ва с меньшей, чем у него, гордыней».
Наконец, тюрколог Жан Поль Ру пишет в своей «Истории тюрок», что «ни у Чингисхана, ни у его людей нет ни особой тяги к убийствам, ни изощрённого садизма. Это просто великолепно организованные варвары, которые применяют определённую систему вплоть до её крайних последствий. Они воюют, поскольку для них естественно быть либо убийцей, либо жертвой. <…> Их поведение можно сравнить с механизмом, запускающим взрыв атомной бомбы; они не боятся ответных насильственных действий, так как у них нет городов. Без какой-либо особенной злобности они преследуют прежде всего свои интересы».
Можем ли мы согласиться с Рене Груссе в том, что Чингисхан был человеком «трезвого ума» и «необыкновенно уравновешенным», или с Владимирцовым, считавшим, что монгольский повелитель «отнюдь не отличался кровавой жестокостью», или с Амбисом, который характеризовал его как «человека спокойного, солидного, не склонного к увлечениям»? Такого рода снисходительность по отношению к завоеваниям монгольского хана удивляет, ибо последствия их были чрезвычайно тяжёлыми. Г. В. Вернадский оценил человеческие потери от походов кочевников за пределы Монголии во многие миллионы убитых.
Сведения из доступных в наши дни первоисточников не дают возможности чётко охарактеризовать, не говоря о том, чтобы описать и понять, личность Чингисхана. Для каждого поворота его земного пути может появиться какая-нибудь новая информация, дополняющая этот сложный, противоречивый образ.
Он, бесспорно, был из тех натур, к которым приложимо английское выражение self made man (человек, сделавший себя сам). Хотя он и претендовал на принадлежность к одному из знатных родов, нет оснований признавать за ним «царское» происхождение. Его отец Есугей был баа-тур (храбрец), создавший собственный клан борджигинов, состоявший из его родственников и небольшого числа преданных ему людей. Он предпринимал более или менее успешные рейды против татар и чжурчжэней. Тэмучжину мало помог авторитет отца, который умер, когда он был ещё ребёнком, и смерть которого повлекла за собой упадок созданного им клана.
Семью спасла Оэлун, вдова Есугея, которая не покладая рук вела домашнее хозяйство. Следует подчеркнуть особую роль Оэлун в жизни Чингисхана. Она не отреклась от своего старшинства даже в ту пору, когда её сыновья, и в первую очередь старший, обрели могущество и славу. При любых обстоятельствах она бесстрашно позволяла себе осуждать их неправильное поведение, даже когда за ними стояли свирепые соратники. Около 1206 года, когда Чингисхан заподозрил своего брата Джучи-Хасара в интригах против него и велел его арестовать, Оэлун вмешалась, и, как сообщает «Заповедная история монголов», Чингисхан сказал тогда: «Я боюсь матери, перед ней мне бывает стыдно». Причиной такого сыновнего послушания могли быть твёрдая воля и власть матери или убийство сводного брата Бектера. Как бы то ни было, Чингисхан боялся её всё время, пока она была жива.
По совету своей жены Бортэ Чингисхан принял решение окончательно порвать со своим другом детства Джа-мухой. Мы помним, как он, обеспокоенный поведением своего анда, пошёл за советом к матери, но Бортэ вмешалась в разговор и убедила мужа оставить своего соратника. Возможно, именно благодаря Бортэ будущий хан смог возвыситься уже вполне самостоятельно, став при этом открытым соперником Джамухи.
Другой описанный ранее эпизод также свидетельствует о том внимании, с которым Чингисхан относился к мнению женщин: накануне его похода против империи хорезм-шахов Есуй попросила его решить вопрос о преемнике. И Чингисхан, разгромивший татар и керэитов, завоевавший империю Цзинь, согласился с доводами своей наложницы. Больше того, он публично объявил, что ценит её слова — те, с которыми ни один из его близких не осмеливался к нему обратиться!
Существует мнение, что у Чингисхана были сотни женщин. Судя по некоторым не поддающимся проверке рассказам, он якобы даже скончался в объятиях одной из наложниц, которая поднесла ему отравленный напиток. Одна из позднейших хроник (датируемая XVII веком) даёт понять, что отравительницей была Кёрбелджин, пленённая супруга правителя государства Си Ся. В первой редакции этой хроники говорится, что хан, разделив с нею ложе, заболел и вскоре умер. О какой болезни идёт речь? Здесь можно только делать предположения. Согласно второй версии, красавица Кёрбелджин, «поместив себе во влагалище маленький шип, уколола им уд властелина, после чего убежала и бросилась в Хуанхэ». Но этот мотив «кусачего влагалища», часто встречающийся в фольклоре разных народов, в том числе сибирских, столь же малодостоверен. Несмотря на своих многочисленных наложниц, великий хан всегда сохранял привязанность к Бортэ.
Чингисхан был тесно связан со своим семейным кланом. Тем не менее, даже если не возвращаться к эпизоду убийства его сводного брата, следует напомнить, что у него были стычки, с Джучи-Хасаром, в котором он видел соперника, и что он без видимых на то оснований опасался и своего сына Чагатая. Но за этими редкими исключениями он полагался на свою родню всецело.
Своих первых безродных приятелей он сделал соучастниками, а позднее и боевыми соратниками. Джэлмэ, Мухали удостоились почестей и богатства. Чингисхан был верен преданным ему людям и делил с ними свою славу. Если ему противоречили даже из благих побуждений, он мог выказать недовольство, но ему случалось проявлять и снисхождение. Однако, столкнувшись с предательством, он был неумолим. Все эти черты создают образ упрямого и грубого деспота, следующего одной догме, которую он редко ставил под вопрос, — прав один только он. Но не следует видеть в нём некую монолитную фигуру. Несомненно, это человек сильный, властный, честолюбивый, ревниво отстаивающий свои интересы и свою правоту, но в то же время надёжный и способный на великодушие. Он мог простить серьёзнейшие упущения, а мог разгневаться по пустякам. Он проявлял снисхождение к Тогорилу, престарелому вождю керэитов, который вёл с ним двойную игру. И он же был способен отдать приказ перебить вражеский гарнизон, вся вина которого состояла в том, что он выполнил свой воинский долг.
Став великим ханом, Чингисхан окружил себя советниками и слугами. Вместе с боевыми соратниками и наложницами они составляли его летучий двор. К нему то и дело являлись на приём писцы-уйгуры и кидани, многочисленные восточные купцы, паломники, китайские оружейники, художники или просто путешественники. Чингисхан, заинтересованный в открытии караванных путей, охотно общался с иноземцами, расспрашивал об их обычаях и верованиях, о странах, через которые они прошли. Много было сказано о веротерпимости Чингисхана и его преемников, которые благосклонно относились к проповедникам всех религий. Но эта веротерпимость, возможно, скорее выражала их религиозное безразличие. Представляется также, что Чингисхан умел добывать сведения о странах, в которые намеревался вторгнуться. Накануне каждого очередного завоевания монголы широко использовали всякого рода тайных осведомителей, шпионов и вербовщиков.
Персидские и китайские художники изображали на своих миниатюрах и картинах Чингисхана в обстановке изысканной роскоши, но о том, как он одевался на самом деле, достоверных свидетельств очень мало. На его единственном считающемся подлинным портрете он изображён облачённым в простое одеяние. Возможно, он и носил халаты из драгоценной парчи, когда стал хозяином империи, протянувшейся от Тихого океана до Каспия, но наверняка сохранял при этом повадки искусного охотника, человека, привыкшего к физическим нагрузкам на открытом пространстве. В результате своих многочисленных набегов и походов Чингисхан стал обладателем огромной добычи, и есть свидетельства, что к тому времени, когда он достиг высшей власти, его шатры ломились от сокровищ, привезённых со всех концов света. Но он не был похож на человека, одержимого жаждой материальных благ. Он оставался кочевником, для которого единственным настоящим богатством было то, что можно было легко увезти с собой.
Так как знатное происхождение мало помогло Тэмучжину в его борьбе за место под солнцем, он вынужден был навёрстывать упущенное за долгие годы неудач и бедствий. Уже в юности он пришпоривал коня в погоне за конокрадами, угнавшими его жалкий табун, и бросал вызов судьбе, добиваясь своих целей. Не раз он умело выжидал, чтобы вовремя нанести удар.
В то время как его семья находилась в тяжёлом положении и её преследовала месть со стороны племени тайджиутов, он нашёл себе «приёмного отца» в лице вождя керэитов Тогорила. Подарок, который он преподнёс своему покровителю, позволил ему считать его своим эчиге (отцом). Польщённый Тогорил стал помогать своему молодому подопечному. Тэмучжин верно служил своему сюзерену, но получал и свою долю добычи. С течением лет Тогорил уступил будущему хану часть своей власти и богатств.
Позднее Чингисхан действовал заодно со своим другом и союзником Джамухой. Но, разойдясь с ним, увёл у своего бывшего побратима немало сторонников. В 1206 году наш честолюбивый авантюрист добился признания своей власти и был провозглашён ханом. Эта «легализация» подтвердила его новые полномочия, но в то же время поставила в положение узурпатора. Ведь его соперник Джамуха был провозглашён гурханом, то есть главным ханом.
Чингисхан сумел воспользоваться клановыми и семейными распрями найманов и победить их. Потом он выступил против меркитов, татар и тайджиутов и всех их разбил, после чего стал первым человеком в Восточной Монголии. И только когда его позиции стали достаточно прочными, он взялся за своих внутренних врагов — монгольскую знать, оспаривавшую законность его власти. Постепенно он устранил со своего пути чересчур честолюбивого Джамуху и принцев Тайджу и Сача-Беки. Где с помощью силы, где хитростью он умел вовремя пресекать все попытки лишить его власти.
В борьбе со степной знатью Чингисхан поначалу опирался на своих верных соратников Боорчу, Кичлика, Джэбэ и других, зачастую людей низкого происхождения. Некоторые из них, до того как стать его военачальниками, были простыми пастухами, но в сражениях показали себя бесстрашными бойцами. Чингисхан наверняка очень скоро понял, что честолюбие — лучший стимул для действия, что преданность примкнувших к нему простолюдинов будет подкрепляться их собственной выгодой.