу) по обледенелой дамбе и разгромили польское воинство, ожидавшее их на другой стороне возле Турска.
Разведка, как всегда, действовала безукоризненно, и они знали все изъяны у поляков, в том числе их склонность к раздорам. Территория Польши XIII века примерно соответствовала южной половине современного польского государства; Балтийское побережье занимали тевтонские рыцари и литовцы, вытеснившие поляков вглубь страны. Остававшийся огузок был разделен на четыре самостоятельных мини-государства[2260]. Это были владения Болеслава IV, коронованного короля Польши, провинции Краков и Сандомир Конрада Мазовецкого, Мечеслава (Мешко) II, герцога Оппельн-Ратибор (современные Ополе и Рациборж) и герцога Генриха II Силезского. Самым могущественным среди них был Генрих Силезский, хотя вспыльчивый Болеслав требовал, чтобы остальные трое князей преклонялись перед ним, провоцируя неизбежность гражданской войны[2261].
Поляки практически во всем уступали монголам. В христианских армиях была никудышная дисциплина, минимум организационного начала и штабного руководства. Помимо борьбы за власть, нацию раздирали взаимная подозрительность и ревность, командиры назначались на основе родовитости, а не способностей. Поляки были вооружены обычно копьями и палашами, а это оружие эффективно только на близком расстоянии. Монголы же использовали дальнобойные луки и даже некоторые примитивные взрывные устройства, и они больше полагались на скорость, а не на тяжелые доспехи. Наконец, имели значение и внешние различия между громоздким христианским командующим, штандарт которого был хорошо виден в гуще сражения, и монгольским полководцем, вездесущим, маневренным и подававшим команды флагами[2262]. Известно, что поляки уже испытывали благоговейный страх, внушенный монголами. К тому времени на Западе монголов рутинно называли «татарами» — по наименованию одного из племен Монголии, ассоциировавшемуся с Тартаром, «царством мертвых» в классической мифологии[2263].
Продвигаясь на запад к Люблину, монголы, похоже, на время разделились, Байдар и Кадан стали командовать самостоятельными туменами, назначенными Субэдэем. Совершенно ясно, что в Польше действовали два тумена, хотя приверженцы школы «преуменьшения» настаивают на вторжении лишь одного тумена, несмотря на то, что в таком случае было бы абсурдно делить его[2264]. Конечно, тумены, как и римские легионы, редко были укомплектованы полностью, но надо учитывать, что в них могли зачисляться и воины, захваченные в Руси[2265].
Корпус Байдара повстречался с армией Болеслава IV 18 марта при Хмельнике и практически истребил ее. Поражение было сокрушительное. Самый авторитетный польский историк, проживающий в англоязычном мире, написал, что за какие-то мгновения был уничтожен цвет дворянства Малой Польши (юго-восточная часть современной Польши)[2266]. Болеслав бежал и больше не принимал участия в сражениях, хотя разрешил жителям Моравии вступать в бои с монголами по своему разумению. Два монгольских корпуса вскоре воссоединились и двинулись на Краков. Город был пуст, монголы вошли в него молча в Вербное воскресенье и сожгли дотла.
Поляки успели разрушить мосты через Одер, но это не сдержало монголов: они переправились через реку у Ратибора на самодельных лодках. Следующей жертвой стал Бреслау (современный Вроцлав), столица Силезии. Они завладели основным городом с необычайной легкостью — некоторые авторы утверждают, что Генрих Силезский преднамеренно сдал его, чтобы замедлить экспансию монголов, но цитадель продолжала оказывать упорное сопротивление; ее штурм мог обойтись дорого, и Байдар решил обойти столицу стороной[2267]. Он получил разведданные о том, что Генрих Силезский находится в Лигнице (Легнице) с большой армией, ожидая прибытия шурина Вацлава I Богемского. Байдар и Кадан решили не вовлекаться в длительные и стратегически бессмысленные осады укрепленных цитаделей и атаковать Генриха, прежде чем к нему придут подкрепления[2268].
9 апреля 1241 года в десяти милях от Лигница, под Вальштаттом, произошло одно из самых трагических событий в истории Польши. Монголами командовали Байдар, Кадан, Орда. Поляки, которыми командовал Генрих Силезский, были представлены четырьмя корпусами: отборное воинство самого Генриха, состоявшее из силезских рыцарей, ополченцев из Моравии и элитных отрядов воинствующих орденов — тамплиеров и госпитальеров; баварцы Болеслава; Мечеслав с армией Оппельна/Ополе; Сулислав, брат пфальцграфа (воеводы) Кракова, убитого в Хмельнике, с рекрутами, в том числе и новобранцами из Великой Польши. В принципе, это была грозная сила[2269].
Генрих прибыл на поле битвы с уверенностью в том, что монголы не смогут противостоять тяжеловооруженным рыцарям. Рассказывали, будто ему на голову чуть не упал камень с крыши церкви Пресвятой Девы Марии в Лигнице, когда он проезжал рядом со святилищем, что было истолковано как плохое предзнаменование[2270]. Генрих избрал тактику волнообразных атак на монгольский передовой центр, надеясь расстроить ряды противника и заставить монгольских всадников сметать и растаптывать друг друга. В первой волне шли силезские рыцари, а во второй — Сулислав со своим контингентом, но обе колонны были остановлены шквалом монгольских стрел[2271]. Затем он отправил вперед баварцев, которыми прежде командовал Болеслав. Создавалась видимость, будто монголы дрогнули и начали отходить, но, отступая, они образовали на флангах дымовые завесы, используя «дымовые бомбы», усовершенствованные в Китае в войне против цзиньцев, уводили польскую кавалерию от пехоты и одновременно и скрытно усиливали свои фланги собственной легкой конницей. Никогда прежде не сталкиваясь с подобным оружием, силезцы позднее сочинили историю о том, как монголы развернули огромное знамя, из которого вылетело облако «миазмов», ядовитых веществ, вызвавших массовое отравление и рвоту в войске[2272].
Это рационалистическое разъяснение появилось после битвы, но в данный момент поляки испытывали эйфорию. Видя, что монголы отступают и образуется большая прогалина между баварцами, преследующими противника, и его собственным войском, Генрих для поддержки наступления отправил кавалерию Мечеслава. А монголы усилили эффект ложного отступления. Задымление стало гуще, и в дымном сумраке поляки услышали дикие вопли на их родном языке: «Беги! Спасайся!» Мечеслав замешкался, заподозрив, что баварцы попали в засаду, но, ничего не видя, отошел на безопасное расстояние[2273]. Уже все польское воинство распалось и пришло в полное смятение. А монголы начали мощное контрнаступление. Тяжелая кавалерия заходила с флангов, легкая конница обрушила на запаниковавших поляков лавину стрел.