[940]. Против тангутов они иногда применяли военную силу, но обычно предпочитали вести экономическую войну, прибегая к торговым эмбарго, чтобы поставить на колени «малышню»[941]. В числе непредвиденных последствий такой политики стало отчуждение мусульманских купцов Центральной Азии и их сближение с Чингисханом. Они решили, что только после завоевания монголами Северного Китая они смогут получить доступ к перспективным рынкам «Катая»[942].
И все же самый большой вред нанесли себе цзиньцы войной с империей Сун. Династия Ляо, если не считать ранние конфликты, мирно сосуществовала с Сун большую часть своего исторического времени, тогда как цзиньцы и сунцы были на ножах на протяжении почти всего XII столетия. Вряд ли уже имело какое-то значение прежнее надувательство чжурчжэней, поскольку цзиньцы горели желанием завоевать весь Китай, а среди сунцев преобладали реваншистские настроения[943]. По сути, две империи существовали в разных мирах, чем отчасти и можно объяснить странный характер их взаимоотношений. Северный Китай — это сухие почвы, на которых растет пшеница или просо, здесь холодные зимы и жаркое лето. Китай южнее Янцзы выглядит совершенно иначе: здесь много озер, рек и равнин, здесь теплый, мягкий климат, благоприятный для выращивания риса. Ни одна из империй не могла добиться гарантированной победы. Для завоевания севера требовалась хорошо обученная кавалерия — а именно в этом и заключалось одно из самых слабых мест Сун в военной сфере — в то время как кавалерия была совершенно бесполезна южнее Янцзы, поскольку конница там утопала бы в грязи, и для успешной войны с сунцами в большей мере пригодилась бы военно-морская подготовка.
К тому же отношения между империями Цзинь и Сун были гораздо более сложными, чем обыкновенная вражда двух противников. В мирное время они прекрасно торговали друг с другом. Главными экспортными товарами сунцев были чай, медикаменты, имбирь, ладан, шелк и парча. Из Цзинь сунцы завозили золото, жемчуг, кедровые орехи, корень лакричника, меха. Через гавани Южного Китая импортировались меха, пушнина, ковры, персидские и индийские хлопчатобумажные ткани, иностранные шелка, оружие, доспехи, седла, красное и черное дерево, фармацевтические препараты, благовония, акульи плавники, бетель, черепашьи панцири, кораллы, самоцветы, слоновая кость и специи. Доходы от торговли покрывали ежегодную дань, которую сунцы платили Цзинь по условиям мирного договора 1142 года[944]. В экономическом отношении их государство было сильное; они знали, как стимулировать торговлю снижением пошлин, и некоторые историки провозгласили их «посредниками мирового рынка»[945].
Помимо законных торгово-экономических связей, процветала и контрабанда. Причем поток контрабандных товаров шел в обоих направлениях. С юга завозились специи, скот и рис, которые в империи Сун было запрещено экспортировать. С севера контрабандисты гнали лошадей, а их в Цзинь всегда не хватало и коневодство жестко контролировалось. Тем не менее, коней вывозили, и сунцы таким образом вызнали в Цзинь некоторые секреты применения кавалерии в войне. В то же время дезертиры из Сун передали цзиньцам секреты кораблестроения и ведения боевых действий на море[946]. В сухопутной войне всегда одерживали верх цзиньцы: сунцы не могли противостоять их коннице. Но Чингисхан прекрасно знал, что империя со 100-миллионым населением способна мобилизоваться и создать серьезную угрозу для северного соседа с населением сорок миллионов человек, среди которых всего лишь четыре миллиона чжурчжэней[947]. Великий хан всегда держал наготове сунскую козырную карту, чтобы пустить ее в ход в любой момент.
В финансово-экономическом отношении империя Цзинь тоже была достаточно сильная, и Чингисхану было бы нелегко найти в ней слабые места. В экономике важное место занимали все три ведущие отрасли — земледелие, шелководство, скотоводство. В провинции Шаньдун добывалась соль, в больших количествах изготавливались разнообразные вина, смешанный тип экономики развивался и в других провинциях. Внешняя торговля была монополизирована государством, но добычей золота, серебра, меди и железа занимались частные предприятия. Цзиньцы жили за счет налогов на землю, имущество и коммерческие транзакции, но внезапно разбогатели, разгромив сунцев и завладев их казной в Кайфыне в двадцатых годах XIII века. Добыча тогда была фантастическая: 54 миллиона кусков шелка, 15 миллионов кусков парчи, 3 миллиона слитков (150 миллионов унций) золота, 8 миллионов слитков (400 миллионов унций) серебра, миллионы бушелей зерна, целые склады с оружием, множество картин и других предметов искусства, ценных текстильных изделий.
Как бы то ни было, к 1191 году в резервах государственной казны Цзинь осталось 1200 слитков золота и 552 000 слитков серебра[948]. Причины отчасти связаны с традициями и отчасти с коррупцией. В народных обычаях чжурчжэней большое значение придавалось подаркам, и огромных трат требовало соблюдение правил этикета, гостеприимства и вознаграждения. Один победоносный полководец получил в знак благодарности две тысячи унций серебра, две тысячи кусков холста, одну тысячу рабов, одну тысячу лошадей и один миллион овец[949]. Коррупция поразила все высшие эшелоны власти. Бюрократы, назначенные проводить земельную реформу и устанавливать равенство землевладений, обыкновенно старались в первую очередь захватить земли для себя и для своих обширных семейств. Мораль в войсках была низкая, процветала та же коррупция, в ходу были все те же мошеннические трюки — приписки и урезывание рационов. Развращенные чжурчжэньские вельможи и сановники захватывали государственные транспортные суда, вымогали «мзду» у купцов, очищали и продавали соль, занимались нелегальным изготовлением и продажей алкоголя[950]. Никто не отвечал за сохранность жизненно необходимых запасов риса и зерна, хотя они и составляли основу армейского рациона питания, не говоря уже о том, что эти продукты, в отличие от драгоценных металлов, больше всего страдали от засух и наводнений.
На боеспособности армии Цзинь сказывалась и хроническая нехватка лошадей. Судя по историческим источникам, в империи Ляо коневодством занимались гораздо более эффективно, чем в Цзинь[951]. В этой сфере негативно повлияли два фактора. В восточной части империи широкое распространение получил бандитизм, и в основном он заключался в краже скота, прежде всего лошадей. Кроме того, восстание киданей в 1160–1162 годах привело почти к полному исчезновению имперских табунов. Благодаря талантам «хорошего» императора Ши-цзуна, к концу его правления поголовье домашнего скота возросло: в империи насчитывалось 470 000 лошадей, 130 000 волов, 4000 верблюдов и 870 000 овец, хотя, если говорить о численности овец, то их поголовье все равно не достигло размеров выше упомянутого дара полководцу-триумфатору. Численность лошадей в империи Цзинь ничтожна в сравнении с табунами у монголов, и указанные почти полмиллиона лошадей — это всего лишь половина тех табунов, которыми располагала династия Ляо столетие тому назад — в 1086 году[952].
И все же самый большой изъян империи Цзинь таился не где-нибудь, а в реке Хуанхэ (Желтой реке). Шестая по протяженности река в мире (3395 миль), Хуанхэ протекает по девяти китайским провинциям и впадает в Бохайское море (залив Бохайвань Желтого моря). В начале своего маршрута она огибает царство тангутов Си Ся, направляется на северо-восток, потом на восток, на юг, образуя три стороны неправильного треугольника, и наконец несет свои воды строго на восток через проход Хангу и Северо-Китайскую равнину в море[953]. Эта треугольная часть реки и формирует знаменитую излучину Ордос, где мало осадков и много пустынных или полупустынных ландшафтов. К северу от долины Вэй располагается Лёссовое плато — из-за лёсса этого плато река и имеет желтый цвет. Наводнения и бесконечные перемены русла на протяжении всей истории и побудили китайцев назвать Хуанхэ «мукой Китая» и «бичом сыновей Хама»[954]. За период в 2540 лет до конца Второй мировой войны река выходила из берегов и затопляла все вокруг 1593 раза и меняла направление русла двадцать шесть раз; и в тех, и в других случаях люди страдали от массового голода и эпидемий. Во время наводнений 1887 года погибло два миллиона человек; в 1931 году это стихийное бедствие погубило от одного до четырех миллионов человек; аналогичное бедствие в 1332–1333 годах (монгольская эра) унесло жизни, по сообщениям хронистов, семи миллионов человек. Основная причина наводнений — огромные массы тончайшего лёсса, выносившегося рекой с Лёссового плато: в результате отложения осадков формировались естественные дамбы. Со временем дамбы нарастали, но вода прорывалась и не возвращалась обратно, когда река поднималась выше окружающей местности. Наводнения вызывались также разрушением ледяных запруд в верховьях Внутренней Монголии[955].
Сильные разливы Желтой реки происходили и в XI–XII веках. Наводнения и смены русла течения реки в плодородных землях неизбежно вызывали массовый голод и восстания: они случались с поразительной регулярностью — в 1166–1168, 1171–1177, 1180, 1182, 1186 и 1187 годах. Император Ши-цзун прилагал все усилия для того, чтобы помочь населению, но в условиях политического хаоса, воцарившегося после его смерти в 1189 году, администрация не смогла совладать со стихией Желтой реки