«О, братья меньшие Владыки нашего — стрелок искусный Хасар и ты, борец могучий Бэлгудэй! Чем языком трепать спесиво, не лучше ль хану послужить ретиво!»
И устыдились братья речей своих, и, глядя вослед удалившемуся старцу, молвили покаянно: «Воистину, гений-хранитель Владыки нам явился!»
С тех самых пор братья смирили гордыню свою»[331].
Соперничество братьев, Тэмужина и Хасара, по-видимому, имевшее место и прежде, усугубилось из-за свойственных последнему завышенного самомнения и высокомерия, что нашло отражение в процитированной выше легенде. И хотя в этот период удалось избежать «раздела кочевий», впоследствии, как мы узнаем из наших источников, они некоторое время все же жили порознь.
Глава восьмая«В их убиении мы соучаствовать должны!»(1196–1198 гг.)
«Так истребим же ворогов-татар, от коих наши предки принимали смерть».
Как следует из предыдущего повествования, в первые годы своего предводительства в улусе «Хамаг Монгол» (Все Монголы) Чингисхан был вынужден одновременно решать многочисленные, очень сложные задачи.
Прежде всего он стремился положить конец «необузданному произволу и безграничному своеволию» родоплеменной аристократии, недавно возведшей его на ханский престол. Причем, «ослабить значение и силу аристократии» Чингисхан пытался «не одною войною, но и политикой». Именно поэтому после конфликта, который спровоцировали журхинцы на пиру у Чингисхана, когда они «запросили мира и во дружестве поклялись, наши (Чингисхан со товарищи. — А. М.) не упирались и воротили им двух ханш — Хорижин хатан и Хурчин хатан»[333], а «впоследствии, с тем, чтобы поладить друг с другом… послы обеих сторон скакали взад и вперед, [договариваясь] о заключении мира…»[334]
Главную причину конфликта Чингисхана и журхинцев китайский монголовед Сайшаал видел в том, что «журжинцы были потомками Охин бархага, старшего сына Хабул-хана. И, хотя их предводители, Сача бэхи и Тайчу, предпочли Чингисхана Жамухе, они кичились своим старшинством и стремились превратить молодого хана Чингиса лишь в номинальную фигуру. Намерения Чингисхана покончить с раздробленностью монгольских родов и племен противоречило их устремлениям своевольно управлять своими подданными.
Иными словами, быть ли монгольским племенам объединенными в единое государство или оставаться по-прежнему раздробленными, — вот в чем заключалась суть этого конфликта… который начиная с битвы при Далан балжуде и вплоть до 1196 года продолжал еще более углубляться и, наконец, перерос в военное противостояние»[335].
Развитие и развязка описанного выше конфликта между Чингисханом и предводителями племени журхин происходили на фоне другой распри, которая случилась в 1195–1196 годах между чжурчжэньским Алтан-ханом и его вассалом, татарскими племенами. В избиении последних Чингисхан также решил «соучаствовать».
Предыстория чжурчжэне-татарской распри такова: «После того как чжурчжэни уничтожили империю киданей и создали державу Алтан-хана (империю Цзинь. — А. М.), между ними и татарами с 1127 года установились тесные взаимоотношения; татарские племена стали самым надежным проводником их враждебной государственной политики по отношению к монгольским племенам. Цель чжурчжэней была в том, чтобы «властвовать над инородцами силами самих же инородцев»…
Однако власти чжурчжэньского государства не были заинтересованы и в том, чтобы укреплялись сила и мощь самих татар. Они не только прекрасно знали ситуацию в татарском лагере, но и ждали подходящий момент, чтобы под любым предлогом воздействовать на татар…
В 1194 году монгольские племена хатагин и салжуд вторглись в порубежные районы чжурчжэньской державы. Ее правитель, Чжанцзун-хан… направил против них три тумэна солдат, рекрутированных в приграничных районах, а также приказал татарам помочь военной силой.
В следующем 1195 году чжурчжэньские войска под командованием Иламина и Ваньгинь Аньго двинулись в сторону озера Хулун и захватили четырнадцать куреней племен хатагин и салжуд. На этот раз на подмогу чжурчжэням выступило татарское воинство во главе с Мэгужин султом, которое захватило много добра.
Однако действия татар были осуждены находившимся при войсках журчжэньским сановником Цзя Гу Цин Чэнем, так как добыча самих чжурчжэней оказалась незначительной. На большую же часть добычи посягнули татары. Это и послужило причиной военного конфликта, разгоревшегося между татарами и чжурчжэнями, и обвинений в предательстве, обращенных в адрес татар»[336].
Поскольку татары «не изъявили покорности» журчжэньскому императору, как прежде, Алтан-хан не стал на этот раз церемониться со своим строптивым вассалом и в 1196 году пошел на него войной.
Чингисхан, только-только замирившийся с журхинцами, получил известие о том, что чжурчжэньская рать под водительством Вангин чинсана сразилась со своенравными, несговорчивыми татарами Мэгужин султа и обратила их в бегство по направлению местности Улз.
Дабы отомстить татарам за своих предков, которые при непосредственном участии ворогов-татар в разное время были пленены, а затем приняли мученическую смерть, Чингисхан решил соучаствовать в их окончательном разгроме. Священное отмщение татарам за отца и других сородичей (кровную месть никто не отменял) стало делом чести для Чингисхана, следовавшего указанному выше принципу «отмщением отомстить за поругание над сродниками».
Он отослал гонцов к Торил-хану хэрэйдскому и Сача бэхи журхинскому с призывом вступить в сражение против ворогов-татар. Чингисхан и тут же откликнувшийся на его призыв Торил-хан прождали журхинцев шесть дней. Поняв, что ожидание тщетно, они выступили на соединение с чжурчжэньской ратью Вангин чинсана в направлении реки Улз.
Монгольский военный историк Х. Шагдар, задавшись вопросом: «Почему журхинцы в период обострения отношений с Чингисханом все же не приняли участие в походе на татар?», писал: «Во-первых, очевидно, по мнению вождей племени журхин этот поход был отнюдь не актом возмездия «за погубленных предков»; во-вторых, их предводители отказались присоединиться со своим войском к Чингисхану, потому что больше не желали подчиняться его власти. Подтверждением тому явились последовавшие после похода на татар события; в-третьих, для Тэмужина, который под покровительством Торил-хана значительно укрепил свои позиции, разгром татар способствовал бы еще большему росту его авторитета и могущества. А это противоречило политическим целям журхинских предводителей Сача бэхи и Тайчу»[337].
К тому времени, когда войска Тэмужина и Торил-хана подошли к месту боев, войска Алтан-хана вместо того, чтобы попытаться развить свой успех, принялись разорять татарские стойбища. Воспользовавшись этим, татарское войско отступило до реки Улз, на берегу которой, используя естественную преграду с тыла, заняло оборону.
После победоносного сражения войск Чингисхана и Торил-хана против татарских племен на реке Улз. Современная настенная живопись. Мемориал Чингисхана в Ордосе (КНР).
Тем не менее сопротивление татарских войск монголами было подавлено, предводитель татар Мэгужин султ попал в плен, были захвачены многочисленные трофеи.
Анализируя ход сражения на реке Улз, Х. Шагдар писал: «Невольно возникает вопрос: почему войско Вангин чинсана… не приняло участие в сражении на реке Улз, а вместо этого занималось грабежом мирного татарского населения? Ответ на этот вопрос следует искать в государственной политике цзиньцев. Обратившись к монгольским аймакам с призывом повоевать татар, цзиньцы ожидали, кто откликнется на их призыв, а кто проигнорирует. Цель цзиньцев состояло не в том, чтобы поголовно уничтожить татар; они лишь стремились снова «столкнуть лбами» татар и монголов. Это было продолжением их политики «уничтожения варваров руками самих же варваров». Именно поэтому цзиньцы не предпринимали решительных действий, ожидая прихода монгольских «союзников», а по окончании сражения поспешили возвратиться восвояси, так и не покончив с татарами навсегда.
У Тэмужина и Торил-хана, оказавшихся втянутыми в государственную политику Алтан-хана, были и свои собственные стратегические и тактические задачи, которые они реализовали в этом походе. К заключению временного союза с Алтан-ханом их толкала угроза, которая исходила от создававшегося на их западных рубежах союза племен во главе с найманами…
Укрепив «дружбу» с Алтан-ханом, Тэмужин обезопасил себя от нападения с востока и создал благоприятные условия для создания единого монгольского государства»[338].
Чжурчжэни, многие десятилетия в своей политике по отношению северных кочевых племен делавшие ставку на татар, узнав о столь своевременной поддержке со стороны монголов и хэрэйдов, по-видимому, вознамерились «поменять лошадей» и принялись оказывать почести новым потенциальным союзникам-вассалам.
Главнокомандующий чжурчжэньских войск «пожаловал Чингисхану титул жаут хури («могущественный ноён»), по современному толкованию, чжаотао, т. е. чин пограничного чиновника-военачальника, призванного привлекать местное население (чжао) на службу цзиньской династии и в случае неповиновения и беспорядков на границе карать виновных и непокорных (тао)»[339].
С одной стороны, это выделяло Чингисхана среди соседних племен и народов, повышало престиж его улуса, а с другой стороны, де-факто означало его вассальную зависимость от Алтан-хана.