Чингисхан: Покоритель Вселенной — страница 35 из 58

Эти центры хлебопашества и даже огородничества одновременно являлись центрами караванными, имевшими огромное значение для торговли. Именно здесь проходил древний Шелковый путь, который подобно мосту, перекинутому через пустыни, соединял китайский мир с Персией, мусульманским миром и Европой. Александрийские географы эпохи Птолемея, китайско-буддийские паломники Средних веков, Марко Поло, живший в конце XIII века, описали для нас этот знаменитый путь, северный отрезок которого пролегал по Турфану, Харашару, Куче и Аксу, а отрезок южный — по Лобнору, Хотану и Яркенду, чтобы соединиться опять-таки в Кашгаре. Из Кашгара дорога шла по перевалам Алтая и Гиссароалая, севернее Памира; на западе она спускалась к плодородной Ферганской долине, Самарканду и Трансоксиане[49] и попадала в мир мусульманский.

Немного северо-западнее, по лесистым горам Тянь-Шаня, на уровне Уч-Турфана, между Аксу и Кашгаром, проходит другой исторический путь, тот, что ведет к Иссык-Кулю, «Теплому озеру», воды которого, несмотря на соседство грандиозных ледников, не замерзают никогда. Здесь начинается еще один мир, где западнее озера рождается река Чу, которая, оросив плодоносную долину Пишпека (совр. Бишкека, недавнего Фрунзе. — Е. С), теряется в Белых песках (Ак-кум), неся свои воды к Аралу и сибирско-туркестанским степям.

Этот обширный край в начале правления Чингисхана был поделен между двумя, равно интересными для истории, государствами: Уйгурским и Кара-китайским.

Северо-восточные оазисы: Бешбалык, Турфан, Харашар и Куча, — принадлежали тюркам-уйгурам, первому цивилизованному народу тюркской нации. В IX столетии, перейдя к оседлому образу жизни, уйгуры, одна часть которых исповедовала буддизм, а другая — христианство несторианского толка, создали собственный алфавит, взяв за основу древнесирийскую письменность, который стал прототипом монгольской азбуки. Свой диалект тюркского языка они превратили в язык литературный, на нем написан ряд интересных трудов, в том числе по буддизму, часть которых, по сути, представляет собой переводы с санскрита.

Уйгуры в определенном смысле выступили перед другими тюрко-монгольскими народами в роли учителей цивилизации. Именно у них северные степные племена — вчерашние кераиты и найманы, а также Чингисовы монголы — брали грамотеев и писцов, необходимых для их зарождавшихся канцелярий. В доброй половине Верхней Азии уйгурский тюркский язык и уйгурский алфавит стали языком и письменностью национальной администрации.

Уничтожив в 1204 году царство найманов, Чингисхан нашел среди них писца-уйгура по имени Тататунга, хранителя золотой печати. Увидев сей загадочный предмет, Завоеватель полюбопытствовал, каково его назначение.

Тататунга ответил:

— Она используется во всех делах: как при выдаче денег и зерна, так и при назначении людей.

Короче говоря, писец-уйгур служил у найманов канцлером, заведующим их государственной канцелярией. Чингисхан взял его на ту же должность, и с того времени все официальные акты Монгольской империи составлялись на тюркско-уйгурском языке. Более того, Чингисхан, который так и умер неграмотным, заставил своих четырех сыновей обучиться уйгурской письменности. Ответственность за это он возложил на Тататунга.

Заботу о создании Чингисовой канцелярии разделил с уйгуром другой книжник, Чинкай, кераит, владевший уйгурской культурой. Именно его западные путешественники называли «протонотариусом», сиречь канцлером.

Итак, еще когда был жив Покоритель Вселенной, при его кочевом дворе были созданы те самые «уйгурские приказы»,[50] которые сыграли важную роль и при его наследниках.

В тот период уйгурским царством, государи которого, идикуты (священные величества)., находились в Бешбалыке, что в северо-восточной части Тянь-Шаня, правил князь по имени Барчук, человек весьма рассудительный. Объединение племен под Чингисовым знаменем для него имело поистине вселенское значение. Пока другие размышляли, он, опередив всех, направил к Чингисхану послов, Аткираха и Дарбая, с приветственной речью: «С великой радостью слышу я о славе Чингисханова имени. Так ликуем мы, когда рассеиваются тучи и являет себя родитель всего — солнце. Так радуемся мы, когда проходит лед и вновь открываются реки. Не пожалует ли меня государь Чингисхан?.. Тогда стану я твоим пятым сыном и тебе отдам свою силу!»

Получив любезный ответ от Завоевателя, идикут весной 1211 года предстал перед ним лично. В знак признания сюзеренитета Чингисхана Барчук вручил ему дары: золото, серебро, самоцветы, шелка, узорчатые дамаскинские ткани, парчу — словом, все богатства, которыми одаривал уйгуров древний Шелковый путь, по нему они ходили уже 400 лет.

Чингисхан был тронут расторопностью Барчука; она ему польстила тем более, что уйгурская культура пользовалась большим авторитетом в его кочевническом окружении. Визитер был принят необычайно ласково; ему даже пообещали руку монгольской княжны Алалтун.

Государи расстались довольные друг другом. Хозяин Шелкового пути, или, по меньшей мере, его северного отрезка, идикут заручился благорасположением хозяина огромной кочевой империи, только что созданной в северных степях, а Чингисхан благодаря своим новым вассалам, уйгурам, получил возможность контролировать Шелковый путь, важнейшую ось межгосударственного общения. Ошибется тот, кто подумает, будто Есугаев сын не понимал важности международного товарообмена. Нет, его позиция в деле с хорезмийскими караванами, как мы вскоре увидим, убедительно доказывает, что в его глазах торговля имела огромное, если не главнейшее значение.

Поход Джебэ на Памир

Другим царским домом, правившим в Центральной Азии, был дом кара-китайский.

Кара-китаи (черные китаи) являлись ответвлением тех киданей, которые с 936 по 1122 год царствовали в Пекине, где совершенно синизировались.

В 1128 году глава кара-китайской династии был изгнан из Пекина «Золотым царем» и отправился искать лучшей доли на запад от Тянь-Шаня. Несмотря на то что он был носителем китайской культуры, тамошние тюрки его признали, хотя и являлись, например в Семиречье, частью язычниками, частью несторианами, частью мусульманами, а в Кашгаре, Яркенде и Хотане — поголовно магометанами.

Кара-китайское царство, управлявшееся гур-ханами, просуществовало с 1128 по 1211 год. Столицей его значился город Баласагун, стоявший на реке Чу, неподалеку от нынешнего Бишкека.

Ко времени, когда Чингисхан приступил к завоеванию Северного Китая, кара-китайское царство пережило катастрофическое потрясение. Его правитель Елюй Чжелюгу в 1208 году принял у себя знаменитого Кучлука, наследника найманского престола, изгнанного, как мы уже знаем, монголами. Он не только предоставил убежище этому беглецу, но и женил его на своей дочери. За что и поплатился. В 1211 году зять поднял против тестя восстание и, арестовав, занял его трон. Увы, этот дикий потомок алтайских кочевников не обладал ни единым качеством, сколь-либо полезным для управления тюрками, в значительной мере уже оседлыми. Стремясь принудить их принять его власть, он на протяжении двух или трех лет уничтожал их урожай копытами своей конницы. Далее. Подобно всем найманам, полушаманист-полунесторианин и вдобавок буддист по своей кара-китайской жене, Кучлук повел борьбу с исламом, религией большей части населения, которое хотел подчинить себе, и даже распял на кресте главу хотанских имамов. Так что к моменту Чингисовой активности в этом регионе его ненавидели практически все подданные.

Среди бывших вассалов кара-китайского царства были два тюркских вождя: Арслан, правитель карлуков, населявших Семиречье, и Бузар, правитель Алмалыка, что возле современной Кулиджи, в верховьях Или. В 1211 году эти князья, почуяв, откуда ветер дует, подобно соседям-уйгурам примкнули к Чингисхану. Арслан воочию убедился в правильности сделанного им выбора, когда на севере Семиречья появился корпус монгольских войск, ведомых «великим воином Хубилаем». Сопровождаемый сим последним, он немедленно прибыл к Чингисхану и присягнул ему на верность.

Что касается Бузара, то он направил к Завоевателю своего сына.

Кучлуку было бы разумнее закрыть глаза на это «диссидентство» и не напоминать о своем существовании Чингисхану. Увы, он не забыл ни о гибели отца в битве под горой Наху, ни о частичном истреблении своего народа. Для начала найман напал на Бузара. Он подстерег его на охоте и убил. Но овладеть Алмалыком ему не удалось. Бузарова жена успешно руководила обороной города, а ее сын Сукнак-тегин[51] обратился за помощью к Чингисхану.

Завоеватель, естественно, не мог равнодушно относиться к тому, что бывшее кара-китайское государство попало в руки найманского венценосца, сына вражеского народа, его, Темучжина, личного врага. Убийство Бузара явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения и ускорило возмездие.

Чингисхан поручил привести в исполнение приговор своему самому энергичному полководцу Джебэ (Стрела). Шел 1218 год. Каким маршрутом повел Джебэ свои рати? С какого направления нанес удар? Ответов на эти вопросы не найдено. Неизвестно даже, где мог тогда находиться Кучлук, ожидавший роковой сшибки. Похоже, что монгольские конники проникли на земли Кучлука из Уйгурии, через Тянь-Шань. Восточнее в их распоряжении имелся как опорный пункт Алмалык. В той процветавшей тогда «яблочной стране», у Сукнак-тегина, преданного Чингисхану, они могли сделать передышку и восстановить силы. Оттуда им оставалось только спуститься в илийскую долину (где «песчаные холмы чередуются с зеленью камышей, луговых трав и вязовых рощ»), чтобы оказаться в самом центре Семиречья, лессовые нивы которого всюду, куда поступала вода, давали богатые урожаи зерновых, льна, конопли и овощей.

Уставшее от Кучлуковой тирании население, похоже, оказало монголам неплохой прием. Этих ужасных кочевников, которых в других местах боялись как Господнего наказания, оно встретило как освободителей. То же произошло и на западе от Иссык-Куля, где Баласагун, столица бывших гур-ханов кара-китаев, открыл свои ворота без боя. Восторгаясь щедростью края, монголы прозвали его главный город Го-балыгом, то есть красивым.