[876]. В словах «хорошее состояние» и «надлежащий порядок» заключается масса дел. В дополнение к рутинным обязанностям по ведению домашнего хозяйства и уходу за скотом женщина должна была уметь править повозкой, в которую могли быть запряжены до двадцати лошадей, когда после 1206 года вошло в привычку перевозить с места на место огромные и богато убранные юрты кочевой знати. Зачастую одной женщине приходилось управлять тридцатью телегами, соединенными друг с другом; семеро женщин требовалось для перевозки имущества одного олигарха, поскольку все пожитки и детали его роскошной юрты можно было уложить только на двухстах телегах; мало того, один олигарх-многоженец мог иметь несколько таких передвижных юрт-дворцов[877]. Женщины должны были в совершенстве владеть мастерством возниц, знать, как выстроить весь «поезд», правильно рассчитать груз для каждой лошади и каждого верблюда. А после выбора нового места для стойбища те же самые женщины должны были установить все юрты таким образом, чтобы между юртами жен олигарха было расстояние не менее дальности броска камня[878].
Женщины иногда становились и воителями. Когда монголы покинули Оэлун после смерти Есугея, она подняла над юртой боевое знамя борджигинов наперекор тайджиутам и даже участвовала в стычках[879]. Известны еще более драматические эпизоды, случившиеся в поздней истории. Во время войны в Трансоксиане в 1220–1221 годах в один из домов ворвался разъяренный монгол и начал рубить всех наповал. Не сразу аборигены поняли, что это «всего лишь» женщина, ее скрутили и убили[880]. У Хайду, племянника Хубилая, была дочь, не знавшая поражений в борьбе. Подобно Аталанте Калидонской, она дала обет, что никогда не выйдет замуж за мужчину, который не победит ее в борьбе. Каждый раз, когда она побеждала противника, а это ей всегда удавалось, побежденный обязывался заплатить за поражение сотней отборных коней. Она повалила наземь более ста мужчин и получила более 10 000 лошадей[881].
У монголов были распространены и полигамия (многоженство), и полигиния (сожительство с несколькими наложницами или любовницами), но строго соблюдалось правило наследования сыновей, рожденных главной женой. Практиковался и левират — обычай, когда сын после смерти отца мог жениться на мачехе, а младший брат или кузен покойного имел право или обязывался жениться на вдове[882]. Браки заключались не по прихоти или по любви, а в интересах рода или, что еще важнее, всего племени. Они заключались не пожизненно, а навечно, в расчете и на загробную жизнь. Кочевники считали экзогамию исключительно важной для того, чтобы предотвратить межродственное скрещивание, и для этого они соблюдали первую и вторую степень кровного родства и не различали родство по браку. Вдове не разрешалось выходить замуж «вовне» на случай, если она понадобится супругу в загробной жизни; по этой причине младшие сыновья могли жениться на всех женах усопшего отца, но не на матери[883]. Члены клана борджигинов не брали в жены представительниц клана тайджиутов, потому что это считалось бы эндогамией.
Как бы то ни было, в более поздний период истории Монгольской империи опасения Чингисхана по поводу межродственного скрещивания постепенно забывались, как и барьеры кровного родства. Причина одна: множество смешанных браков с унгиратами. Неслучайно историки отметили резкое сокращение продолжительности жизни ханов с двадцатых годов XIII века к пятидесятым годам XIV века — только Хубилай в Китае прожил дольше Чингисхана — и некоторые авторы связывают это обстоятельство с единокровными браками[884].
В браках женщины, без сомнения, рассматривались как предметы движимого имущества, то есть как крепостные, каковыми они были во всех средневековых обществах. Хотя надо сказать, что и большинство мужчин, не принадлежавших к сословию олигархов, таких как дровосеки или водоносы, были, в сущности, рабами или такими же невольниками и находились не в лучших условиях. Тем не менее, реальное положение женщин при Чингисхане существенно изменилось в лучшую сторону. Во-первых, изнасилование стало противозаконным деянием, тогда как прежде похищение и сексуальные домогательства были неминуемой повседневностью. Мало того, до Чингисхана только женщин казнили за адюльтер, теперь наказывались представители и того, и другого пола, если, конечно, кому-то не удавалось откупиться[885]. Женщины теперь сами решали, выходить или не выходить замуж, а «малозначительные», далекие от олигархии женщины — выходить или не выходить замуж повторно. Монголы никогда не придавали особого значения девственности как предварительного условия для женитьбы, хотя секс с незамужней девственницей карался смертной казнью, и никого не интересовало наличие прежних браков и прежних детей. Вот почему ворчание Джагатая по поводу сомнительных обстоятельств рождения Джучи считалось неуместным и недостойным.
Новый свод законов Великая Яса допускал возможность развода при взаимном согласии, хотя хан не дал женщинам автоматического права уходить от мужей по своему усмотрению, предоставленного, тем не менее, мужчинам[886]. Но женщина могла распоряжаться всем семейным имуществом, покупать и продавать, обменивать и торговать им при условии исполнения главного требования Чингисхана: женщины ответственны за то, чтобы их мужчины всегда были готовы к войне, и они всегда должны иметь достаточные запасы еды к зиме. Благосостояние женщин значительно повысилось после того, как Монголия обрела статус империи в Азии. Знаменитый женский головной убор «богтак» («богта») стал еще более нарядным и замысловатым с появлением новых материалов, в том числе и парчи[887].
С учетом изложенных выше оговорок можно все-таки сделать вывод о том, что женщинам при Чингисхане жилось лучше, чем их подругам в любой другой стране Средневековья. Здесь не было явного женоненавистничества: монголы почитали мудрых старух, верили в то, что некоторые из них обладают сверхъестественными магическими силами[888]. Свобода монгольских женщин не была скована китайским обычаем бинтовать ступни ног или персидскими чадрами и арабскими бурками, они были вольны выходить в общество, свободно передвигаться по своему желанию и не вели уединенный образ жизни, как это положено в исламе. О высоком статусе женщин в Монголии свидетельствовали иностранцы, как христиане, так и мусульмане, не одобрявшие то, что женщины там могли быть шаманами, советниками и даже регентшами; Ибн Баттута писал, что следующим шагом будет «полный кошмар» — равенство полов[889]. Однако с возрастанием влияния ислама, буддизма и конфуцианства на женщин налагалось все больше ограничений; особенно это было заметно в Золотой Орде; не осталась в стороне и империя Юань в Китае[890].
Благодаря Чингисхану мы располагаем целой галереей знаменитых монгольских женщин XIII века. Первое место в этом ряду блистательных женщин принадлежит кереитке Сорхохтани-беки, дочери Джаха-Гамбу и жене Толуя. Когда умер Толуй, Угэдэй пытался обручить ее со своим сыном Гуюком, чтобы объединить два двора, но она отказалась и имела на это право, поскольку левират не распространялся на цариц и царевен. Переждав кратковременное правление Гуюка, она добилась избрания ханом своего сына Мункэ, несмотря на противодействие Батыя[891].
Другой яркой личностью была тоже кереитка, несторианская христианка Докуз-хатун, супруга Хулагу, будущего императора Ильхана[892], оказывавшая большое влияние на его религиозные взгляды[893]. Заметный след в истории оставила Эргэнэ-хатун[894], жена Хара-Хулагу, внука Джагатая, правившая Джагатайским улусом десять лет в роли регентши при малолетнем сыне. Для иллюстрации женского политического властолюбия обычно рассказывают о Дорегене, вдове Угэдэя, о том, как в период междуцарствия после смерти мужа она пыталась возвести на ханский престол своего сына Гуюка. Источники расходятся в оценке мотивов: одни отмечают ее острый ум, другие видят в ней хитрую и высокомерную интриганку[895]. Расправа над наместниками, администраторами и придворными, учиненная вдовой в сороковые годы XIII века, была необычайно жестокая и кровавая. Вершить самосуд помогала наперсница Фатима, прежде занимавшаяся сводничеством на базаре. Дорегене умерла при загадочных обстоятельствах, возможно, ее отравили; последовал переворот, и Фатиму судили за колдовство и казнили, как полагают источники, утоплением[896].
Мы рассказали лишь о некоторых женщинах, чьи имена получили наибольшую известность. Но этот перечень можно дополнить и другими именами: Калмыш-ака, Кутлук-Турхан-хатун, Падишах-хатун, Хутулун, Багдад-хатун[897]. Без преувеличения можно сказать, что эти имена никогда не вошли бы в историю без уникального женолюбия Чингисхана.
Глава 7Вторжение в империю Цзинь
В 1211–1216 годах Чингисхана не было в Монголии; он пытался реализовать свою заветную мечту завоевать Северный Китай. Когда впервые ему пришла в голову эта идея, установить невозможно. Некоторые историки полагают, что уже во время контактов с унгиратами, когда он был еще ребенком, у него зародились представления о несметных богатствах империи, простиравшейся на юге. Другие эксперты бол