Чингисхан сумеет ловко использовать распри между родами и крупными семьями найманов, чтобы одержать над ними победу. Затем он повернет свое оружие против меркитов, татар и тайтчиутов, чтобы в свою очередь разбить их, обеспечив себе, таким образом, ведущую роль в Восточной Монголии. Только достаточно упрочив свои позиции, он начнет борьбу против врагов: монгольских принцев, оспаривающих законность его власти. Так постепенно будут устранены слишком могущественный Джамука, принцы Тайчу и Сэче-Беки, Бури-Силач. То оружием, то хитростью Чингисхан сумеет маневрировать, чтобы вовремя пресечь любую попытку лишить его власти.
Для устранения степных аристократов Чингисхан опирался вначале на своих братьев по оружию: Боорчу, Кичлика, Бадая, Джэбэ-Стрелу и других, часто скромного происхождения — некоторые, до того как получили от хана должность командира, были простыми пастухами, но сумели проявить себя на полях сражений как бесстрашные и опасные бойцы. Чингисхан, конечно, давно открыл для себя, что честолюбие — самая могучая движущая сила. Он знал, что эти люди, бывшие в прошлом ничем, станут служить ему с еще большей преданностью, понимая, что это поможет им выдвинуться.
Чингисхан потратил двадцать долгих лет, чтобы собрать под свои знамена монгольские племена. В конце этой борьбы за власть он провозглашен ханом, и только начиная с этого момента он посвящает себя управлению своей гигантской вотчиной. В этом человеке чувствуется неукротимое стремление командовать, подчинять себе окружающих, но также — организовать свой народ, как он организовал свою армию. Чтобы распоряжаться и управлять своей подвижной империей, улусом, он обнародует ясу, кодекс законов, который создаст структуру монгольского общества и станет выражением его национального самосознания. Основанная на правовых традициях монгольских кочевников, яса в то же время будет регулировать отношения с оккупированными странами.
Яса — запрет, правило» смысл которого можно резюмировать одной формулировкой: «Запрещается неповиновение закону и хану!» утверждает нерушимое понятие права. Теоретически, по крайней мере, это уже не торжество права более сильного. Варварство само положило себе предел. Так. любое преступление должно было быть подтверждено свидетелями, мелкие проступки наказывались только штрафом, существовала градация наказаний. Яса подчеркивала главные добродетели, такие, как честность, гостеприимство, верность, родительский долг, сдержанность. Их нарушение влекло за собой наказание. Принятый в 1206 году, этот кодекс законов, освященных традицией, подчинял общество строгой дисциплине.
На заре XIII века дисциплинированность монголов, установленный в их обществе порядок вызывали удивление и восхищение путешественников. «Тартары — самый послушный своим вождям народ в мире, даже в большей степени, чем наши монахи своим настоятелям, — писал несколько наивно Плано Карпини. — Они их бесконечно почитают и никогда не говорят им неправды. Между ними не бывает пререканий, распрей или убийств. Случаются только мелкие кражи. Если один из них теряет каких-нибудь животных, нашедший остерегается присвоить их себе и часто даже приводит их владельцу».
Ту же картину рисуют многочисленные путешественники и даже мусульманин Абул Гази: «В царствование Чингисхана во всей стране — между Ираном и Тураном — было так спокойно, что можно было бы пройти от Восхода до Заката с подносом золота на голове, не испытав ни от кого ни малейшей попытки насилия».
Итак, совершенно ясно, что составление и принятие ясы при Чингисхане было началом нового периода стабильности среди кочевых народов Центральной Азии. Своим строгим применением яса отметила печатью порядка и дисциплины монгольское общество и положила конец глубокой анархии, которая была характерна для него до XIII века.
Чингисхан систематически применял стратегию устрашения и террора. Слишком немногочисленные для того, чтобы бороться со многими очагами сопротивления, не склонные к противостоянию изматывающей партизанской войне, монголы часто прибегали в назидание к кровавым методам. Поголовное уничтожение всего гарнизона, истребление гражданского населения имели целью задушить в зародыше возможное вооруженное сопротивление и сберечь человеческие жизни в монгольских войсках. Во многом ли отличается эта политика устрашающего террора от той, которая привела к сбрасыванию атомных бомб на японские города?
Любая попытка понять монгольское нашествие поднимает два вопроса, не получившие разрешения до сего дня: для чего понадобился этот внезапный захват огромной части Евразии? Каким образом кочевники смогли завладеть такими гигантскими территориями и создать империю, которой не было равных по величине до наших дней?
Между кочевыми и оседлыми народами часто находится что-то вроде по man'a land, которую можно проехать за несколько дней, но куда редко кто отважится проникнуть. Превратности кочевой жизни, стойкие климатические изменения, постоянно растущий демографический взрыв, столкновения между племенами могут повлечь за собой значительные перемещения, при которых племена переходят на другие территории или на земли оседлых народов. «Теория домино» часто применяется к кочевым народностям, сгоняющим со своих мест другие народы, менее многочисленные, менее мощные или более мирные.
Вспомним также, что завоевательные походы кочевников начались в III тысячелетии до Рождества Христова. Киммерийцы захватили Ассирию и Урарту, хетты родом из Анатолии распространились по Ближнему Востоку. Центральная Азия в самом деле знала циклы приливов кочевников: тохары в Тариме и китайском Туркестане, ксионги, затем гунны, которые хлынули между Оксом[26] и Каспийским морем, а позднее — в Индию. Кочевники — прототюркские, прототунгусские или протомонгольские — много раз нападали на оборонительные сооружения Китая или восточных империй. Античный мир также испытал на себе валы набегов: аваров, аланов, визиготов, вандалов, славян в Германии, германцев в Галлии, кельтов против Римской империи. Одни за другими, саксонцы, галлы, англезы, викинги или сарацины, захватившие Европу или Африку, будут «варварами» в глазах народов, раньше них ставших оседлыми, и считающих себя единственными носителями цивилизации.
Итак, завоевания кочевых народов имеют долгую историю. Они распространились из Центральной Азии на запад, а также в сторону Китая и Индии. Однако, за некоторым исключением, большая часть Китая, Индии, Ирана, арабского Среднего Востока и Европы достигла grosso modo в XIII веке определенного уровня цивилизации, базирующейся на возделывании сельскохозяйственных земель, кустарном производстве и торговле.
У берегов Тихого океана, в Маньчжурии, в самом центре Европы, в Венгерской пуще существует длинная полоса земель, непригодных для возделывания: степи. Однако на этих пространствах живут, как и жили одно или два тысячелетия тому назад, различные кочевые народности: тюрки, монголы и тунгусы. Речь идет об архаическом образе жизни в период самого расцвета того, что принято называть Средневековьем. Между китайцами империи Цзинь и монголами Чингисхана, между персами Хорезмской империи и киргизами также существовал громадный разрыв в развитии: с одной стороны, житель Пекина, который за белыми стенами города может ходить по сотням улиц, запруженных каретами, бродить по рынкам; с другой — монгольский пастух со своей юртой на временной стоянке и отарой овец.
У китайских крестьян или в оазисах Ближнего Востока жизнь, конечно, не была сладкой: архаичные способы обработки земли, стихийные бедствия, налоги помещикам, императорские реквизиции не облегчали им существование. Но кочевники, привыкшие к степным просторам, были околдованы большими городами, окруженными защитными укреплениями. В Пекине, а также в Бухаре или в Самарканде они с жадностью высматривали, прежде всего, добычу, собранную в княжеских дворцах, в домах знати, на складах, в магазинах или в амбарах. Даже в деревенских поселках зерно, фураж, ткани, драгоценности и женщины, казалось, как будто собраны в каменных сундуках, готовы — и только ждут алчных грабителей.
Чтобы объяснить монгольское нашествие, некоторые климатологи выдвинули предположение, что во времена Чингисхана в евразийских степях выпало наименьшее количество осадков. В результате кочевники, жертвы резкого падения уровня жизни, вынуждены были пользоваться иными источниками, помимо скотоводства: охотой и рыбной ловлей, а также войной. Другие, напротив, утверждают, что климат в начале XIII века как будто бы благоприятствовал обилию степной растительности, откуда — значительный прирост поголовья табунов, что позволило монголам экипировать свою кавалерию для крупномасштабных военных операций.
Русский историк Воробьев, со своей стороны, напоминает, что межконтинентальные торговые пути в направлении Европа — Азия и обратно переживали в эту эпоху упадок, что должно было сказаться на монгольских племенах, так как в обычное время они пользовались «результатами» торговли на различных дорогах Шелкового пути. Дань, которую китайцы платили монголам (в частности, по условиям договора 1147 года), свидетельствует о том, что кочевники потребовали от Китая не произведения художественных промыслов, как обычно, а продукты сельского хозяйства и, что еще любопытнее, волов и овец. Это заставляет предположить, что у монголов возникли большие трудности с продовольственными запасами и, следовательно, их вторжение отвечало экономическим потребностям. В конце концов речь шла о самом классическом империализме.
Не будем забывать о тысячелетнем антагонизме между кочевниками и оседлыми народами. Последним, защищенным городскими стенами или привязанным к своим полям, приходилось с давних времен сдерживать натиск «дикарей». Но кроме этой «битвы за пространство» существовало, с одной стороны и с другой, неосознанное, но глубокое стремление навязать свой образ жизни. Монголы не довольствовались только тем, что грабили и убивали крестьян и горожан, они пытались также силой сделать их «такими же, как они сами». Захватив город, завоевав страну, они разлучали семьи, уводили в разные места жителей, которые должны были превратиться в их слуг, использовали по своему усмотрению ремесленников, музыкантов и актеров, ставших их собственностью, как будто они старались «сломать» структуру всего общества. Депортация, рассредоточение оседлых народов — эта политика свойственна не только монголам, так как она проводилась во время вторжений другими кочевниками. Но, конечно, от этого ужас, внушаемый Чингисханом и его преемниками, становился еще больше.