[1347]. Недолго думая, они предложили цзиньцам заключить антимонгольский альянс и воспользоваться отсутствием Чингисхана; Аша-гамбу был уверен в том, что монголы проиграют войну с Хорезмом[1348].
Цзиньцы уклонились, исходя из того, что и тангуты и монголы — их заклятые враги. Более отзывчивыми оказались сунцы, но и они сообщили Шень-цзуну, что могут согласиться на альянс не раньше 1220 года. Когда монголы выразили протест по поводу явного вероломства, Аша-гамбу ответил язвительно: Чингисхан считает себя «ханом ханов» (в действительности он никогда не присваивал себе этот титул), и ему вряд ли нужна помощь тангутов, поскольку Небеса всегда на его стороне[1349]. Когда его ответ передали Чингису, великого хана будто бы чуть не хватил апоплексический удар от ярости. Он приказал одному из секретарей каждый день утром и вечером напоминать о том, что все еще существуют треклятые тангуты.
Вскоре подошло время выдвигаться в направлении Отрара. Предварительно по указанию Чингисхана комиссариат проработал весь маршрут по имеющимся данным о наличии источников воды, колодцев, оазисов, составил план продовольственного обеспечения. К примеру, по расчетам интендантства, на десять всадников достаточно было выделить сушеного мяса трех овец; по такой же схеме нормировался и другой провиант. Армии предстояло идти следующим маршрутом: через Иртыш, мимо озера Зайсан, по реке Эмиль, через горы Тарбагатай и затем по восточному берегу озера Балхаш, одного из самых больших в мире внутриконтинентальных морей, к назначенному месту встречи на равнине у Каялыка на южной стороне озера; сюда же должны были подойти Арслан, вождь карлуков, Сукнак-тегин, новый правитель Алмалыка, и давний хороший друг идикут Барчук[1350].
Десять тысяч уйгуров, 6000 карлуков и контингент из Алмалыка были неплохим подкреплением; в числе рекрутов упоминаются также онгуты, кидани, солоны, киргизы, кем-кемджиуты. Союзники не скрывали своего восхищения китайскими инженерами и тяжелыми орудиями, которые они привезли с собой для осады крепостей[1351]. Уже из Каялыка Чингисхан выслал вперед Джагатая с заданием возвести мосты через реки, достаточно прочные для проезда груженых телег и возов. За Джагатаем водилось немало грехов, но с этим заданием он справился успешно, построив сорок восемь деревянных мостов, по которым могли проехать рядом две тяжелые подводы[1352].
Потом армия пошла на юго-запад, вышла к реке Или и направилась по ней в Алмалык, где предстояла последняя большая стоянка перед финальным маршем к цели всего похода[1353]. Затем, пройдя севернее озера Иссык-Куль, воинство Чингисхана вышло к реке Чу (территория современного Северного Кыргызстана и Южного Казахстана), последнему значительному природному препятствию перед Отраром. Чингисхан строго-настрого запретил выезжать на охоту, чтобы не загнать лошадей, проверил запасы провианта и дал приказ выдвигаться на запад, к Отрару. Перебравшись через реку Чу, армия теперь была во владениях шаха[1354].
В октябре 1219 годы монголы наконец появились у города Отрар на берегах Сырдарьи, могучей реки, известной в древние времена под названием Яксарт. (Александр Великий вписал в историю величайшую битву на этой реке в 329 году до нашей эры, объявив ее северной границей своей империи.) Чингисхан провел в походе три месяца, не считая остановки на Иртыше и в других местах, пройдя в общей сложности более 2500 миль[1355]. Теперь он решил поручить осаду Отрара Угэдэю и Джагатаю, а сам расположился с большим резервом на перевале над долиной Арыс у подножия горного кряжа.
Стратегия, как всегда, была превосходная. Зная, что шах в Самарканде, Чингисхан выслал 5-тысячный отряд вверх по Сырдарье с заданием взять Бенакет (неподалеку от Ташкента), где дорога из Самарканда подходит к реке, и любая армия, продвигающаяся в этом направлении, неминуемо окажется здесь[1356]. Он хотел побудить Мухаммеда к освобождению Отрара. Если это случится, то 5000 монголов из Бенакета уйдут и воссоединятся с Угэдэем и Джагатаем под Отраром. Чингисхан хотел создать у шаха впечатление, будто армия, осаждающая Отрар, может оказаться между двумя огнями: между его армией, идущей из Самарканда, и сильным гарнизоном Отрара, который совершит вылазку и нападет на монголов с тыла. Он рассчитывал уничтожить военное могущество Хорезма одним ударом, применив свой опыт молниеносного объединения войск, идущих врозь. Шах не знал о существовании второй армии, скрывавшейся в засаде у предгорья, и не понимал, куда делся Джучи. Внезапное нападение Чингисхана на фланг гарнизона и удар Джучи в тыл армии Мухаммеда гарантировали победу, о которой будут помнить столетиями[1357]. Она будет грандиознее побед в битвах при Гавгамелах, Каннах, Заме[1358] — в любом величайшем сражении истории.
Но шах не поддался на приманку. Он был уверен в том, что мощный гарнизон Отрара выстоит, и ему надо было лишь выяснить местонахождение Джучи и Джэбэ, прежде чем принимать решения о дальнейших действиях. Он был в крайнем возбуждении от сомнений и колебаний, почти как Гамлет, в то время как его сын Джелал рвал на себе волосы в ярости оттого, что игнорировали его предложение дать отпор монголам на Сырдарье. Действительно, уступив Сырдарью Чингисхану, шах проиграл первый раунд в борьбе с монголами[1359].
Однако было и рациональное зерно в его несогласии с планом Джелала. Все города у реки (в том числе и Отрар) располагались на северном берегу, а это означало, что все армии, защищающие их, имели бы позади себя реку, отрезавшую пути отхода в случае поражения. С другой стороны, если бы шах использовал реку в целях обороны, бросая вызов монголам с южного берега, где располагались бы его главные силы, то ему пришлось бы оставить и сдать все северные города. Более того, если бы он даже и побеждал на северном берегу, то монголы отступили бы в горы, и слишком опасно было бы преследовать противника в таких сложных условиях местности[1360]. Смысл всей стратегии Мухаммеда заключался в том, чтобы разместить в Отраре сильнейший гарнизон, который измотает окончательно монголов, уже изнуренных долгим переходом. Когда он увидит, что монголы в достаточной мере выбились из сил, доказывал шах советникам, тогда и прикажет армии выйти из Самарканда в Бенакет. В этом рассуждении тоже была своя логика. Гарнизон Отрара насчитывал 60 000 боеспособных воинов, а пехота и конница стояли по всему периметру стены[1361].
Чингисхан терпеливо ждал два месяца, продолжая осаждать город, но наконец понял, что ему не удастся вызвать на бой шаха. Тогда он полностью перепоручил осаду Угэдэю и Джагатаю, передав приказ Джучи выйти из Ферганы для завоевания городов на северной стороне Сырдарьи[1362]. К несчастью для самого Мухаммеда, он поверил в миф о беспомощности монголов в осадах, появившийся после их тусклой военной кампании против Си Ся в 1209–1211 годах. Он еще не знал, что в результате войн с цзиньцами осадное мастерство монголов и техническая оснащенность выросли многократно, а крепость Отрар их вовсе не страшила. Наоборот, Иналчук, правитель и виновник резни, и генерал Карача, присланный шахом с 50-тысячным войском для поддержки 10-тысячного гарнизона, будто бы пришли в смятение, услышав под стенами заливистое ржание конницы в доспехах и пронзительные крики мулов в кольчугах[1363]. Конечно, монголы применили обычные трюки для запугивания противника своей массовостью. Постепенно они взломали стены и заблокировали снабжение города продуктами и водой. Надежды шаха не оправдались: воинство кочевников, уступавшее его армии в численности, но более дисциплинированное и волевое, сокрушило противника, который еще мог сражаться[1364].
Как бы то ни было, прошло пять месяцев, прежде чем Отрар прекратил сопротивление — в феврале 1220 года. В январе Карача, предвидя неизбежность краха, попытался бежать, но его поймали и казнили; Угэдэй разделял мнение отца в отношении того, что генерал не должен оставлять своего государя[1365]. После разгрома многие наемники покинули шаха. Как стало известно, некоторые горожане, измученные лишениями пятимесячной осады, сами открыли боковые ворота и впустили интервентов. Иналчук забаррикадировался в цитадели с 20-тысячным войском, но началось массовое дезертирство, и скоро с ним осталось не более шести тысяч воинов[1366]. После падения цитадели Иналчук с самыми верными сторонниками укрылся в центральной башне; они держались до конца, отбиваясь от наседавших монголов даже черепицей. Монголы сделали подкоп, и, когда башня рухнула, извлекли из руин Иналчука[1367]. Незамедлительно были умерщвлены все тюркские дезертиры и оставшиеся в живых воины. Угэдэей и Джагатай повелели сровнять город с землей; он так и не возродился, и его мрачные руины[1368] служат напоминанием о глупости и тщетности сопротивления сильнейшей державе мира. Иналчуку пока сохранили жизнь, чтобы продемонстрировать его Чингисхану, когда появится такая возможность. Иналчука, конечно, тоже казнили, но история о том, что Чингисхан пытал его, заливая глаза расплавленным серебром, сомнительна