[1126]. Взял этот город Шимо Есянь, верный сподвижник Мухали. Так случилось, что цзиньцы послали нового правителя в Бэйцзин, и он отправился туда морем, высадился на берег Бохайваня и решил добираться до места назначения на лошадях. Прознав об этом, Есянь изловил его на дороге и похитил. Воспользовавшись его именем и мандатом, он выдал себя за нового правителя города и появился в этом качестве у городских ворот Бэйцзина. Оказавшись в городе, он отправил стражей отдыхать, сославшись на то, что монголы ушли. Затем Есянь приказал воинам, охранявшим городские стены, спуститься вниз и подал сигнал Мухали, который вступил в город той же ночью, не встретив никакого сопротивления[1127].
Это был несомненный и грандиозный успех, снабдивший монголов вооружениями, доспехами и запасами различного военного снаряжения. Под их юрисдикцию перешли 108 000 семей, обязанных платить подати, тридцать два города и 10 000 воинов, которых Мухали спас от казни, когда они согласились служить монголам. Благоразумие Мухали дало свои плоды, когда цзиньский генерал Чжан Цзин убил своего командующего на береговом узком плацдарме и покорился монгольскому полководцу[1128]. Узнав об этом происшествии, Чингисхан назначил Чжан Цзина темником — командовать десятью тысячами цзиньских воинов, которых пощадил Мухали.
Монгольский полководец закрепил успех, отправив войска зачищать территорию вокруг Бэйцзина. Они овладели по меньшей мере двадцатью крепостями, взяли в плен до 8000 человек и предотвратили партизанскую войну, спланированную двумя способными молодыми цзиньскими военачальниками. Мухали затем нанес разгромное поражение цзиньской армии в битве у реки Ляохэ. Правда, эта победа была омрачена неудачами, постигшими в другом сражении его соратников Уэра и Ши Тяньсяна. Уэр чуть не погиб в рукопашном единоборстве с цзиньским генералом; Ши Тяньсян спас и его от верной гибели, и монгольскую армию — от краха[1129].
Монголы теперь полностью контролировали долину реки Ляохэ, и Чингисхан приказал Мухали идти на юг — в северо-восточный угол Хэбэя. Тогда-то вдруг и проявилось вероломство Чжана Цзина: он отказался исполнять приказ, его судил военный трибунал и заключил под стражу, откуда узник умудрился сбежать, чем вынес себе смертный приговор. Мухали казнил Цзина, а его брат Чжан Цзи поднял мятеж, убил монгольского посланника, прибывшего, чтобы доставить его к Чингисхану, и вскоре набрал и возглавил внушительную армию. Мухали отменил поход на юг: прежде он должен был сокрушить мятежников, уже завладевших густо населенным регионом в материковой части северо-западного побережья Бохайского залива. Пока Мухали расправлялся с бунтовщиками, Чингисхан вызвал к себе Ши Тяньсяна, чтобы вознаградить за героизм. Великий хан назначил его командующим десятитысячного войска из Бэйцзина и вручил ему вожделенную золотую печать с тигром[1130].
С приходом лета 1216 года Чжан Цзи отважился предпринять наступление. Мухали воздерживался от контрудара до июля, давая коннице время для восстановления сил после перенесенного инфекционного лошадиного заболевания мыт. Чжан Цзи укрылся за стенами Цзиньчжоу возле берега, не желая завязывать сражение с монголами на открытой местности[1131]. Мухали попытался выманить его, отправив явно менее многочисленное войско штурмовать соседний форт, представлявший определенную стратегическую ценность. Чжан Цзи соблазнился и выслал навстречу монголам большую армию, а Мухали оперативно выдвинул свою главную армию на позиции между Цзиньчжоу и цзиньским войском, перекрыв ему пути для отступления. Атаковал противника и Уэр, зажав цзиньцев между двумя монгольскими армиями. В начавшейся безудержной бойне погибло 12 000 человек. Мухали затем вернулся осаждать значительно ослабленную крепость Цзиньчжоу. Чжан Цзи в отчаянии предпринял последнюю дерзкую вылазку, завершившуюся гибелью еще 3000 человек, многие из которых утонули в реке Сяолин[1132]. Разозленный поражением, Чжан Цзи приказал казнить двадцать военачальников, вменив им вину за совершение «тяжкого преступления» — капитуляцию перед монголами. Один из его генералов, опасаясь казни, изловил Чжана Цзи, передал его Мухали и сдал город в обмен на гарантии того, что ему сохранят жизнь. Мухали без промедления казнил Чжана Цзи[1133]. Однако вопреки монгольским традициям он не стал устраивать массовую резню и, как в случае с армией Бэйцзина, включил 12 000 воинов поверженного противника в состав своей армии, благоразумно заручившись согласием Чингисхана.
Вскоре выяснилось, откуда у Чжана Цзи взялось столько сил и стойкости. Он командовал элитным подразделением, каким-то образом сохранившимся и называвшимся «черной армией» из-за черной униформы. Города Ичжоу и Гуаннин все еще проявляли упорство и не сдавались. Мухали избрал их для показательной кары и, захватив после осады и штурма, повелел не оставить там ни одной живой души, естественно, сохранив лишь жизни людям полезных профессий: каменотесам, плотникам, различным ремесленникам и кустарям[1134]. Теперь Маньчжурия, пусть и временно, была покорена. Последним повиновался Ваньну, приславший покаяние из Кореи. Гарантом его верности стал сын, отправленный заложником к Мухали, а сам Ваньну получил разрешение вернуться в горные районы Маньчжурии, граничащие с Кореей, где он и владычествовал в роли местного вождя до 1233 года[1135]. Собственно, не внакладе от смутного времени в Маньчжурии 1215–1216 годов остались лишь эти два человека — Мухали и Ваньну[1136].
Деяния Мухали в Маньчжурии были поистине героическими. Однако самым главным событием 1216 года, без сомнения, была кампания Самухи на юге. Самуха не входил в узкий круг приближенных Чингисхана, все достижения он совершал исключительно благодаря своим талантам. У него не сложились отношения с Шиги-Хутуху, который, по неизвестным причинам, не раскрытым в источниках, ненавидел его и распространял злостные слухи, будто в юности он совокуплялся с козой[1137]. Отправившись в экспедицию в сентябре из Дуншэна (близ современного города Баотоу), где Хуанхэ круто поворачивает на юг, завершая формирование подковы, он шел параллельно руслу реки чуть западнее ее через Ордос и Шэньси и в ноябре вышел к реке Вэй, разграбив город Сянь (современный Вэйнань) на ее южном берегу[1138]. Пройдя еще 375–400 миль к югу, где Вэй сливается с Желтой рекой, Самуха смог увидеть самые разные климатические зоны — от луговых просторов Монголии до субтропиков бассейна Янцзы[1139]. У Яньаня к нему примкнули 30 000 всадников-тангутов, и уже вместе они двигались к реке Вэй, обходя три «чжоу» (Фанчжоу, Яочжоу и Тунчжоу), форсировали Вэй и вторглись на территорию Сун[1140].
Поскольку цзиньцы находились в почти перманентном состоянии войны с сунцами, они не испытывали никаких нравственных неудобств из-за того, что преследовали Самуху. Император Сюань-цзун был убежден, что Чингисхан наконец совершил глупейшую ошибку, позволив монгольской армии действовать так далеко от дома. Он набрал пять отдельных армий, отправив их догонять монголов. Самуха, плутуя, петляя, идя окольными и кружными путями, смог избежать встреч с ними и подойти в декабре к Кайфыну на расстояние всего лишь семи миль и даже захватить город Цзю-чжоу, прежде чем цзиньцы догнали его[1141]. Кайфын был слишком неприступен, но появление монголов вблизи южной столицы вызвало некоторую тревогу. Самуха преднамеренно опустошил окрестные селения и угодья, чтобы еще больше поколебать самонадеянность цзиньцев[1142].
Чингисхан поручал ему провести разведку местности южнее Желтой реки и оказывать постоянное силовое давление на цзиньцев, и это задание Самуха блестяще исполнил. Пока ему все удавалось благодаря мобильности, быстроте маневра и целеустремленности, но сейчас за ним гнались пять армий, жаждавших возмездия. Постоянно маневрируя, он смог разделить их и, не теряя темпа, отступил, избрав наиболее легкий маршрут по южному берегу Желтой реки и долине Ло; прямой путь на север был закрыт укрепленными городами, защищавшими Кайфын на северной стороне. В январе 1217 года Самуха развернулся у Меньчжоу и сокрушил одну из армий преследователей, которая оторвалась от других четырех корпусов. Цзиньцы изумлялись необычайной мобильности и стремительности монгольских ударов: «Они возникали, будто падая с неба, и исчезали, как молнии»[1143].
Потом Самуха перешел Желтую реку по льду и двинулся в направлении Пиньяна на западном берегу Фынь (современный город Линьфынь). Цзиньцы, объединившись в одну огромную армию, продолжали его преследовать. Тангуты, у которых истек срок контракта, ушли от него возле брода Хочин, где Фынь сливается с Желтой рекой. Тогда же император Сюань-цзун надумал объявить амнистию для всех китайцев на службе у монголов, ловко объяснив свое решение тем, что их заставили служить насильственно. Акция была успешной: не менее 13 000 человек дезертировали из войска Самуахи[1144]. Если первоначальная численность его армии составляла 60 000 человек, включая 30 000 тангутов, то после ухода китайцев и с учетом понесенных потерь можно предположить, что от его рати осталось всего-навсего 15 000 боеспособных воинов. Вынужденный почти непрерывно принимать бой, чтобы не оказаться зажатым между цзиньским гарнизоном Пинъяна и огромной армией, наступавшей с тыла, Самуха обошел Пинъян с потерями, которые и он сам считал неприемлемыми. От смертельной опасности его избавила чрезвычайно дееспособная монгольская курьерская служба. Верховное командование, узнав о тяжелом положении Самухи, предприняло отвлекающие атаки на фантомные цели, запутавшие и сбившие с толку цзиньцев, позволив ему уйти от преследования. В феврале он наконец добрался до города Датун, который монголы уже к тому времени захватили, применив все-таки тактику осады на истощение после многих безуспешных лобовых атак