.
Больше всего шаха мучила и будет мучить до конца жизни проблема неуправляемости войск, которые состояли в основном из обычной распутной солдатни, озлоблявшей его новых подданных грабежами и изнасилованиями. В 1212 году Отман, султан Самарканда, решивший, что сборщики податей шаха еще более алчные, чем чиновники каракитайской администрации, поднял восстание. Вернее сказать, он попытался возглавить уже бушевавший народный бунт. В Самарканде началась настоящая охота на людей из Хорезма, которых отлавливали и убивали, а их отрезанные конечности выставлялись как трофеи на базарах[1255]. Это массовое истребление людей Мухаммеда вызвало такое же кровавое возмездие. Шах осадил город, захватил его, умертвил 10 000 знатных граждан in terrorem[1256] и обезглавил Отмана[1257]. Великий город Самарканд, разбогатевший на торговле, ремеслах и серебряных рудниках верховий Зеравшана, выдержал третью осаду за три года, но на этом его историческое мученичество не заканчивалось.
Мухаммед же воодушевился. Уже во второй раз он вышел победителем в борьбе трех региональных претендентов на лидерство. Первый раз это случилось в начале столетия, когда ему пришлось бороться за главенство с Чжилугу и гуридами (см. приложение 2); во второй раз — сейчас с Чжилугу и Кучлуком. Нет ничего удивительного в том, что он стал относиться к себе как к избраннику Аллаха. Он переместил столицу из Гурганджа (Ургенча) в Самарканд, присвоил себе титул султана и называл себя не иначе как «Второй Александр Великий»[1258]. По правде говоря, Мухаммед на самом деле представлял самую могущественную державу исламского мира. Завоевав западные области Каракитая, полонив города по берегам реки Сырдарьи и в Ферганской долине, он владел землями, простиравшимися от Сырдарьи до Ирака[1259]. Фактически он был и владыкой Каспия, величайшего внутреннего моря, завораживавшего древних мудрецов от Геродота до Плиния Старшего[1260].
На протяжении всех трех лет царствования — с 1213 и по 1216 год — Кучлук с опаской наблюдал за возвышением и нарастающей силой Мухаммеда, но оснований для прямых военных столкновений, к счастью для него, не возникало. В этом отношении ему действительно везло, так как его руки уже были связаны внутренними конфликтами. В 1213 году восстал Кашгар, протестуя против религиозной политики Кучлука — угрожающее неповиновение, прекращенное на следующий год только голодом. И то была не Божья кара, а результат целенаправленной политики Кучлука, мстительно сжигавшего урожаи и заставлявшего уже голодающие семьи принимать на постой войска[1261].
Древняя поговорка гласит: кого боги хотят погубить, того прежде лишают разума. И Кучлук в полной мере оправдал зловещий смысл этого изречения. По малопонятным причинам, он стал религиозным фанатиком и ярым противником ислама. Отступившись от несторианского христианства, Кучлук исповедовал собственную веру, состоявшую из мешанины буддизма и шаманизма[1262]. Он поменял жен, исходя из новых представлений о спасении души, и провозгласил, что отныне все подданные должны быть либо буддистами, либо несторианскими христианами. Мусульмане, которые всегда были в большинстве, запротестовали, но, когда имам Хотана публично осудил это решение, Кучлук повелел распять его у входа в его заведение[1263]. В результате все мусульмане теперь только и ждали того дня, когда придет освободитель и избавит их от тирана.
Поражает вопиющее недомыслие Кучлука. Если он действительно собирался построить новое общество на фундаменте Каракитая, то должен был прежде всего изыскать средства для лечения ран, нанесенных религиозными распрями, и снижения напряженности в отношениях между приверженцами ислама и буддизма. Он же все делал с точностью наоборот[1264]. Гурхан почему-то уверовал в непоколебимость своего положения — наивная или просто абсурдная вера в условиях, когда ему с обеих сторон угрожали могущественные соседи, а сам он настроил против себя подавляющее большинство подданных. Хуже того, он лишил себя финансовой подпитки, когда могущественные исламские купцы отказались вести дела с хулителем веры[1265]. Поскольку Чингисхан уже пять лет пребывал в Китае, Кучлук упустил из виду потенциальную угрозу с востока и позабыл, что для монголов он по-прежнему беглый преступник. На западных границах он явно недооценивал силы Мухаммеда, посчитав за робость нежелание шаха, ограничивавшегося периодическими налетами, предпринять полномасштабную военную кампанию против Каракитая[1266]. Кучлук, взбешенный и уроном, который наносили рейды, и уклонением Мухаммеда от решающего сражения, вызвал шаха на единоборство. Шах, не отличавшийся отвагой, настолько перепугался, что отвел свои войска из приграничных каракитайских городов, которые недавно оккупировал[1267]. Но его имперский пыл нисколько не уменьшился. В 1217 году он триумфально прошел через всю Персию, подчиняя провинции, которые еще не были в его власти. Он вновь повздорил с халифом и уже приготовился идти на Багдад, как вдруг поступили вести о кардинальном изменении баланса сил на восточных рубежах. В Каракитае появились монголы[1268].
Чингисхан никогда не проявлял особого интереса к Каракитаю. Конечно, Чжилугу поступил опрометчиво, приютив Кучлука, но Чингисхан здраво рассудил, что этот его поступок укладывался в рамки давней традиции Каракитая привечать степных горемык; в оные дни и Тоорил был просителем, но гурхан разумно отказал ему в помощи, объяснив, что Монголия находится слишком далеко и трудности тылового обеспечения не позволят его армии действовать эффективно.
Можно упомянуть два обстоятельства, вследствие которых Чингисхан по-разному воспринимал роль каракитаев и тангутов. Для него неизбывной мечтой и первостепенной целью было покорение Цзиньской империи Китая. В достижении этой цели государство Си Ся имело важное стратегическое значение, а Каракитай с этой точки зрения ничего не значил. Кроме того, тангуты постоянно встревали в степные войны, чем очень раздражали Чингиса, а каракитаи не обращали внимания на эти конфликты и не участвовали в критических событиях 1196–1205 годов[1269]. Соответственно, Чингис не испытывал ни враждебных, ни дружеских чувств к этому народу и вообще не проявлял никакого интереса к Центральной Азии. Все изменила узурпация власти Кучлуком. Разозленный тем, что найманский князь снова на коне и явно показывает ему нос в роли правителя Каракитая, Чингис без каких-либо колебаний и сомнений перенаправил свою отлаженную военную машину на запад.
Удобный повод представился, когда Бузар, правитель Алмалыка на реке Или (поблизости от современного города Кульджа в Синьцзяне), объявил себя вассалом Чингиса и попросил военной помощи. Бузар, бывший конокрад, воспользовался распадом Каракитая и образовал некое подобие феодального княжества в дальнем углу. Чингис, никогда не копавшийся в прошлом своих союзников, пообещал ему в невесты одну из дочерей Джучи. Но прежде чем монголы успели дойти до него, Кучлук внезапно напал на Бузара, когда тот был на охоте, взял в плен и казнил. Сын и вдова призвали Чингиса соблюсти древний обычай мести, что он с готовностью и пообещал сделать[1270]. Он отправил в поход Джэбэ во главе 20-тысячного войска, поручив ему оккупировать Каракитай, изловить и казнить Кучлука. В Алмалык ускакал и летучий отряд Арслана для усиления обороны города, чтобы удержать его до прихода армии Джэбэ[1271].
Города, через которые шел на запад Джэбэ, сами открывали перед ним ворота: мусульманское население встречало его как освободителя от религиозной тирании Кучлука. Джэбэ полонил уйгуров, довольно быстро добрался до Алмалыка, отбросил от города неприятеля и принял в свое воинство отряд Арслана. Кучлук стоял в Баласагуне с армией численностью 30 000 человек, но Джэбэ смял ее, словно вихрь, и с триумфом вступил в столицу Каракитая.
Теперь весь Восточный Туркестан стал частью Монгольской империи[1272]. Все больше мусульманских эмиров переходило на сторону Джэбэ, убеждаясь в том, что они могут не опасаться возмездия Кучлука. Каракитая больше не существовало. Оставалось неясным лишь одно обстоятельство (вопрос чисто академический): когда умерло это государство — с приходом Джэбэ в 1216 году или после путча Кучлука в 1213-м?[1273] Многие каракитайские воины и чиновники поступили на службу к монголам; позднее их можно было встретить по всей империи — от Руси до Китая; они занимали важные государственные должности и за пределами империи — в Индии и Багдадском халифате. Горстка «диссидентов» бежала к шаху, а некоторые «отщепенцы» ушли к куманам[1274].
Сформировав правительство в Каракитае, Джэбэ отправился преследовать Кучлука на юг в Кашгар, провозглашая повсюду, что всем, кто признает сюзеренитет монголов, будет дарована свобода вероисповедания. Может показаться, что Кучлук поступил безрассудно, пытаясь найти прибежище там, где его ненавидят за злодеяния, совершенные ранее, но, очевидно, у него не было другого выхода. Тем временем уступки монголов взорвали Кашгар. Во всех городах, где разместились на постой войска Кучлука, мусульмане восстали и перебили незваных гостей, а при самом Кучлуке скоро останется только личная охрана