Затем Чингисхан описал наиболее уязвимые места в обороноспособности Цзинь, перечисленные нами выше. Но кампания не будет легкой, предупредил он: в военном отношении цзиньцы — грозный противник. В отличие от других побежденных народов, эти люди следуют правилу guerre à outrance («стоять насмерть»), тогда как разумная нация предпочитает покориться, стать сателлитом и пользоваться местной автономией. Наверняка Чингисхан, произнося эти слова, одобрительно кивнул в сторону своего фаворита — идикута[974].
Потом он приступил к рассмотрению военных проблем. Действительно, в империи Цзинь насчитывается более шести миллионов человек, которых можно призвать на войну, регулярная армия состоит из полумиллиона пехотинцев и 120 000 конных лучников и располагает несколькими вроде бы неприступными крепостями[975]. Но за этими устрашающими общими сведениями скрываются реальные тактические изъяны. Неравенство в численности войск можно компенсировать мобильностью монгольской конницы. Могут ли лучники Цзинь выпустить точно в цель пять стрел и уйти за пределы досягаемости, как это привычно делают монголы? Для того чтобы достичь мастерства монгольских лучников, недостаточно посадить человека на коня и дать ему лук со стрелами, этому искусству его надо обучать с детства. И мобилизация монгольских воинов не наносила такой же ущерб благосостоянию кочевого племени, какой причинялся земледельческому обществу: государству Цзинь дорого обходилась подготовка всадников; для монголов это был повседневный образ жизни[976]. Сама жизнь естественным образом готовила их к военному противоборству. Монгольская обычная лошадь — пони — могла заменить двух боевых скакунов. Монголам не надо было приобретать особых боевых коней, на которых должны выезжать специально подготовленные всадники. Главное оружие монгола — лук — использовался им постоянно, на охоте. Крупный рогатый скот и овечьи отары, которые монголы гнали с собой, помогали решать все проблемы с провиантом; к тому же, всем было известно, что в Китае свирепствовал голод. Для монгольских женщин с детьми не составляло никакого труда следовать в обозе с войском; в оседлых обществах такое сопровождение исключалось[977]. Под конец собрания Чингисхан призвал соратников быть беспощадными и не проявлять милосердия к цзиньцам, которые уже дважды пытались истребить монгольскую нацию — в 1135–1147 и 1162–1189 годах[978].
Чингисхан вначале отправил на юг передовой отряд под командованием Джэбэ, чтобы убедиться в готовности онгутов к войне. Император Цзинь тоже выслал на север свою армию, которая должна была остановить продвижение монголов, но его командующие не отважились войти в пустыню Гоби и занялись разграблением онгутских племен, обитавших у Великой стены. Джэбэ напал на этот анархический сброд и молниеносно расправился с ним, окончательно убедив и онгутов и джуинов в том, что им лучше связать свою судьбу с монголами[979]. Ваньянь Юнцзи заточил провинившихся полководцев и советников в тюрьму, но это не помогло ему отвлечься от тяжелых дум о «непослушании» монголов и их немыслимой дерзости. В его сознании издавна утвердилось представление о кочевниках-варварах, как о существах менее развитых и недостойных его внимания. Он и сейчас думал, что у него достаточно сил для того, чтобы прогнать Чингисхана и его орду; просто ему было непонятно, откуда у этой орды взялось столько ударной мощи, организованности, дисциплины и тактического мастерства[980].
Тем временем Чингисхан поднялся на священную гору Бурхан-Халдун, чтобы посоветоваться с Тенгри, а его подданные совершали трехдневный пост. Он снял шапку и бросил через плечо пояс, демонстрируя полное повиновение божеству. Затем он преклонился девять раз и предложил ритуальное возлияние кумыса, прежде чем погрузиться на семьдесят два часа в каталептический транс. На четвертый день Чингисхан спустился вниз и провозгласил, что бог Неба пообещал ему победу[981].
Он прекрасно понимал, что идет на риск, вторгаясь в Китай. Если его постигнет неудача, то по всей империи прокатится нечто вроде цепной реакции восстаний против монгольского ига, и от его младенческой империи останется рудимент размером не более исходного отцовского племени[982]. Для успеха кампании надо было в первую очередь подготовить эффективную систему материального и продовольственного снабжения. Вероятно, Чингисхан отправился в Китай с армией численностью около 110 000 человек, рассчитывая дополнить ее вспомогательными войсками онгутов — от десяти до двадцати тысяч рекрутов[983].
Для такой армии требовалось по меньшей мере 300 000 лошадей, обеспеченных водопоями и фуражом. Надо было гнать с собой многотысячные стада крупного рогатого скота и отары овец, чтобы обеспечить войска достойной едой. Нужны были тысячи верблюдов и волов для перевозки имущества и военного снаряжения. Конечно, монголы привыкли к переездам на большие расстояния, но и они должны были научиться рационально использовать ресурсы. Главным естественным препятствием была пустыня Гоби, где всегда недоставало колодцев и водопоев. С учетом этого обстоятельства Чингисхан и спланировал поход. Он знал, что ранней весной обычно скудные запасы воды значительно пополнятся таянием снега, и она будет скапливаться в глиняных впадинах и рытвинах. Чингисхан заблаговременно послал разведчиков, и они тщательно обследовали пустыню, наметив возможные маршруты передвижения, водопои и выпасы[984].
Чингисхан оставил править империей брата Тэмуге, а зятю, онгуту Тохучару, поручил командовать двадцатитысячным войском и пресекать любые попытки мятежа. Он разделил армию на западное и восточное крылья, а восточное, самое большое крыло поделил еще надвое, чтобы уменьшить риски, связанные с обеспечением водой и пропитанием. Два восточных корпуса вышли от реки Керулен в марте 1211 года. Чингисхан командовал главными силами, Толуй был его заместителем, а Мухали командовал левым корпусом. Слева от него и дальше к востоку шли войска Джэбэ, Субэдэя и Хасара. Мухали, обладавший импозантной внешностью и статью физически сильного человека, превосходный лучник и выдающийся военный стратег, в прошлом один из «четверых витязей» Чингисхана, теперь стал его самым доверенным полководцем[985]. Западное крыло, где войсками командовали царевичи Джучи, Джагатай и Угэдэй, начало движение от реки Тола, и его главной целью была крепость Чжунчжоу, располагавшаяся в пятидесяти милях севернее Желтой реки, там, где она резко поворачивает на юг, чтобы завершить фигуру подковы. Эта армия вначале шла строго на юг, потом повернула на юго-восток и вступила в пределы Китая на западной окраине онгутских земель.
Здесь нельзя не отметить особенно важную роль онгутов во всей операции. Этнические тюрки, они, подобно кереитам, найманам и меркитам, исповедовали несторианское христианство. Они занимали огромную территорию, простиравшуюся от излучины Ордос на севере вдоль линии современной Великой стены до земель унгиратов на востоке[986]. Их союзничество обеспечивало Чингисхану доступ в империю Цзинь, куда в противном случае было бы трудно пройти: на западе ее прикрывали империя Си Ся и Желтая река, на северо-востоке — густые леса, а на востоке — море. В марте и апреле обе армии шли на юго-восток параллельными курсами на расстоянии 230 миль друг от друга, при этом царевичам надо было пройти несколько большее расстояние — 530 миль, а главным силам — 500. Несмотря на довольно большое расстояние, отделявшее Чингисхана от сыновей, он поддерживал с ними постоянную связь с помощью почтовых лошадей и мог воссоединиться с ними максимум за сорок восемь часов[987].
На западе Гоби царевичи не встретили никакого отпора. В это время года пустыня приобретает самый гостеприимный вид; весна окрашивает в мягкие тона по обыкновению суровую среду обитания с желтыми дюнами, плоскими солончаками, глиняными ложбинами, солеными озерами и низкими кустарниками. Царевичи подошли к Чжунчжоу в мае и без особых затруднений завладели крепостью. Они ждали контрнаступления цзиньцев, но, получив от Чингисхана извещение о том, что противник не собирается идти на запад, решили изучить и нанести на карту излучину Ордос, а также северное и восточное приграничье Си Ся (кстати, монголы начинали свою кампанию против тангутов в 1209 году тоже с берегов реки Толы и нападали на западный регион их государства). Экспедиции обследовали Лёссовое плато на северной стороне подковы Хуанхэ — здесь очень замысловатый ландшафт: 45-футовые песчаные дюны, редкие лесные заросли у кромок воды, луговины и низкие кустарники перемежаются нагромождениями песка, обнаженными лентами глины и отдельными деревьями, в зарослях встречаются сибирская груша, полынь горькая, лакричник[988]. На Ордосе монголы даже смогли пополнить продовольственные запасы: на солончаках быстро набирали вес и овцы и козы. На этом огромном плато водились дикие лошади, дикие ослы, бактрианы и даже снежные барсы[989].
В мае колонны Чингисхана и Джэбэ подошли к стенам Цзинь, отмечавшим границы Китая. Эти фортификации существенно отличались от более поздней Великой стены, которая в виде целостной непрерывной структуры появилась лишь в эру династии Мин (то есть после 1368 года). Тогда севернее Пекина стояли две параллельные линии стен. Поскольку они не соединялись в одну непрерывную цепь, то монголы просто обошли их. В любом случае, они охранялись джуинами, которые восстали, как только началось вторжение монголов