В том 1215 году Пекин приблизительно соответствовал территории, которую в наши дни называют «Внешним городом» (или «Китайским городом»). За его огромными укреплениями длиной в 43 километра с дюжиной монументальных ворот многие сотни тысяч жителей ютились в кварталах, которые были той же деревней. В центре города — императорский дворец, канцелярия, административные здания, гражданские и военные казармы, вписавшиеся в жилые кварталы с тенистыми парками, славившимися разнообразием пород деревьев и красотой цветочного декора. Здесь были в изобилии лавки продавцов фарфора, лакировщиков, торговцев пряностями, рестораны, чайные домики или скромные жилища кули — все, что создавало дыхание и душу города, вскоре уничтоженные в ужасающей, пьянящей жажде разрушения.
Узнав, что Цзини покинули имперскую столицу, Чингисхан в январе 1215 года вновь спускается к югу. Он оставляет свой шатер в Лонгху-Тай и приводит войска на подступы к голодающему городу. В марте хан возобновляет свое предложение мира цзиньским властям. Но в это же время осажденным удалось отправить за продовольствием несколько отрядов, сумевших проскользнуть сквозь заслон монгольских войск, а цзиньский государь из своего убежища в Кайфыне приказал отправить в осажденный город солдат и запасы продовольствия. Военный наместник юго-восточного Хэбэя Ли Юн собирает обоз, который должен присоединиться к другому, — помощь, направленная из Чендина: силы насчитывают 39 000 солдат и каждый обязан нести 30 килограммов продуктов кроме тех, которые погружены на повозки.
Узнав о предпринимаемых усилиях для того, чтобы попытаться спасти город, Чингисхан, естественно, отменяет свое предложение мира и срочно посылает войска навстречу силам противника. Захваченные врасплох монголами, которыми командуют Шимо Минань и Шен Ся, войска Ли Юна терпят полное поражение. По свидетельству китайских источников, 3 000 монголов напали на 39 000 цзиньских солдат, командир которых был пьян и совершенно неспособен обеспечить какую бы то ни было дисциплину среди своих людей. Ли Юн был захвачен в плен, и его тысяча повозок с продуктами попала в руки монголов. Кайфынские власти, рассмотрев возможность отправки второго обоза для спасения Пекина, смирились с необходимостью предоставить город его судьбе. В мае монголы, к которым присоединились китайские войска, снова провели несколько успешных операций.
Внутри города отсутствие продуктов вызывает вскоре жестокий голод и, говорят, ужасающие сцены людоедства. Между генералами, осуществляющими командование на месте, Фу Синем и Мораном Цзиньчжоном, происходит резкое столкновение: должны ли они предпринять отчаянную вылазку и погибнуть с мечом в руке или умереть от голода? Принц Фу Синь предпочел покончить с собой, тогда как его товарищу по несчастью удалось вместе с несколькими близкими выскользнуть из стен осажденного города, бросив принцесс императорского дома, которых он, однако, поклялся спасти; проложив себе путь сквозь вражеские позиции, по всей вероятности, ночью, он добрался до Кайфына, где (позже) был казнен.
После позорного бегства командующего офицеры решили капитулировать и направили парламентеров к осаждающим. Наконец в июне 1215 года гигантские ворота крепостной стены, окружающей императорский город, открываются: Пекин обессиленный, сломленный поражением и отчаянием, предлагает себя вульгарному варвару, пришедшему из глубины степей. Но Чингисхан не стал ждать конца осады, он снова поднялся к северу, конечно, из-за сильной жары, которая в это время года царит на пекинской равнине. И когда столица сдалась, он не сделал ни малейшей попытки вернуться. А впрочем, чтобы он там делал? По обычаю его часть добычи — как и принцев, и офицеров, и каждого простого воина — была для него скрупулезно сохранена. Зачем возвращаться, чтобы присутствовать при тяжком зрелище разграбления побежденного города?
Несмотря на капитуляцию города победители не сдерживали своих инстинктов насильников. В сопровождении дополнительных тюрко-монгольских войск и союзных сил киданей и китайцев монголы зарубили, начиная с первых же дней, тысячи пекинцев, потому что они отказывались отдавать свое добро, потому что они забивались в свои дома и потому что они не понимали того, что орала пьяная солдатня, или просто потому, что они были побежденными… Люди, вооруженные топорами, саблями и палицами, толпами ходят по улицам, набрасываясь на развороченные магазины, чтобы извлечь запасы еды или вина. Повсюду на улочках, в богатых виллах, в конторах чиновников разбросаны домашняя утварь, разбитые кувшины, лакированные ширмы, смешанные с нечистотами. Полураздетые люди спрыгивают с коней и спорят, ругаясь, из-за куска шелка, драгоценностей из нефрита, пестро расписанных тканей или даже тряпичной куклы или зеркала, в то время как сокровища искусства валяются в пыли. Старикам, пытавшимся защитить своих детей от ярости грабителей, перерезают горло, женщин швыряют на повозки, уже нагруженные множеством разнообразных вещей. Некоторые кварталы разграбленного города похожи на рынок, который разметало взрывом.
Но победители должны вскоре уйти, так как от непохороненных трупов исходит зловоние. Бродячие собаки, тысячи крыс обнюхивают раздувшиеся тела, застрявшие под обломками, гниющие в невыносимой июньской жаре. Сотни тысяч уцелевших пекинцев ютятся в развалинах или в предместьях за пределами городских стен, устраиваясь на пустырях, на обломках, возле загаженных источников воды. В великом бедствии, поразившем весь город, каждый стремится найти пристанище или утешение рядом с такими же, как он сам. Как и радость, бедствие объединяет. Вскоре налаживается постоянная связь между городом и внешним миром, чтобы найти дрова, веревки, солому и понемногу заменить то, что исчезло. Затем жалобы и плач стихают, так как китайский народ видел много превратностей судьбы, голод и войны.
Однако в течение месяца целые районы города объяты пожаром. Проезжая через развалины Пекина несколько месяцев спустя, посольство из Хорезма, посланное к Чингисхану, в ужасе видит, что в некоторых районах города еще лежат горки человеческих костей и что полы многих жилищ до сих пор залиты кровью жертв. Эпидемии не прекратились, и многие хорезмские послы умерли, по-видимому, от тифа.
Предупрежденный о капитуляци Пекина, оказавшегося в руках его союзника Шимо Минаня, Чингисхан немедленно отправил своего приемного брата Шиги-Кутуху и двух офицеров из своей охраны, Онгхура и Архай-Казара, для инвентаризации богатств императорской казны. Но императорский чиновник предложил посланникам хана только крохи сокровищ. Принятые обоими офицерами монгольской гвардии, они были отвергнуты Шиги-Кутуху, сказавшего, что он не может присвоить себе то, что по праву принадлежит их государю. Поставленный в известность об этом факте людьми из своего окружения Чингисхан не преминул похвалить верность своего приемного брата, но строго отчитал обоих офицеров за эгоизм и нечестность. Требование абсолютного повиновения своей личности, обостренное чувство своих прав и неутолимая жажда безраздельной власти: характер Чингисхана не изменился. Его воля к власти еще далека от удовлетворения.
Дальновидный политик, хан немедленно использует военный успех, который одержали его войска, добившись капитуляции Пекина. Он тут же начинает новый поход против Утубу, укрывшегося в Хэнани. Сам он, однако, по-прежнему остается на севере, не принимая участия в военных действиях.
Цзиньские власти, переместившиеся в Кайфын, растеряны. С северо-востоком Маньчжурии нет больше связи, и другие города Хэбэя сдаются захватчикам. Государство Цзинь оттеснено во внутренние области, так как оно утратило контроль над окраинными территориями. Бегство Двора сильно подорвало престиж императора. Повсеместно вспыхивают мятежи, командующие войсками в провинции, пользуясь ситуацией, перестают повиноваться цзиньскому правительству.
В апреле 1215 года, когда монгольские войска ведут осаду Пекина, Цзинь внезапно оказывается лицом к лицу со страшным голодом, который опустошает Хэнань и гонит десятки тысяч беженцев. Солдаты, бегущие от монголов, хлынули на юг со своими семьями, таща тачки со скарбом и всем тем, что они смогли награбить по дороге в деревнях. Говорят о миллионе беженцев, вовлеченных в трагический исход. Императорские власти, озабоченные тем* чтобы не дать этим несчастным подойти к воротам столицы, применяют драконовские меры, чтобы устроить их на землях Шаньдуна, вдали от Кайфына. Но провинциальные чиновники, которым поручено реквизировать земли и устроить лагеря для беженцев, коррумпированы. «Торговля влиянием», обезземеливание доводит часть крестьянства до нищеты, и вооруженный мятеж не замедлит всколыхнуть деревню. Чтобы подавить это движение, посылают войска. Не менее 30 000 восставших гибнут от рук императорских солдат. Начинаются крестьянские войны. Кайфынский двор должен вызвать солдат из Маньчжурии, которые в связи с монгольским нашествием вынуждены прибыть на кораблях морским путем. Это гигантское крестьянское восстание, мятеж Красных Повязок, закончится только в 1223 году.
Воспользовавшись волнениями, покачнувшими трон рузгенов, тангуты из империи Минья поднимают голову; они атакуют цзиньские позиции и проводят много успешных операций в Ганьсу и Шэньси. Цзинь успешно посылает войска, чтобы остановить продвижение тангутов, которым удается разбить армию в 80 000 человек.
Борьба одновременно против монголов, тангутов и внутренних мятежей является для Цзинь тяжким испытанием. Китайские документы того времени сообщают об огромном народном ополчении, мобилизующем всех еще боеспособных мужчин в городах и селах. Сержанты, занятые рекрутским набором, объезжают провинции со своей охраной, собирая повсюду земледельцев или бродяг под императорские знамена. Понемногу формируются армейские корпуса, которые будут расположены, как ожерелье, вокруг Кайфына, одни к северу от Хуанхэ, другие к югу. Солдатам разрешено забирать с собой семьи: надеются, что тогда они не дезертируют так быстро. Но этим поспешно собранным войскам не хватает кавалерии и опыта.