[854]. Чингисхан содержал восемьсот соколов и столько же сокольничих, и по его приказу в лагерь еженедельно на пятидесяти верблюдах доставлялись лебеди, излюбленные жертвы этих хищников[855].
Если Чингисхан действительно ценил сыновей, то к женам и дочерям относился рутинно, можно сказать, с точки зрения функциональности. По крайней мере, у него было пять родных дочерей: Ходжин-беки, Цэцэйхен (Чечегейн), Алахай, Тэмулэн и Алталун, и он использовал их как шахматные фигуры в игре династических бракосочетаний[856]. Для себя и своих сыновей он подбирал жен, исходя из двух принципов: они должны были представлять либо племена, с которыми надо крепить союз, такими как унгираты или икересы, либо олигархические семьи из покоренных племен, таких как найманы, кереиты, меркиты, татары, тангуты и прочие. Напрасно было бы ожидать, что Чингисхан женился на Бортэ по любви. Скорее всего, он вообще не «любил» ни одной женщины так, как это чувство понимается на Западе в XXI веке, но, без сомнения, испытывал некоторое влечение и симпатию к Хулан, жене «номер Два», которую брал с собой в военные походы. Хулан (ок. 1164–1215) была меркиткой, дочерью вождя Даир-усуна: от нее родился сын Кюльхан, убитый впоследствии в Руси[857].
Поскольку связь с ней началась вскоре после женитьбы на Бортэ, Чингисхан первое время беспокоился на предмет того, как жена «номер Один» отреагирует на жену «номер Два». Посредником стал Мухали. Он терпеливо объяснял, что Чингис не остыл к Бортэ и вовсе не пренебрегает ею, но монголы не будут уважать хана, предпочитающего моногамию, и, кроме того, он женился на Хулан ради государственных интересов. Бортэ заверила посланника, что у нее нет никаких возражений, ибо желания господина — закон. Хотя и было видно, что Хулан предпочтительнее для Чингисхана, он продолжал оказывать внимание Бортэ, демонстративно усадив ее рядом на коронации в 1206 году[858].
Есуген, татарка, занимала третье место в иерархии жен, Гунджу, дочь императора Цзинь, полученная в качестве дара за мир, была женой «номер Четыре» и Есуй, сестра Есуген, была женой «номер Пять». Как сообщают источники, Гунджу была некрасива, и Чингисхан не имел от нее детей (она играла роль Анны Клевской при Генрихе VIII). Мы должны упомянуть и жену «номер Шесть». Ею была Ибаха-беки, дочь Джаха-Гамбу, брата Тоорил-хана. Когда Чингис женился на ней, одну из ее сестер он отдал в жены Толую, а другую — Джучи[859]. В общей сложности у Чингисхана было двадцать три официальные жены, шестнадцать постоянных наложниц и гарем из пятисот любовниц, посещавшихся нерегулярно; среди наложниц самой любимой была найманка Гурбесу, с которой у него сформировались очень близкие отношения после довольно тяжелого начала[860]. Вдобавок, действовал приказ-инструкция, постанавливавший, чтобы перед ним проводили всех плененных женщин, и он мог выбрать из них ту, которая ему больше понравится. Персидский историк Джузджани рассказывает, что во время Хорезмской кампании 1220–1221 годов караван Чингисхана сопровождали двенадцать тысяч девственниц, отобранных среди пленников[861]. У него еще был девичий оркестр из семнадцати инструментов. Тем не менее биограф Чингисхана пытается убедить нас в том, что Чингисхан никогда не позволял себе сексуальные излишества![862]
Жены доставляли немало хлопот повелителю степей, хотя и непреднамеренно. Сначала похищение Бортэ, потом переживания из-за подозрений, что Наяа задержал доставку Хулан на три дня, чтобы воспользоваться ею[863]. Узнав, что Есуй помолвлена, а ее жених хорош собой и она без ума от него, Чингис выследил его и казнил как шпиона[864]. Возможно, все это вызывалось не сексуальной ревностью, а ощущениями унижения или оскорбления чести и достоинства или негодованием по поводу дерзкого lèse-majesté[865] главы государства. Но проблемы время от времени возникали. Есуген ясно дала понять, что Чингис ей противен, и он отомстил ей тем, что понизил ее статус, повысив ранг сестры Есуй до титула жены «номер Три»[866]. Супружеские неурядицы даже стали сниться Чингисхану. Однажды от какого-то кошмарного сновидения он даже пробудился, весь в поту. Содержание сна можно разгадать по тем действиям, которые он предпринял наяву. Чингисхан вызвал начальника охраны, сообщил ему о том, что разводится с женой «номер Шесть» — Ибахой, сейчас же, и приказал офицеру жениться на ней и получить все ее хозяйство, имущество, состояние — в сущности, удостоив его значительного повышения по службе[867].
Возможно, и покажется неправомерным применять современные мерки к женщинам XIII века, но Бортэ, безусловно, являет собой поразительный пример героического поведения женщины, компенсирующей прохладное отношение мужа активной программой усыновления чужих детей, кстати, очень добродушно воспринимавшейся Чингисханом. В числе приемных детей были бесут Кокочу, ушин Борохул и тангут Учаган-нойон, ставший одним из трех «пятых сыновей» хана. Некоторые авторы утверждают, что все эти усыновления сомнительны в документально-историческом отношении. Однако, учитывая широкое распространение практики усыновления в средневековой Монголии, мы можем с большой долей вероятности признать действительными приведенные выше факты. И ввиду очевидных признаков чернового экуменизма в практике усыновления, мы также можем предположить, что это была осознанная политика Чингисхана.
Его отношение к дочерям отличалось прагматизмом на грани бесчувственности. Возможно, он не согласился бы с мнением Наполеона, считавшего самой лучшей женщиной ту, которая приносит больше детей, поскольку мыслил категориями пользы: по его мнению, самой лучшей женщиной была та, которая помогала создавать и крепить политические союзы. Все пятеро дочерей от Бортэ были выданы замуж исключительно в династических интересах — в семьи влиятельных правителей и вождей племен. Цэцэйхен была выдана замуж в семейство вождя ойратов Худуха-беки за одного из его сыновей. В источниках нет единого мнения относительно того, за кого именно она вышла замуж — за старшего сына Инальчи или младшего сына Торольчи[868]. Младшая дочь Алталун (любимица) обручилась с одним из его главных командующих — Тайчу; Тэмулэн стала женой Чигу, внука унгирата Дай-сечена[869]. Старшая дочь Ходжин вышла замуж за икереса Боту, а третья дочь Алахай — за предводителя онгутов, племени, обитавшего возле северных границ Китая и имевшего жизненно важное значение для реализации планов Чингисхана завоевать империю Цзинь. Перед отбытием на обручение с Алахуш-дигитхури, вождем онгутов, Чингисхан инструктировал дочь:
«Ты должна служить мне опорой. Когда я отправляюсь в экспедицию, ты остаешься моим помощником; когда я иду галопом, ты должна быть моим скакуном. Помни: жизнь коротка, а слава вечная! Нет лучшего друга, чем твоя благородная душа. Самого злостного врага страшнее душа обидчивая и слабая[870]».
Иными словами, Алахай должна была стать его «глазами и ушами» при онгутском дворе, оказывать воздействие на политику в интересах Монголии и предупреждать Чингиса обо всех неблагоприятных тенденциях и намерениях в ее окружении. Он настолько доверял ей, что поручил надзирать за своим великим полководцем Мухали. Алахай оправдала его надежды. Она была женой четырех онгутских князей: сначала — самого Алахуш-дигитхури, потом, когда он умер, — его сына Алахуша, затем — Шенгуя, племянника Алахуша, и наконец — Боёха, брата Алахуша Младшего — в духе героического самопожертвования, только для того, чтобы Чингис мог держать онгутов в ежовых рукавицах[871].
В неустанном стремлении сохранить политическую экзогамию Чингисхан всегда опирался на племя унгиратов, прежде всего на клан Дай-сечена[872]. Он разрешал заключать смешанные браки только с унгиратами, икересами и ойратами; браки с уйгурами и онгутами носили преднамеренно односторонний характер: то есть Чингис запрещал сыновьям жениться на уроженках этих племен, хотя уйгуры и онгуты могли брать в жены монгольских царевен[873].
Статус монгольских женщин был достаточно высок — естественно, по средневековым, не современным стандартам. Главную причину мы уже упоминали: в условиях кочевого и охотничье-собирательского образа жизни узкая специализация и разделение труда были невозможны. В оседлых, земледельческих обществах Средневековья первостепенную значимость приобрело землевладение, женщины получили свое четко обозначенное место в жизни, их главным назначением стало воспроизведение наследников для обработки земли[874]. В монгольском обществе, напротив, женщины были призваны исполнять множество функций, которые в более развитых странах возлагались на мужчин, и особенно насущная необходимость в этом возникала во время военных кампаний[875]. Одна из максим Чингисхана на эту тему звучала так: «Мужчина не может уподобляться солнцу и повсюду присутствовать; когда хозяин на охоте или на войне, женщина должна поддерживать домашний очаг в хорошем состоянии и в надлежащем порядке»