.
Был ли Мухали величайшим полководцем Чингисхана? На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. Безусловно, самые значительные достижения Мухали связаны со временем царствования Чингисхана, хотя многие историки отдают предпочтение Джэбэ. Скептики могут сказать, что все победы Мухали одержал в битвах с деморализованными и посредственными войсками цзиньцев, и на его счету нет побед над лучшими армиями мира его эпохи, наподобие триумфов Джэбэ или Субэдэя[1220]. Чингисхану всегда сопутствовало то, что Наполеон называл ключом к успеху — везение или фортуна, как и таланты своих маршалов. По меньшей мере, троих его полководцев — Мухали, Джэбэ и Субэдэя — можно назвать военными гениями, затмившими своими способностями и достижениями всех соратников Александра Великого, Ганнибала, Юлия Цезаря и Наполеона.
Смерть Мухали приободрила цзиньцев и других страдальцев, натерпевшихся от его походов. Тангуты вышли из войны, в Корее националисты убили монгольского комиссара и весь его персонал, провозгласив независимость[1221]. Цзиньцы прекратили войну с сунцами. Сюань-цзун умер 24 января 1224 года, и на престол взошел Ай-цзун, сразу же признавший ошибкой одновременную войну против монголов и сунцев; позже цзиньцы, став хозяевами и Шаньдуна, начали вторгаться на юг Хэбэя. Они и прежде вели себя коварно: как только Мухали двинулся на запад в 1222 году, они тоже нанесли удар в западном направлении, захватив Дунпин и присовокупив к своим завоеваниям Западный Шаньдун и часть Восточного Хэбэя.
Утеряв чувство реальности, теперь и сунцы решили приступить к завоеванию Хэбэя, но их продвижение, достаточно растянувшееся, остановили монголы под командованием Ши Тяньни[1222]. Патовая ситуация сохранялась до 1225 года. Чингисхан на место Мухали назначил его сына Бола, придав ему в заместители Дайсуна, брата Мухали. Бол был яркой личностью, не только способным полководцем, но и превосходным лингвистом, синофилом, в значительной мере более гуманным, чем большинство монголов[1223]. Почти сразу ему пришлось ввязаться в войну. Еще в мае 1223 года цзиньцы вторглись на юг Шаньси и отхватили немалую территорию. Бол нанес ответный удар, оттеснил цзиньцев обратно за Хуанхэ, завладев богатой добычей. В сентябре 1224 года цзиньцы, воодушевленные войной монголов с сунцами в Хэбэе, вновь перешли Желтую реку. Бол пытался отбросить их, но из-за недостатка войск не преуспел в этом, и цзиньцы сохраняли свои завоевания, простиравшиеся к низовьям реки Фынь, вплоть до 1231 года.
Раздосадованный Бол отправился в Монголию просить совета у Чингисхана[1224]. Однако ответ он получил неутешительный. Чингис сказал, что готовит большую экспедицию, чтобы покончить навсегда с тангутами, и не может выделить для Китая ни одного воина. Хуже того, откуда-то опять возник неугомонный У Сянь, многократный перебежчик, на этот раз восставший против монголов на стороне сунцев и убивший Ши Тяньни. Мятеж У Сяня оказался серьезным, и какое-то время казалось, что монголы могут потерять весь Западный Хэбэй; бестолковое пребывание Бола в Монголии ничего не решало, как и его второй визит к Чингисхану в ставку на реке Тола весной 1225 года[1225]. Еще один многократный перебежчик Янь-ши был назначен губернатором Дунпина, ключевого города, находящегося поблизости от Кайфына. В мае-июне 1225 года его осадил новый и даровитый сунский полководец Пэн Ибин, бывший командующий у «красных курток». Поняв, что Буха его не вызволит, Янь-ши договорился о побеге и вернулся к цзиньцам и «красным курткам», которых предал семь лет назад[1226].
Ситуация складывалась неблагоприятная для монголов, но, как всегда бывало с Чингисханом, вступил в действие фактор везения. Новое военное дарование появилось среди полководцев — двадцатилетний брат убитого Тяньни. Гигант Ши Тяньцзэ, ростом шесть футов шесть дюймов, обладавший чудовищной физической силой и громовым голосом, превосходный наездник и стрелок из лука, получил широкую известность, когда во главе небольшого войска напал на У Сяня и расколошматил его армию[1227]. Когда сунцы заключили альянс с У Сянем и сформировали большую армию для завоевания Хэбэя, Ши Тяньцзэ завязал с ними бой. Хотя сунцы и превосходили монголов численностью войск, у них не было такой же боеспособной и мобильной конницы. С тем чтобы восполнить этот изъян, они запалили холмы позади себя, лишая противника возможности атаковать их с тыла. Они крупно просчитались, не приняв во внимание монгольскую природную находчивость: каким-то образом отряд монгольских конных лучников внезапно прорвался сквозь огонь и дым и ударил сунцев с тыла. Зажатые с двух сторон, сунцы были молниеносно разгромлены, а их командующий был взят в плен и казнен[1228].
Монголы перешли в наступление и отвоевали не только Западный Хэбэй, но и Западный Шаньдун. Ши Тяньцзэ стал героем дня, но, очевидно, слишком возгордился: в ноябре 1226 года сунцы напали на его лагерь, пользуясь темнотой и фактором внезапности. Ему удалось скрыться в суматохе, но его разозлил свой собственный поступок, и он сразу же набрал новую армию, вернулся и разгромил сунцев, тоже застав их врасплох[1229].
Укрепившись в Хэбэе и на западе Шаньдуна, монголы в январе 1227 года под командой Бола (источники не объясняют его столь длительное отсутствие) попытались завоевать Восточный Шаньдун, вотчину «красных курток». Началась тяжелейшая осада города И-ту; сунцы стойко держались, не выказывая ни малейших признаков готовности сдаваться. Наконец, измученные голодом, в апреле они предприняли попытку прорыва, на что Бол ответил ложным 15-мильным отступлением. Выманив основную часть войск из города, он вернулся и устроил побоище: сунцы гибли не только от стрел и сабель, но и тонули в реке, пытаясь уйти от преследования. Затем он возобновил осаду, но уцелевшие защитники города уже не могли больше выдержать муки монгольской кары, массового голода и каннибализма и в мае капитулировали[1230]. Последующие события подтвердили государственное здравомыслие Бола. Он отказался казнить сунского командующего Ли-чжуаня на том основании, что тот является популярной локальной фигурой и его смерть лишь усилит сопротивление в Шаньдуне. Бол подстраховался, попросив у Чингисхана совета, как ему поступить в данном случае, и изложив свои обоснования для помилования командующего. Чингисхан ответил, что он должен поступать так, как считает нужным, после чего Бол назначил спасенного им человека губернатором в провинцию[1231]. Затем в разгар лета он завладел городом Дэнчжоу.
Теперь многие должны были задуматься над своей судьбой и переходить на сторону монголов. Один из таких перебежчиков генерал Чжан-лин, бывший цзиньский командующий, переметнувшийся к сунцам, а теперь к монголам, даже предложил оккупировать город Хуайань как важнейший стратегический центр в Китае, поскольку он находится на северной оконечности Великого канала[1232]. Монголы с готовностью исполнили его предложение.
Завоевав Хэбэй и более или менее закрепившись в Шаньдуне, Бол в ноябре 1227 года отправился на север в Монголию. На следующий год он возвратился в Китай, а в 1229 году умер в возрасте тридцати двух лет. После 1227 года сунцы прекратили попытки утвердиться севернее Желтой реки. Их борьба с монголами была лишь пробой сил перед более серьезными испытаниями, которые приготовила им судьба.
Покорение Хэбэя и Шаньдуна было двуединым достижением отца и сына: вначале Мухали изгнал цзиньцев, а потом Бол разгромил сунцев. Ясно, что миссия Бола была менее тяжелой, поскольку цзиньцы во времена Мухали были гораздо более грозной силой, нежели сунцы в годы жизнедеятельности Бола. Вмешательство сунцев оказалось фатальным для цзиньцев, хотя его воздействие имело косвенный характер. Чингисхан теперь четко представлял себе стратегию дальнейших побед. На смертном одре, давая наказы сыновьям, он говорил, что для захвата Кайфына надо сначала войти на территорию Сун и напасть на столицу цзиньцев с юга[1233].
Беспорядочные операции 1228–1230 годов инициировались местными монгольскими командующими и не являлись какой-либо частью генеральной стратегии Чингисхана. Ближе к завершению 1227 года монголы заняли несколько городов в долине реки Вэй и на территории к югу от гор Люпань и Циньлин. Летом 1228 года еще одно монгольское воинство проводило кампании в Шаньси и Шэньси, но без видимых значительных результатов. Окончательное завоевание севера Китая может произойти лишь во времена Угэдэя, преемника Чингисхана[1234].
Монголы многому научились за годы длительных войн с цзиньцами, особенно тому, что касается осад и применения пороха; некоторые историки даже приписывают им заслуги в распространении идей огнестрельного оружия[1235]. Их зачаточные системы администрирования и управления тоже имели немаловажное историческое значение. Некоторые авторы рассуждают о «феодализации» Северного Китая, имея в виду процесс, когда степная аристократия передавала свои привилегии и китайским коллаборационистам с тем, чтобы новым господам доставалась часть податей, собиравшихся в их владениях[1236]. Военные успехи Чингисхана в Китае поражают не ошеломляющей разностью в численности войск или метафорами вроде мыши, проглотившей слона, а тем, что они достигнуты параллельно с другими свершениями, которые принято считать выдающимися примерами военного искусства: разгромом империи Хорезма и завоеванием Си Ся и тангутов. Загадка становится еще более мудреной, если согласиться с мнением, популярным среди определенной части специалистов, будто китайский арбалет в те времена был гораздо прицельнее монгольского большого лука