[1329]. Джэбэ и Джучи с 30-тысячным войском без вариантов могли идти только северным путем, но они, похоже, не пошли традиционным маршрутом через Джунгарию, а свернули на юго-запад и нашли перевал где-то между Памиром и Тянь-Шанем, вероятнее всего, через Алтайский хребет (источники не дают ясного ответа на этот счет). По-видимому, это было ущелье Терек-даван с круглогодично действующим перевалом на высоте 13 000 футов, которым позднее пользовались каракитаи и по которому прошел Марко Поло[1330]. Монголы добирались до этого перевала с большими муками — преодолевая бураны и увязая в сугробах глубиной 5–6 футов; лошадей они укрывали шкурами яков, а сами согревались в двойных тулупах. Из-за нехватки еды им часто приходилось вскрывать вены у своих коней и пить кровь. Неудивительно, что конница поредела: лошади гибли в снегу, и погибших коней сразу же поедали их всадники.
Весной 1219 года монголы прибыли в Ферганскую долину, совершив переход, сопоставимый с альпийской эпопеей Ганнибала[1331]. Туркестаном тогда называлась вся огромная территория от современного Китая до Каспия, и без преувеличения можно сказать, что Ферганская долина была торгово-индустриальной жемчужиной всего этого региона. Здесь добывали золото, серебро, бирюзу, ртуть, железо, медь, нафту, битум, изготавливали жернова, благовония, одеяния, оружие, иглы, ножницы, горшки, луки, колчаны, кожи, покрывала, льняные и хлопчатобумажные ткани. Здесь было множество рисовых полей, садов и виноградников; пастбищное животноводство в основном ограничивалось разведением коз, лошадей и мулов[1332]. И вся эта страна «с молочными реками и кисельными берегами» должна была достаться монголам за здорово живешь.
Вести о появлении монголов в Фергане серьезно обеспокоили шаха Мухаммеда II, уверовавшего в то, что любая армия с востока могла прийти только северным путем — через Джунгарские ворота. Подтверждалось и предупреждение Джелал ад-Дина о том, что надо готовиться к вторжению монголов с востока. С другой стороны, сразу же проявились пораженческие настроения при дворе. Большинство советников в ближайшем окружении шаха уговаривали его бросить Трансоксиану и отойти в Хорасан или в афганский Газни и создать там неприступный бастион, о который монгольские орды расшибутся и лишатся силы духа. Шах от рождения не был лидером, но заявил, что по велению Аллаха должен напасть на монголов, назвал Чингисхана идолопоклонником и пожаловался, что монголы ударили его под дых, вторгнувшись в Китай[1333]. Он не мог стерпеть оскорбительные сообщения о том, что монголы разоряют Фергану, набрал большую армию и двинулся на войну.
Наказы отца запрещали Джучи вовлекаться в открытые сражения с шахом; его роль сводилась к тому, чтобы отвлекать хорезмийцев, пока Чингисхан не пройдет через Джунгарские ворота[1334]. Джучи отличался упрямством и не любил исполнять приказы. Джэбэ настаивал на том, чтобы отойти к подножью гор и заманить шаха подальше от Отрара, куда Чингисхан собирался нанести удар. С видимым удовольствием Джучи отверг предложение генерала, пользуясь прерогативой принца крови, и укоризненно заметил, что этим поступком монголы сознались бы в своей трусости.
Источники по-разному описывают произошедшую битву. По одной версии, монголы были не в лучшей форме после тяжелого и длительного перехода, не применили свои обычные коварные тактические приемы, а напали на противника в лоб. По другой версии, они прибегли к стандартной тактике — вначале легкая конница ошеломила противника лавиной стрел, а затем на него пошла и добила тяжелая кавалерия. Высказывалось предположение, будто сам шах чуть не попал в плен[1335]. В любом случае, и с наступлением ночи исход битвы был неясен, хотя монголы, уступавшие в численности (возможно, их было 25 000, а хорезмийцев вдвое больше), превзошли противника во всем другом — в скорости, мобильности и предприимчивости.
Во второй раз Мухаммед подвергся порке, и это укрепило его убеждение, ставшее idée fixe, в том, что глупо ввязываться в открытые сражения с монголами[1336]. Джэбэ и Джучи тем временем прибегли к испытанному приему — под покровом темноты ушли, уведя и коней и скот. Многих аналитиков озадачило нежелание шаха отправиться в погоню за отступавшим противником. Но в данном случае сыграли свою роль три фактора. Во-первых, Мухаммед не знал — сражался он со всей армией или только с авангардом, тогда как армия поджидала в засаде? Другая возможная причина: война требовала повышения налогов, из-за чего восстали бы самые непокорные города, и ему пришлось бы отправить войска на подавление мятежей. Третий возможный фактор: к концу лета ему стало известно, что передовой отряд еще одной монгольской армии прошел Джунгарские ворота на севере. Это сообщение и давало ответ на все вопросы. Джэбэ и Джучи успешно провели классический отвлекающий маневр[1337].
Чингисхан вышел с основной армией в мае 1219 года, следуя по берегам рек Орхон и Тола[1338]. Повернув на юго-запад, он перешел нагорье Хангай по перевалам на высоте 8000–10 000 футов, добравшись в середине июля до Алтайских гор. И сейчас ведутся академические споры по поводу маршрута его дальнейшего передвижения (средневековые хронисты не были сильны в географии); он мог пойти через перевал Дабистан-дабан, хотя в этом районе с мая до сентября открыты, по меньшей мере, еще два прохода[1339]. Летом 1219 года он разбил лагерь в верховьях Иртыша, чтобы дать отдых людям и лошадям и дождаться прибытия союзников к назначенному месту встречи. Здесь монголам довелось впервые увидеть летнюю вьюгу[1340].
Желая еще больше запутать шаха, Чингисхан отправил небольшой отряд (может быть, 5000 всадников) окольным маршрутом на юг, поручив войти в Туркестан через знаменитые Джунгарские ворота. Этот проход (на границе между Китаем и Казахстаном) был известен еще в древние времена Геродоту и Птолемею и считался местом обитания Борея, Северного ветра, из-за постоянно дующих здесь свирепых ветров. Джунгарские ворота представляют собой небольшую долину с крутыми склонами шириной шесть миль и длиной 46 миль с бессточными солеными озерами Алаколь и Эби-Нур: самый важный горный проход между Китаем и Средней Азией и единственный разрыв в стене гор, протянувшейся на 3000 миль от Афганистана до Маньчжурии[1341]. Этим путем, по расчетам Мухаммеда, и должен был идти на запад Чингисхан со своей базы в Каракитае.
Возвращаясь к описанию похода самого Чингисхана, можно добавить, что его сопровождали Хулан, любимая жена, сыновья Толуй, Джагатай и Угэдэй, все ведущие полководцы, кроме Джэбэ и Джучи, которые уже действовали на западном фронте, и Мухали, пребывавшего в Китае. Самой главной фигурой в этой свите был, безусловно, Субэдэй, фактически исполнявший роль начальника штаба: по крайней мере, ему и принадлежит авторство блестящей стратегии войны против шаха[1342]. (Управление Монголией было возложено на Тэмуге, брата Чингисхана.)
Какова была численность его войск? Этот вопрос тоже всегда вызывает досаду и ставит в тупик исследователей, как, впрочем, все даты и статистика, касающаяся монгольской истории. Оценки варьируются от гипертрофических восьмисот тысяч до абсурдных восьмидесяти тысяч воинов. Безумная численность восьмисот тысяч воинов, цитируемая некоторыми авторами научно-популярных текстов, представляется совершенно невероятной по многим причинам, прежде всего в силу элементарной логики, подсказывающей, что для такой армии потребовалось бы 800 000 лошадей и, по меньшей мере, 24 миллиона овец и коз[1343]. Оценки численности армии во многом зависят и от оценки численности населения, и в данном случае мы опять сталкиваемся с гигантскими расхождениями — от 700 000 до двух миллионов. Учитывая негибкость пасторализма, способного прокормить лишь неизменное население, и тот факт, что численность населения Монголии в 1967 году составляла три миллиона человек, мы готовы принять за основу численность населения Монголии в XIII веке в два миллиона человек[1344]. Тогда численность армии можно смело оценивать на уровне 200 000 человек и даже выше[1345]. Но нельзя забывать о том, что значительная часть войск все еще была занята в Китае, и все еще была нужда в том, чтобы содержать гарнизоны во многих недавно завоеванных регионах, теперь находившихся в тылу Чингисхана. Таким образом, с учетом союзнических контингентов, китайских саперов, инженеров и осадных экспертов можно говорить о реальной численности всей армии на западном фронте порядка 120 000 человек, включая 30-тысячное войско Джучи и Джэбэ[1346].
Самым тревожным известием для Чингисхана во время стоянки в верховьях Иртыша было сообщение о неявке тангутского контингента. Кампания 1209–1210 годов, казалось, дала неплохой результат: какое-то время царство Си Ся сохраняло лояльность. Но в 1211 году корону узурпировал Шень-цзун, совершивший государственный переворот. Новый властитель, которому было далеко за сорок, подтвердил альянс с монголами и держал свое слово до 1217 года. Потом он вдруг отказался от всех обязательств, подпав под влияние генерала Аша-гамбу, настроенного против монголов