Ойраты входили в состав всех античингисовских коалиций. Когда же Завоеватель послал своего старшего сына Чжочи привести к покорности этих «лесных людей», «вплоть до страны Сибирь», ойратский вождь Хутуха-беки вдруг объявил о признании сюзеренитета Чингисхана, и в Шихшите «все десять тысяч ойратов» в присутствии царевича подписали акт о вассальной зависимости.
Далее путь Чжочи лежал на запад, в древнюю ставку киргизов, живших на верхнем Енисее, между Саянами и горами Танну-ула, в край, являвшийся совершенно диким, «за исключением волнистой степи, простирающейся южнее Улуг-Кема и Большого Кемчика, где снег выпадает уже в августе». Этот край также богат дичью, а в кедровых, лиственничных, пихтовых и березовых зарослях водятся олень-вапити, мускусная лань, соболь, горностай, выдра, бобр. Кстати говоря, древние киргизы и их потомки (тувинцы) одомашнили оленя, и он снабжает их одеждой подобно тому, как береза дает кору для кровель их жилищ.
Эти лесные тюрки, как и их соседи ойраты, решили сопротивление армии Чжочи не оказывать, а их князья Едиинал, Альдигер и Уребек-тегин кланялись Чжочи белыми кречетами, черными соболями и белыми меринами.
Возвратившись по выполнении приказа к отцу, Чжочи привел с собой всех названных вождей.
Особенно радушно Завоеватель принял ойрата Хутуха-беки, покорившегося первым. В знак признательности он дал его сыновьям — Иналчи и Турелчи — царевен из своего дома: первому досталась Чечейген, а второму — Олуйхан, дочь князя Толуя.[42] Эта «политика браков» позволила Чингисхану окончательно подчинить себе «людей леса».
Правда, в числе лесных племен имелось одно, еще не покорившееся. То были хори-туматы, которых иные исследователи ищут в лесистых горах Иркуля и в истоках Оки, другие же — севернее страны ойратов, там, где Зима соединяется с Окой, между Окой и Ижой, северо-западнее Балаганской степи. Определенно известно лишь то, что речь идет о стране гористой, занимающей центр сибирской тайги. «В стороне от главных троп, — пишет по этому поводу исследователь Гренар, — тайга почти так же непроходима, как экваториальный лес. Часто приходится прибегать к топору, в особенности там, где упавшие деревья скрыты высокой травой и зарослями желтой акации и смородины. В этих лесах издалека заметить возвышенность невозможно; между ручьями и холмами нет никакого различия; не существует никаких ориентиров. Рассказывают о скоплениях охотников, навсегда затерявшихся в этих в общем-то безлюдных краях, на каждом шагу таящих опасность».
Чингисхан поручил своему верному Борохулу привести туматов под ярмо. В ту пору ими правила вдова их последнего вождя Ботохай-тархун (Толстая), чрезмерно грозной не казавшаяся.
…Борохул беспечно трусил на своем коне впереди отряда. Однажды вечером, когда он так, не спеша, продвигался по едва различимой тропе посреди густого леса, вражеские дозорные напали на него и убили.
Извещенный о гибели приемного брата, Чингисхан пришел в ярость и хотел было лично отомстить за его смерть, но Боорчу и Мухали его отговорили. Тогда он поручил провести карательную операцию Дорбо-догшину (Грозному) из племени дербетов.
Дорбо привел свое войско в полном боевом порядке к опушке вражеского леса. Чтобы обмануть противника, он расставил свои рати так, как если бы они должны были далее двигаться по всем известным дорогам и ущельям, но неожиданно приказал им идти по звериным тропам. Помогая себе топорами, его воины, никем не замеченные, поднялись на вершину горы (возможно, одной из Карагасских гор), откуда сквозь просветы меж деревьев увидели, как внизу — вероятно, со стороны Уды, близ нынешнего Тулунска, или Нижнеудинска, — туматы готовятся к пиру. Дорбо свалился на врага как снег на голову среди жаркого лета и без труда захватил их лагерь.
Этот успех был тем более ценен для монголов, что хори-туматы не только умертвили Борохула, но и увели в плен Хорчи-нойона, а также ойратского князя Хутуха-беки, только что перешедшего на сторону Чингисхана.
Кстати говоря, Хорчи-нойон попал в плен при обстоятельствах довольно курьезных. Завоеватель позволил ему выбрать для своего гарема 30 самых красивых туматских девушек. Имея на руках это разрешение, он ничтоже сумняшеся прибыл к туматам, но те его не ждали, о решениях Чингисхана ничего не знали и потому, как вора, посадили на цепь. Монгольские воины его, естественно, освободили. Чингисхан, компенсируя моральный ущерб, понесенный его ратоводцем, приказал немедленно отдать ему все три десятка отобранных им туматских красоток.
Хутуха-беки, «знатока лесных народов», посланного освободить Хорчи-нойона, царь наградил и того лучше, подарив ему самоё туматскую правительницу, толстую Ботохай-тархун. Одновременно он принес 100 туматских воинов в жертву духам-манам[43] несчастного Борохула.
Соперничество между духовенством и светской властьюАмбиции Великого шамана
Объединив под своим началом пастухов-кочевников и таежных охотников, Чингис сделался властителем практически всей Монголии. Этим успехом он был обязан своим личным качествам и не менее — доблести соратников: как было сказано впоследствии, «империя была основана на коне». Однако — и монгольский бард о том свидетельствует — воцарение Темучжина совершилось и не без участия некоторых его шаманов, которые до распространения в стране буддизма оказывали значительное воздействие на состояние умов.
Самым влиятельным шаманом являлся Кокочу, сын Мунлика. Мы уже знаем, сколь важную роль играл Мунлик в годы отрочества Есугаева сына. Именно Мунлику умиравший баатур поручил забрать Темучжина у унгиратов, и тот его волю исполнил. В дальнейшем он, правда, довольно некрасиво покинул юнца и встал под Чингисовы знамена довольно поздно. Верно и то, что он еще раз спас Завоевателя, помешав ему броситься очертя голову в кераитскую западню. Теперь как человек, оказавший чрезвычайно ценные услуги, он занимал при своем господине первостепенное место. Авторитет семьи Мунлика был тем более велик, что четвертый его сын, Кокочу, слыл наиболее могущественным волхвом своего времени и края.
Колдовские способности Кокочу, действительно, были необыкновенны, о чем говорит его титул «Небеснейший». Ходили даже слухи, будто он на своей серой в яблоках лошади летал на небо для беседы с Богом!
Как бы там ни было, шаман сыграл важную роль в работе всемонгольского собрания 1206 года, одобрившего возведение на престол Темучжина. Именно он, как утверждают персидские авторы, подтвердил от имени Тенгри царское звание «Чингисхан», присвоенное старшему сыну Есугая храброго.
То ли ценя оказанные ему услуги, то ли побаиваясь колдовства, Чингис обращался с Кокочу осторожно и даже порой опускался до сделок с ним. Кокочу сделал из этого свои выводы. Влияние, которое имел шаман на царя, сделало его надменным, и он стал вмешиваться во все государственные дела, пренебрежительно нарушая сложившиеся правила. Будучи уверенным в том, что Темучжин взошел на престол исключительно благодаря ему, Кокочу едва ли не возомнил себя равным хану. Сильный поддержкой своих шестерых братьев, он наглел день ото дня.
Собравшись однажды вместе, люди Мунлика избили Хасара, родного брата Чингисхана, богатыря и непревзойденного стрелка из лука![44]
Вместо того чтобы отомстить им напрямую, и этот факт особенно убедительно показывает, что колдуна боялась даже царская семья, Хасар бросился в ноги к Чингисхану и пожаловался на обидчиков. Но тот стал ему выговаривать с раздражением, за которым скрывалось его собственное смущение:
— Слывешь непобедимым, а вот и оказался побежденным…
Обиженный на весь мир, Хасар ушел и не появлялся при дворе три дня.
Однако этим дело не кончилось. Желая вызвать у Чингиса недоверие к его младшему брату, Кокочу сказал ему:
— Великий Тенгри вещает мне свою волю так, что выходит временно править государством Темучжину, а временно Хасару. Если ты не предупредишь замыслов Хасара, то за будущее поручиться нельзя.
Змеиные речи шамана произвели на Чингисхана глубокое впечатление. Поверив в то, что Хасар намеревается его убрать, он той же ночью прискакал к брату и арестовал его. Однако двое верных людей Хасара[45] поспешили сообщить о случившемся Оэлун. Не теряя времени, та запрягла в колесницу белого верблюда и пустилась в путь. На заре она уже была возле Темучжиновой юрты.
Хасар, простоволосый, без пояса, с завязанными руками, стоял перед Завоевателем, чинившим ему допрос с пристрастием, пытаясь уличить в заговоре. Увидев мать с черным от гнева лицом, внезапно появившуюся у юрты, Чингисхан пришел в замешательство и даже испугался. Старая женщина подошла к Хасару и, развязав сыну руки, отдала ему шапку с поясом, затем, обессилев от переживаний, «опустилась на корточки, расстегнулась и, выложив обе груди на колени свои, заговорила:
— Видите? Вот груди, которые сосали вы. О пожиратели материнской утробы и братоубийцы! Что сделал вам Хасар? Темучжин опорожнял одну полную грудь. Хачиун с Отчигином вдвоем не могли опорожнить и одной. А Хасар успокаивал меня и ублажал, опорожняя обе груди мои. Вот почему Темучжин взял умом, а Хасар — меткой стрельбой[46] и силой.
Кто в перестрелку вступал,
Тех покорял он стрельбою
Тех, кто робел перед битвой
Выстрелом вверх забирал
Не за то ли и возненавидели вы Хасара, что это он раздавил врагов?
— Страшно и стыдно мне материнского гнева, — проговорил Темучжин. — Давай уйдем
Но увы, шаманова клевета без последствий не осталась Тайно от матери Завоеватель отобрал у Хасара добрую половину владений, оставив ему тысячу четыреста юрт. Когда Оэлун об этом узнала, ее сердце не выдержало и она начала быстро угадать