Если Чингисхану и приходили мысли о смерти, которая ожидала его через два года, то, скорее всего, он думал не о предстоящих погребальных обрядах, а о том, что произойдет с его империей после кончины. К 1226 году отчуждение Джучи приобрело характер хронического кризиса. Чингис парировал выпады Джагатая против ненавистного старшего брата, используя расхожий аргумент: если даже его зачал не он сам, а меркит, то все они — и Джучи, и Джагатай, и Угэдэй, и Толуй вышли из одного и того же чрева. Поведение Джучи после Гурганджа и особенно его нежелание обеспечить адекватную защиту фланга Субэдэя и Джэбэ во время их опасного перехода домой в 1222–1223 годах не могли не настораживать. К тому же, как утверждает Джувейни, Чингисхан скрытно завидовал полководческим способностям Джучи (невзирая на незадачливость при осадах)[1805].
Джагатай, съедаемый неутоленной ненавистью к Джучи, уловил перемену в настроениях отца, и, чтобы его погубить, развернул против брата кампанию инсинуаций, наветов и откровенной клеветы. Такая возможность скоро подвернулась, когда Чингисхан, раздосадованный неповиновением старшего сына, потребовал от него явиться ко двору. Джучи ответил, что не может исполнить повеление из-за тяжелой болезни, и это действительно было так[1806]. Джагатай подослал агента-провокатора, известившего хана о том, что Джучи вовсе не болен, а, напротив, весел и здоров, пропадает на охоте. Чингис снова отправил срочный вызов, и снова получил ответ: Джучи болен. На этот раз Чингис отправил самых доверенных гонцов, чтобы установить истину[1807]. Но Джагатай тоже не сидел сложа руки. Каким-то образом он завладел документом, подлинным либо поддельным, но содержавшим неприкрытые обвинения отца старшим сыном. В письме говорилось, что истинный государственный деятель мог бы с легкостью заключить прочный мир с шахом и сохранить миллионы жизней. В тексте выражалось и желание восстать против отца. Все дело в том, что Чингисхан не хочет мира, утверждалось в письме. Этот человек верит лишь в массовое убийство, и он, по мнению Джучи, умалишенный, поскольку нет никакого смысла в управлении империей, если убить всех ее обитателей[1808].
Чингисхана обозлило вероломство сына, но его тревожили и последствия предательства. Он знал, что Джучи пребывал в дурном настроении, подобно новому Ахиллу, после того как преемником был назван Угэдэй. Высока была вероятность того, что после смерти Чингисхана Джучи поднимет восстание против Угэдэя. Разразится гражданская война, и будет утеряно все, что было достигнуто Чингисом за годы жизни[1809]. А политика мирного согласия с завоеванными народами, как считал Чингисхан, это всего лишь иллюзия разочаровавшегося человека, совершенно нереалистичная. Ибо, согласно максиме одного теоретика власти, договора, не поддержанные мечом, остаются пустыми словами[1810][1811].
Не было никаких сомнений в том, что Джучи должен уйти из жизни раньше хана. Чингис отправил в улус сына одну из своих отборных команд тайных убийц. По всей видимости, Джучи был отравлен в конце 1226 года или в один из дней первых двух месяцев 1227 года. По иронии судьбы, пути убийц и гонцов пересеклись: посланники возвращались с вестями о том, что сообщения о болезни Джучи верны. Однако к тому времени их информация уже не имела никакого значения для разъяренного Чингисхана, сохранив лишь чисто академический интерес для историков[1812].
1225 годом датировано не только возвращение в Монголию, но и начало последней кампании против тангутов. Чингисхан не забыл и не простил предательства тангутов Си Ся, правитель которых отказался послать войска для войны с Хорезмом и к тому же сопроводил отказ оскорблениями (см. главу 10). Согласно договору 1210 года, обязательство участвовать в войне было главным условием мира[1813]. После смерти Ли Ань-цюаня в 1211 году и восшествия на престол в результате переворота Шэнь-цзуна[1814] мирные отношения, казалось, продолжатся, если бы не злой гений генерала Аши-гамбу, испытывавшего к монголам неприязнь[1815]. Ратуя внешне за дружбу, к 1220 году Шэнь-цзун, подпав под влияние Аши-гамбу, полностью переменился, отправил послание с отказом, так взбесившее Чингисхана, и начал договариваться с Цзинь о военном альянсе. Союза не получилось, между Си Ся и цзиньским Китаем разразилась война. Тангуты, уверовав в свое военное превосходство, двинулись на северо-запад государства Цзинь, отвергая любые мирные предложения. Цзиньцы неожиданно предприняли форсированный марш и нанесли им сокрушительное поражение. Вдобавок ко всему, Мухали в 1221 году прошел с армией через всю страну Си Ся, опустошая и разоряя все на своем пути, настраивая против себя местное население жестокостью, грабежами и поборами[1816]. Попытки Шэнь-цзуна одновременно вести две войны — против монголов и цзиньцев — не вызывали энтузиазма, в 1223 году его заставили отречься от трона, и в том же году он умер (будто бы погиб в бою). Новый император Сянь-цзун[1817] (креатура Аши-гамбу) отказался от честолюбивых замашек предшественника, провозгласил альянс с цзиньцами и нанес поражение монголам.
Все еще находясь в пути домой из Хорезма, Чингисхан не мог начать полномасштабную войну против тангутов, но перебросил армию во главе с тангутом-перебежчиком Ши Тяньсяном из Восточной Шаньси для разграбления городов на юге Ордоса. Этой армии вскоре пришлось отойти, когда в тылу появилось грозное воинство цзиньцев[1818]. Понимая, что пробудил на своем западе и севере спящего гиганта, Сянь-цзун попытался умиротворить монголов, совершив моральный разворот на 180 градусов: в январе 1224 года отправил армию в наступление против цзиньцев. Армия была разгромлена, и Сянь-цзун, повинуясь настояниям Аши-гамбу, наконец согласился настраивать жителей западных районов Си Ся против монголов и науськивать на то, чтобы устраивать набеги в монгольские земли[1819]. Налеты тоже были успешно подавлены монгольскими сторожевыми аванпостами. Следует отметить, что военная активность тангутов проявлялась именно в то время, когда главная армия Чингисхана все еще была далеко, а монгольские основные операции (Бола, сына Мухали) ограничивались Северным Китаем.
Чингисхан назначил Бола командовать армией численностью, может быть, около 20 000 человек, поручив нападать на ключевые города в восточной Си Ся. Возле Цзиньчжоу Бол столкнулся с войском тангутов, значительно более многочисленным, но разгромил его и захватил город[1820]. Чингис все-таки решил отозвать его для подготовки к главной кампании, а свою армию пока оставил осаждать Шачжоу. Тогда-то Сянь-цзун, осознавав свое бессилие, и запросил мира. Чингисхан еще не закончил приготовления к основной кампании и дал согласие, выдвинув условие, чтобы тангутский правитель прислал одного из сыновей в качестве заложника. Сянь-цзун согласился, Чингис снял осаду Шачжоу, и монголы вернулись домой. Однако Аша-гамбу был крайне недоволен политикой миротворчества Сянь-цзуна, настояв на смене приоритетов. Вскоре тангуты снова начали договариваться с цзиньцами об альянсе против монголов[1821].
Тем временем Чингисхан собрал огромную армию, возможно, семьдесят или даже восемьдесят тысяч человек, сосредоточившись на берегах реки Тола в южной Монголии (между реками Селенга и Керулен). Кампания против тангутов была для Чингиса настолько важной, что он сам решил ее возглавить, несмотря на возраст и неважное здоровье. Своими заместителями он объявил Толуя, Угэдэя и великого Субэдэя, а Джагатая оставил управлять Монголией. На этот раз он взял с собой не меркитку Хулан, а татарку Есуй в роли ханши и постельной партнерши[1822]. Перед отбытием в поход Чингис совершил еще одно необычное действие — огласил причины войны против Си Ся. В первую очередь он назвал нарушение договора 1210 года, предусматривавшего обязательство выделять войска для монгольских кампаний, и попытки заключить с цзиньцами военный союз[1823]. Мало того, год назад он приостановил операцию Бола, поверив обещанию тангутского царя послать к нему заложником одного из сыновей, что так и не было сделано. Теперь тангутам давался последний шанс для того, чтобы выполнить обещание и выплатить репарации за совершенные грехи[1824].
В действительности Чингис вовсе не рассчитывал на то, что тангуты примут его условия, и готовился к войне. Он жаждал возмездия за «предыдущие» оскорбления, и, кроме того, для завершения завоевания Цзинь ему надо было завладеть Ордосом, Шаньси и Ганьсу, чтобы тангуты не могли нанести удар в спину. Однако великий хан совершенно не ожидал получить от Сянь-цзуна и Аши-гамбу столь едкий и пренебрежительный ответ. Аша-гамбу насмешливо сообщил: сражайтесь или ищите свои «репарации» у цзиньцев. Чингисхан пришел в ярость: «Могу ли я теперь отступать? Клянусь Вечным Небом, что умру, но заставлю их ответить за свои слова!»[1825]